— Я не обязана тебе отвечать, — ледяным голосом ответила я и выразительно посмотрела на руку, лежащую на моем локте. — Отпусти.
Мне определенно надо отдохнуть. В глазах чуть помутилось, но своего я добилась. Парень будто обжегся, — он быстро разжал хватку и сделал шаг назад. Выглядел он озадаченным.
— Как ты это делаешь? — спросил он еще суровее, чем раньше.
Вот достал! Я окончательно разозлилась. Сначала Шарго, теперь этот тип... и все чего-то от меня хотят! Послушания, подчинения. Чтобы я пошла работать в Архивы, ловила каждое слово, улыбалась и расшаркивалась!
— О чем бы ты ни говорил, не твоего ума дело! — огрызнулась я, развернулась и ушла. Кажется, этот нахал еще и хмыкнул мне вслед! Между прочим, кто-то задолжал мне кофе.
Вконец злая, я поставила чашку на стол, и посмотрела на возникшего у столика официанта.
— Что пожелаете, эллая?
Мне закрыта дорога в Искатели, и два года стараний коту под хвост. За мной кто-то следил. Я поругалась с дядей, который сенатор. Вмешалась не в свое дело и столкнулась с мерзким типом, умудрившимся испортить мне настроение два раза за день. Чего я хочу? Удавиться.
— Кофе, пожалуйста. — Не стоит рисковать, решат, что приказ, и удавят. — Без сливок, но с сахаром, если можно.
Я села за столик и задумчиво потерла браслет. Золотистые блики пробежали по фиолетовому камню; у отца был такой же цвет.
— Ваш кофе, эллая.
Я обхватила чашку руками, грея ладони о горячий фарфор, и опустила голову. У меня нет выхода. Я должна стать Искателем, в противном случае любые мои попытки найти хотя бы крупицу информации об отце обречены.
Но как мне обойти Шарго? Получится ли? Хватит ли у меня смелости и сил, чтобы бросить дяде вызов, пойти наперекор его решению и решению матери? И что имел в виду Шарго, когда говорил, что отец поставил нас под удар?
Подув на коричневую жидкость, я сделала глоток и забыла обо всем на свете. Бархатистый вкус напитка, мягкая музыка, неуловимый аромат благовоний и кофе, полумрак... Тиара была права, когда говорила, что "Эль Шоко" лучшая кофейная Столицы.
— И пусть весь мир подождет, — прошептала я девиз заведения.
* * *
Кофе и тишина помогли мне прийти в себя. Заплатив, я вышла из кофейной. Домой мне не хотелось, а ноги сами вынесли меня на одну из центральных улочек. Когда я сообразила, что иду домой самой дальней дорогой из всех возможных, возвращаться было поздно.
Шаги гулким эхом отдавались от стен; узкая улочка словно впитывала их звук, отзываясь в ответ глубоким молчанием. Ни звука, ни шелеста, ни ветра. Зеркальные витрины молча следили за мной отражениями меня самой.
Не скажу, что меня радовала прогулка. Чувство, что за мной следят чужие глаза, не покидало — усиливалось с каждым шагом. Тишина давила на уши, и я старалась идти пошумнее, чтобы хоть как-то нарушить тяжелое молчание.
— Шайтан подери! — Каблук увяз в ямке, и пришлось остановиться. Тот, кто придумал традиционный наряд, вряд ли думал об удобстве. Зря: в пышном платье, на каблуках и с этими вечно цепляющимися за все бусами в волосах можно запросто до дома не дойти.
Подумав, я отломила второй каблук — для симметрии, — вздохнула и выпрямилась. Нехороший день: начался плохо, и глупо думать, что закончится хорошо.
Над головой хлопнули крылья, и скрипуче каркнула ворона. Тишина мне не нравилась, а дружелюбие черной птицы и того больше.
— Пошла вон, — неприязненно буркнула я. Обиженно нахохлившись, ворона перепрыгнула на соседнюю ветку и, распушив перья, мрачно уставилась куда-то за мою спину. Черные глазки-бусинки сверлили витрину так, будто обнаружили в ней личного врага.
Я обернулась. И вздрогнула: вместо моего отражения в витрине отражался черный силуэт. В то же мгновение он скользнул в сторону и растворился в зеркальных бликах. Показалось?
В соседней витрине снова мелькнула какая-то тень, в за ней в витрине в самом конце, и чуть подальше, ближе к началу улицы. Я замечала тени краем глаза, но не успевала рассмотреть их, как следует.
Попятившись, я сделала несколько шагов. Я была уверена: ничего особенного в тенях нет, всего лишь... не знаю, игра света? Но сердце колотилось быстро-быстро, и мне было неспокойно. Встряхнув головой, я развернулась и решительно продолжила свой путь, но убыстрила шаг в разы.
Тени не отставали. То там, то здесь я видела их, они шли за мной, иногда забегали вперед, то приближаясь, то отдаляясь, будто играя с жертвой. Я сжимала кулаки, вдавливая ногти в руку, и старалась не поддаваться панике. Но страх нарастал, будто кто-то обдавал шею ледяным дыханием, шел след в след за мной, и тянул руки ко мне.
Я давно вышла из детского возраста, когда боятся чудовищ под кроватью, — а у меня их там пряталось немало, — но сейчас у меня было именно такое, детское, давно забытое чувство. Не выдержав, когда глаз уловил движение сверху, я свернула вбок, за угол. И лишь там перевела дыхание, чувствуя себя хоть немного в безопасности.
Выглянув из-за угла, я покачала головой. Глупая, боюсь пустой улицы и бегаю от нее так, будто она может меня съесть.
— Тссс!
Я аж подскочила. И тут же от души выругалась: всего лишь мальчишка. Его голова высунулась из магазина, а сам мальчишка загадочно манил меня пальцем.
— Ты мне? — Я помедлила, но это же мальчишка! Что он может сделать? Самое страшное — всучить просроченный товар. Или накормить мясом: вот это уже действительно страшно. Я как-то попробовала кусочек на спор, потом две недели отходила. — Чего ты хотел?
Я подошла к двери, но ребенок уже юркнул вглубь магазина. Блестящие глаза светились в темноте, прямо как у кошки. Я остановилась на пороге, поправила платье; в темноту я точно не пойду.
— Нет, или ты сейчас скажешь, что тебе надо, или извини, я пойду дальше. Я тороплюсь. — Я собралась уходить, и тут мне зажали рот, напав со спины. Я вцепилась ногтями в чужую руку, жалея, что не отрастила когти, и изо всей силы укусила нападающего.
— Ай, чтоб тебя! Никогда больше не буду связываться с отпрысками Артура! — Меня втолкнули внутрь, и дверь захлопнулась.
Глава 8
Ханна
— Артур, Артур, ты нас разочаровываешь. — Мужчина взял с полки статуэтку и повертел ее в руках. Я затаилась за занавесками, боясь дышать.
Мужчины появились в комнате так внезапно, что я не успела вовремя сбежать из отцовского кабинета. Разумеется, меня не должно тут быть!
Но мне хотелось подстроить пакость этой выскочке, моей сестре. Я рвала страницы ее любимой книги, страничку за страничкой, с яростью и гневом, которые не могла бросить ни Арианне, ни отцу в лицо. Что бы я им сказала?
Сдались мне их тренировки! Сдался мне отец!
Никто никогда не заподозрит меня в проделке, я была уверена. А если что — улыбнусь и скажу, что это не я. Отец слишком занят, чтобы меня наказывать, даже если поймет, что вру.
Но он убьет меня, если здесь увидит. В святая-святых, в личном кабинете. Будто здесь есть, что делать. Ногти скребнули по цветной странице книги. Мне хотелось закончить дело и смыться отсюда.
А я не могла. Сидела и наблюдала — в надежде, что занавески меня скроют.
Взгляд отца лишь на секунду задержался на занавесках. Я отпрянула в тень, и отец чинно сел за стол. Не поймешь, увидел или нет.
Его собеседник сел напротив отца, а мальчик, увязавшийся за взрослыми, забрался на табуретку и принялся играть чернильницей. Обычный мальчишка, правда, что-то с ним не так. Я бы не смогла и себе ответить, что именно.
— Зачем ты пришел? Я же сказал...
— Нас не волнует, что ты сказал, — внезапно мальчик взял инициативу в свои руки.
Он сидел на стульчике, его короткие волосы обрамляли бледное лицо. Но глаза щурились совсем, как у отца, когда тот злился. По-взрослому, сурово. И в голосе звучал лед. Он отчитывал отца, надо же, какой смелый!
Как странно... я заинтересованно подалась вперед. Мне захотелось познакомиться с мальчишкой, но, вспомнив о порванной книге и нарушении отцовского запрета, я притихла. Никакие мальчишки не стоят наказания.
— Выполни условие Мессии. Ты знаешь правила Братства.
— Я не подписывался на такое! — отец бросил перо на стол. Но в его голосе, кроме привычной выдержки проступил легкий страх. — Я не могу отдать ее вам!
— Можешь, — вклинился мужчина в разговор. — И отдашь.
— Вы не понимаете... она моя дочь, — отец уронил голову и сцепил над ней руки. Никогда не видела его таким. — Вы заставляете меня предать собственную дочь...
— От тебя требуется совсем немного. Подтолкнуть ее к нам.
— Я не могу!
— Пусть не мешает, — равнодушно протянул мальчишка. — Оливия едва не испортила нам все планы. Я хочу быть уверен, что Братство мне верно. Будь в стороне, Артур. Остальное не твоя забота.
— Я не позволю вам...
— Или мы расправимся со всеми, кто тебе дорог. Со всей твоей семьей. Одного за другим. Так решай, что выбираешь. Отдать одну дочь, или потерять всю семью? — Мальчик покрутил чернильницу, бросил ее на стол и спрыгнул с табурета.
Вместе с мальчиком поднялось и его отражение в зеркале. Я испуганно вздрогнула, когда поняла, что в большом зеркале на стене отражаются три фигуры, и ни одна из них не принадлежит ребенку. Но так ведь не бывает! Я до боли закусила губу, чтобы сдержать возглас удивления и даже страха. Только плотнее забилась в тень, прижимая к груди растерзанную книгу.
— Я хочу домой. И мороженое хочу! — капризно протянул мальчишка, дергая мужчину за рукав. — Пойдем скорее, я устал!
Мужчина послушно поднялся, пристально посмотрел на моего отца и покачал головой.
— Послушай... не делай глупостей. Ты ничего не изменишь, — тихо сказал он, будто боялся, что мальчик, убежавший к двери, услышит. И вышел из кабинета.
Отец долго сидел с опущенной головой. Я заерзала, у меня затекли ноги, и я тоже, прямо как мальчик, устала. Уходи уже. Ну что ты сидишь?
Отец внезапно поднял голову, поднялся, посмотрел прямо на занавески... Не успела я пикнуть, как он подошел и резко отдернул занавеску.
— Ханна! — зарычал он в ярости, хватая меня за волосы и стаскивая с подоконника. Я пиналась, но только когда укусила его за руку, смогла вырваться и отскочить к шкафам.
Я попятилась. Рука у отца тяжелая, а мне часто от него доставалось из-за Ари. Ари любимица. Не приведи духи, ее кто обидит! Пылинки сдувает, ни дать ни взять, любящий папочка.
— Перескажи, что слышала, — четко потребовал отец. Я упрямо поджала губы, мечтая убраться из этого кабинета. Вопрос ведь с подвохом. — Ханна. Что-ты-слышала?
— Ничего я не слышала! — закричала я, топая ногами. — Ничего!
Обогнув отца, я попыталась кинуться к двери, но отец схватил меня за воротник, приподнял и опустил ровно на то же место, с которого я бежала.
— Если кому-нибудь скажешь, Ханна, я накажу тебя. Никогда, никому, ни при каких обстоятельствах, не рассказывай, что слышала! Поняла?!
Я хмуро кивнула. Отец опустил руку, и я проскользнула к двери. Но в дверях затормозила. Обернулась и с ненавистью посмотрела на фигуру отца.
— Ненавижу тебя! — крикнула я с чувством. И, прежде чем отец смог отреагировать, помчалась по коридору.
Это были, пожалуй, последние мои слова отцу. С тех пор я его не видела ни разу. Жалела ли я? Ничуть. Я ненавидела его раньше, и за эти годы ничего не изменилось.
Пыль разлетелась в разные стороны, когда я, потянув за шнур, отодвинула тяжелые занавески. Позолоченные уголки рамы выцвели, в замысловатых узорах скопилась грязь. Осторожно, стараясь не испачкаться, я дотронулась до старого полотна и поморщилась, обнаружив на пальцах черный слой.
— Рина! — отступив, я присмотрелась к стене. Девка совсем обленилась! Зачем только эту лентяйку кормим?!
Вульгарка как в воду канула. Я выкрикнула имя еще раз и, стараясь не смотреть в зеленые, с оттенком стали, глаза отца, потянулась к шнуру. Этот портрет выводил меня из себя, заставлял чувствовать виноватой: за последние годы я открывала портрет два раза — чтобы вычистить пыль.
Но мы квиты: он смотрел на меня и того меньше, пока был жив. Отец осуждал меня. Что бы я ни делала, всегда оставалась в тени Ари. И даже сейчас, после стольких лет, зеленые глаза отца смотрели на меня неодобрительно.
Я помедлила, рассматривая портрет. Форма Стража, невыносимо строгая, подчеркивала идеальную фигуру отца. Он смотрел на всех свысока, гордо, словно ждал, что ему будут повиноваться. Одна рука спокойно лежит на спинке кресла, другая — у самого ворота. Там, где нарисован кулон. Казалось, этот кулон душит отца.
Перечеркнутая спираль. Задумавшись, я наклонилась, внимательно разглядывая кулон. Похож на кулон Наты...
— Вы меня звали, эллая?
Я резко выпрямилась и дернула за шнур. Занавески рухнули вниз, скрывая портрет. Пылинки взметнулись вверх, переливаясь в солнечных лучах и сталкиваясь в воздухе.
— Проследи за тем, чтобы портрет был в порядке, — устало приказала я и, не дожидаясь ответа, спустилась вниз.
Встреча с отцом, пусть даже нарисованным, всколыхнула гнев и горечь, которые я так старательно пыталась оставить в прошлом. Я ненавидела отца. Не хотела видеть его лицо.
— Эллая, госпожа Ханна Мария! — Голос служанки нагнал меня уже внизу. Я подняла голову и сощурилась. Что за мода, кричать мне, как какой-то вульгарке! — Простите меня, я забыла, но вам принесли платье, я оставила в приемной...
— С этого и надо было начинать. Вернись к уборке, — ледяным голосом отрезала я. И вовсе не потому, что злилась. Напротив, новость отличная! Хоть что-то хорошее за день... не считая Ардиана. Но вульгарам только дай повод — сядут на шею. Один раз улыбнешься, уже считают, что ровня.
Я потерла руки и, предвкушая, прошла в приемную. На трюмо лежала большая коробка, перевязанная алой лентой. Откинув крышку, я достала платье. Провела ладонью по бардовому бархату, по вышитым золотым птицам на корсаже, по добавленным Ритой кружевам, дополняющим юбку и придающим ей игривости. Да. Я буду неотразима.
Ардиан не сможет устоять.
И Кай тоже... странно, что я сперва вспомнила не о нем. Чувство легкой вины проскользнуло в моих мыслях, но исчезло быстрее, чем я разбила вазу с проклятыми розами. Кай сам виноват. Пора его проучить. Пусть узнает, что бывает с теми, кто не ценит меня так, как я того заслуживаю.
Я аккуратно сложила платье в коробку и присела, чтобы зашнуровать полусапожки. Я отобью у Кая всякую охоту думать об Арианне, и Ардиан Веруд мне в этом поможет.
