— Восемь танков с боевыми повреждениями, шесть— с техническими — сказал майор, начальник СПАМ — ремонт двенадцати машин будет завершён к утру, ремонт двух невозможен из за отсутствия необходимых запчастей.

Склад запчастей тоже в его ведении, так что, если механики что-нибудь не придумают, то эти два танка придётся превращать в доты или пустить на запчасти.

— Пригодность трофейной техники.

— Все танки некомплектны, в настоящий момент боеспособных среди них нет. До десяти машин удастся привести в норму в течении двух-трёх дней.

— Пленные.

Вскочил капитан, сидевший на дальнем конце стола.

— 1188 человека, из них 96 несовершеннолетних, 647 женщин и 545 мужчин.

— Пригодность.

Снова Кэрт.

— Женщинами и малолетками ещё не занимались, из мужчин годны 310, ограниченно годы 190, временно не годны 45.

Наступила тишина. Потом заговорила М. С.

— Значит так, годных разбирайте по своим секторам, на работах задействуйте после санобработки. На довольствие их. — М. С. на секунду задумалась — по 0,75 от третьей категории.

— По сколько человек брать на сектор?

— Сколько считаете нужным. Если кто не успеет — его проблемы. Далее... Ограниченно годных. Ты, Кэрт, жаловался на нехватку персонала. Вот и набирай из них. Остальным — сроку десять дней. Потом доложить о состоянии их здоровья. Непригодных — в расход. Всё!

— Гуманные саргоновские методы— с мрачной иронией сказал профессор.

Никто не обратил на его высказывание внимания.

— С женщинами-то что делать ?— снова Кэрт.

— Женские рабочие руки кому-нибудь нужны? Ко всем относится.

Молчание.

— Значит, завтра зайду к тебе и гляну на них. Там что-нибудь придумаем. Ну, значит так, о приятном поговорили, теперь займёмся делом. Профессор, на сколько хватит запасов при существующих нормах выдачи.

— Ориентировочно на два месяца.

— А если ещё снизить?

Профессор заговорил неожиданно твёрдо.

— Снижать больше нельзя. Мы и так уже стоим на грани голода. Ещё одно снижение норм, и мы все погибли. Уже сейчас в бункерах полным полно людей с явными признаками истощения. А ваши нормы даже для солдат обеспечивают от силы 70% жизненного минимума, у рабочих и иждивенцев ситуация на порядок хуже.

— Что это значит.

— Это значит, что я категорически отказываюсь поддерживать ещё одно снижение норм.

— А через три месяца мы все передохнем. Ладно. У кого-нибудь есть идеи, как нам остаться в живых. Высказывайтесь.

Встал император.

— Конина. По— моему, в восьмом секторе содержится очень большое количество лошадей. Их можно...

Его прервали.

— Это уникальные кони. Цвет породы. Мы и так уже слишком много потеряли.

— А у нас уникально дерьмовая ситуация с продовольствием. Так что не стоит ничем брезговать. — ответил император -тем более, что в ближайшее время вряд ли кому придет в голову формировать кирасирский полк.

Количество кривых усмешек весьма значительно. М. С. же заинтересовала практическая сторона вопроса.

— Сколько конкретно лошадей содержится?

— Около четырёх тысяч.

— Четыре тысячи. Немало. В общем, так. Два месяца будем догрызать запасы. Ну а потом схрумкаем и лошадей. Выбора у нас всё равно не будет. Да и этих коней хватит не на долго.

Н. З., так сказать. Какие ещё будут идеи?

Снова тишина. Потом встал один из секторных командиров.

— Я предлагаю убрать деление населения на три категории. Всем выдавать норму третьей категории. Думаю, мы этим выиграем себе ещё не менее месяца.

Встал другой командир.

— Через полмесяца на третьей категории ни один из ваших солдат не поднимет тяжёлого снаряда. Подумайте об этом.

— Все категории останутся,— твёрдо сказала М. С..

— Убрать сегодняшнее быдло. В расход не сорок пять рыл, а всех подряд. Самим жрать нечего, да ещё этих кормить!

— Капитан, — сказал Саргон, — вы наверное, обратили внимание, что многие из сегодняшнего быдла выглядят куда здоровее нас. Зачем же добру пропадать? Сначала сгоним с них жирок, благо жрать они мало будут. Пока пусть работают, а шлёпнуть их мы всегда успеем.

— Да и сэкономим мы на них немного. Так что ждут следующих версий.

Поднялся ещё один секторной, бывший спецназовец, до войны слывший фанатиком и головорезом, каких поискать. Ну, да людей с подобной славой здесь и без него полным полно.

— Во-первых, у меня вопрос. Какой процент населения мы в состоянии обеспечить всем необходимым за счёт продуктов длительного хранения?

— Примерно пять.

— То есть, менее ста тысяч?

— Именно.

— А что у нас в нижних уровнях убежищ высшего уровня?

''Куда он гнёт?'' — подумала М. С., но ответила.

— Склады бактериологического и химического оружия. Там же хранится несколько атомных зарядов.

— Жить в этих ярусах можно?

— Вполне. Что вы предлагаете?

— Предложение моё очень простое: Надо отобрать сто тысяч человек. Наиболее крепких физически, здоровых и идеологически верных во всех отношениях. Наша задача — сохранить цивилизацию, а мы, пытаясь спасти это быдло, гробим то немногое, что осталось. И значит, пошли они все куда подальше. Мы займём эти ярусы, а они пусть остаются. Эти гражданские хлюпики, всевозможные калеки, мещане и тому подобные отбросы. Им не должно быть места в новом мире. Мы должны сохранить культуру и лучший генофонд. А стадо пусть режет друг друга за банку тушёнки. А мы будем в безопасности. Сейчас не наше время, сейчас время вот таких стай, вроде разгромленной нами. Но наше время придёт!

М. С. встала.

— Интересное, конечно, рассуждение. Но. Кто будет эти сто тысяч отбирать? Ты что ли? Или я?

А если мы друг друга неполноценными объявим? То что тогда? Кто первый за автомат схватится что ли?

Тот уже было рот открыл для ответа, но М. С. рявкнула. Голос у неё— бывало стекла вылетали.

— Молчать!!! Мы либо все переживём эту чёртову зиму, либо все передохнем! Ясно! И третьего нам не дано! Ибо мы люди, но люди мы именно потому, что за нашими спинами те, кто просто не могут взять в руки автоматы, те, кто просто не умеют резать глотки, как умеешь ты или я. Они что из-за отсутствия этого умения должны помирать, а мы, наоборот, должны жить только потому, что умеем это? Нет, они будут жить, ибо мы можем постоять за себя. А значит, мы должны драться и за них. Мы не крысы, и прятаться не будем! Я сказала!

— Вы ещё меня вспомните! Только поздно бы не было!

— Ты отстранён от командования, пока временно...

Тот рванул из кобуры пистолет. Хьюг успел схватить его за руку. Подбежали охранники, и навалившись прижали дергающееся тело к столу к столу. Сначала он кричал.

— Вы суки, мать вашу ещё меня вспомните, только поздно уже будет.

Потом страшно задёргался, да так, что Хьюг и трое охранников с трудом удерживали. Он уже не кричит, а хрипит.

— Зубы ему разожмите, — крикнул Кэрт вскакивая, — эпилептик хренов!

Бестия взглянула на свою руку так, словно никогда не видела, повертела перед глазами, и ледяным тоном произнесла.

— По-моему, Кэрт, это твой клиент, а не мой.

Полицейские функции выполняли солдаты из её подразделения.

Глава 2.

Всю ночь безжизненную снежную равнину обшаривали слепящие глаза зенитных прожекторов. Изредка воздух рвали гулкие очереди крупнокалиберных пулемётов.

Эти длинные ночи страшнее всего. Длинные, жуткие от тишины, безмолвия и мертвящего лунного света, заливающего заснеженные равнины. Ни звука не доносилось с засыпанных снегом равнин. Куда-то исчезли даже бродячие псы. Молчали равнины, трещал и пищал эфир. Впрочем, он-то как раз был жив, и в нём без труда можно было услышать голоса, музыку, песни чужаков. Тех самых, сражение с которыми слишком для многих стало последним. Тех самых, что превратили весь мир в руины, и остановились так и не нанеся удара, как казалось, смертельно раненому противнику. Почему они так сделали? Никто не мог понять.

Лишившейся большей части населения город ещё жил. Но мир вокруг него страшно сократился, И кончался сразу за внешними постами саргоновцев. Равнина, по которой шарили прожекторы, миром уже не была. Из этой заснеженной пустыни никто уже не ждал ничего хорошего.

А в десятках километров в любом направлении от города на похожих, разве что чуть меньших руинах тоже горели огни прожекторов. И там тоже не ждали из снежной пустыни ничего хорошего.

Таких островков более-менее человеческой жизни сначала было довольно много разбросано по бескрайним просторам бывших империй.

Но саргоновцам столицы уже не раз и ни два приходилось слышать, как замолкали радиоголоса таких островков. Причины могли быть самые различные.

Это было страшнее всего — осознание собственного бессилия.

Там, далеко дрались и погибали люди. А ты ничего не мог для них сделать.

Впрочем, с несколькими не слишком отдалёнными городами поддерживалась постоянная связь и саргоновцы даже несколько раз подбрасывали туда боеприпасы — ибо это единственное, чего в руинах столицы в избытке.

Медленно всходило тусклое зимнее солнце. Потухли прожектора. Сменились караулы. Над ''городом'' местами поднялись дымки. Вскоре у пунктов раздачи появились люди. Началась выдача продовольствия.

За хранением, распределением а также всем процессом выпечки хлеба установлен жесточайший контроль. Другого продовольствия несколько третей уже не выдавалось. Действует карточная система, и карточки почти на всё, кроме хлеба остаются неотваренными. Правда, сегодняшний день будет исключением. Столица входила в число тех городов, где перед началом бомбёжек населению раздали запасы продовольствия на несколько месяцев. Сколько из этих запасов ещё на руках у населения — неизвестно никому.

Сколько у спекулянтов — известно со 100% точностью — ноль, ибо за любую попытку спекуляции безжалостно расстреливают. Без различия чинов, званий, пола и возраста. Некоторое время назад даже пришлось пустить в расход почти всё руководство одного из секторов. Умники решили, что если на несколько граммов снизить норму выдачи, то это будет почти незаметно, а накопившееся таким образом ''излишки'' можно будет неплохо сбыть за золото и драгоценности. Они считали себя очень хитрыми. Но люди из аппарата Бестии оказались хитрее.

Ну а дальше вступили в дело законы военного времени...

Пока подобных эксцессов больше не отмечалось.

Доложили, что Бестия с утра не появилась в казармах своей части. Послать адъютанта? Да нет, лучше съездить самой. Что мне в последнее время её взгляд не нравится. Какой-то он... затравленный и даже обречённый что ли. И это у Бестии-то затравленный взгляд! Тут что-то не то. И не то крепко.

Ощущение душевной пустоты не покидало Кэрдин Ягр уже давно. Видимо, ещё с довоенного времени. Да, если всю жизнь жить в напряжении, жить как натянутая струна. То рано или поздно можно надорваться. Струна лопнула! Кэрдин про это знала. Со стороны она ещё могла казаться прежней, и это было правильным. Но она знает, что она уже не та.

Почему-то ей начало казаться, что ошибочным было всё что она делала в жизни. Всё от начала до конца. Кэрдин Ягр! Несостоявшаяся императрица и всем известная Бестия. А что было в её жизни, кроме грязи, которую она разбирала, крови и сотен смертей? Да собственно, и ничего.

Правда, у неё когда-то был сын... Внебрачный сын императора. Император, узнав о её беременности, сразу же заявил что она должна стать его женой. Это он ей уже не в первый раз говорил. Она же только свой проклятый гонор слушала. К сожалению или к счастью?

А все вокруг считали, что он бросил её... Им обоим от этого было проще.

На самом-то деле это не император бросил её, это она бросила императора... Только потому, что была очень своевольной, и всегда делала что хотела, и не считалась ни с чьими мнениями. И очень ценила свободу.

А сын рос без матери. Ярн Ягрон. Уже в фамилии ясно, и чей он сын, и то, что незаконный. А её носило по всей стране. И вскоре все забыли про Кэрдин Ягр и узнали Бестию. Она сделала действительно бешеную карьеру и стала фактически пятым соправителем. А спокойнее в стране не становилось. А она работала, как проклятая. И прекрасно понимала, что кризис в стране — системный. И сколько не лови оппозиционеров и бандитов их всё равно меньше не становится. Нужны реформы, которые изменят внутреннюю жизнь страны. Иначе можно потерять страну.

И действительно, едва не потеряли.

Где-то в районе западных предместий саргоновские танки раздавили батарею.

Бестия потом была там. От сына не осталось ничего. Пленные с трудом смогли примерно показать место, где он погиб.

Она хотела заплакать и не смогла. Разучилась, если когда и умела. У сына была одна черта, роднившая с матерью и единокровной сестрой — верность идеалам, или если угодно, фанатизм. Такие люди защищают, то во что верят до последнего патрона. Во всех смыслах этого выражения. И не очень-то задумываясь о том, имеет смысл эта отчаянная и иногда безнадёжная борьба.

Она так и стояла, молча глядя на изрытый воронками и перепаханный гусеницами сквер. Сколько именно времени? Потом она этого так и смогла вспомнить. Потом кто-то тронул за плечо и спросил.

— Плохо Кэрдин? — М. С..

— Издеваешься? — огрызнулась она в ответ.

— Нет. Наверное, я просто не умею сочувствовать. Извини.

Они ещё постояли там некоторое время. Ни та, ни другая не сказали, ни слова.

Так Бестия лишилась своего сына.

Мать и сын очень редко виделись. И не слишком удивительно то, что они смотрели на мир по-разному. В обычное время это кончилось бы классическим семейным конфликтом. Но время досталось такое, когда в ответ на вопрос ''Ты за кого?'' вполне мог прозвучать выстрел.

А ведь М. С. заметила, что шутовство и придуривание Кэрдин это не её суть, а маска, маска, которую надевают, чтобы скрыть таящуюся за ней опустошённость.

Только вот почему она никак не реагирует? Этого Кэрдин не понимает.

Ей сейчас на всё и всех плевать. И раздражает весь мир. Она не может топить тоску в вине, как это делала М. С., ибо смолоду питает патологическое отвращение к алкоголю.

Ну, по виду-то Бестии никогда не поймёшь, что у неё на душе. Это не Софи, по костюму которой можно было достаточно легко определить её настроение. Это Бестия, и даже сейчас она выглядит насколько это сейчас возможно, подчёркнуто элегантно. Вот только что-то с ней в любом случае, не то. Кто другой этого и не заметит, но М. С. -то её слишком хорошо знает.

Взглянув на М. С. Бестии почему-то показалась, что годящаяся ей в дочери Марина выглядит едва ли не старше её. ''Ей-то тоже нехорошо.'' -со странным злорадством подумала она. И вдруг поймала себя на мысли, что никогда раньше не злорадствовала в её адрес. Что же изменилось?