Ну, а поверх бронежилета — модное кожаное пальто. Конечно, после ареста во всех домах и особняках проводились обыски. Но квалификация демократических сыщиков явно оставляла желать лучшего, и ни одного из тайников Кэрдин не нашли. Да и машины она угонять не разучилась, так что до Загородного добралась весьма быстро и с комфортом.
Естественно, что и во дворец попала не через главный вход, и не через гараж. Убедившись, что на первом этаже посторонних нет, направилась в мастерскую, и к немалому удивлению, обнаружила там Софи за уставленными бутылками столом. Выпила их высочество немногим менее братца с сестричкой напару. Нехороший признак. Да и одета всё в ту же летную форму, что и на суде. Присутствует на столе и пепельница с окурками дешевых папирос, там же и драгоценный мундштук с недокуренной. Софи в полной прострации.
И Бестия сразу поняла — Марина не пропала. С ней произошло что-то другое. Девочке ничего не угрожает. Случись с Мариной настоящее несчастье — и Софи бы волновалась за неё, ей всегда было трудно прятать свои чувства и эмоции. Застань её Кэрдин в слезах, или нервно расхаживающей по комнате ( когда она волновалась, то не могла сидеть на одном месте, так же как и страшная младшая сестра)— вопросов бы не возникло. А так...
Вином Софи могла заливать только своё личное горе. Но при любом несчастье с Мариной она бы была трезвой как стёклышко. А Софи пьяна в стельку. Тут что-то не то. И не то по крупному. А что?
Бестия невозмутимо подошла, налила себе водки, залпом выпила. Пить не любит. Но ещё больше не любит узнавать информацию последней. Прокашлялась. Гонят сейчас неизвестно из чего. Хрипло сказала:
— Выкладывай.
Софи подняла полупьяные глаза.
— Она жива. Вчера приходила ко мне. Уехала и забрала Марину.
— Та-а-а-к, -только и сказала Бестия, наполняя вторую рюмку. Сразу понятно, о ком идёт речь, а равно и всё остальное. Внутриполитическая ситуация изменилась круто, — надеюсь, она по крайней мере доложилась, где её носило, и куда опять унесло?
Софи вдруг расплакалась.
— Кэрдин, мне страшно. Знала бы ты, как мне страшно. Днём, ночью, всегда. Иногда мне кажется, что начинаются галлюцинации. Я её вчера ночью чуть не застрелила. Мне постоянно чудятся шаги. Я ведь не сплю ночами. А шаги в этот раз звучали так явственно. Слышно было, как кто-то шёл по коридору. А я сидела здесь. А шаги были всё ближе. Я схватила пистолет, я готова была стрелять... Но вошла она. Но если бы я выпила чуть побольше, то я бы выстрелила.
— Тебе вернули лицензию?
— Что? Ах, лицензию... по-моему вернули.
''Кто бы сомневался! Как была верхом непрактичности, так и осталась! Бедная! Тебе же хуже, чем любому из нас''.
— Ты не помнишь. А из чего же ты её чуть не застрелила?
— Вот, — Софи достает из ящика стола пистолет, — С месяц назад сюда явился Линк Еггт. Орал, что заберёт у меня Марину, пьяная скотина, угрожал оружием. Ступени считал зубами с моей помощью. И пистолет потерял. Его потом Дина нашла. Я так испугалась. Потом Деренкорт приезжал и очень извинялся за поведение братца, только я им отродясь не верю.
— У Линка одна извилина, и та от скальпеля... Сам бы до этого визита в жизни бы не додумался... Кто, и что именно ему напели? Надо было сказать раньше... С этой семейкой держи ухо востро, но меня они боятся. Даже сейчас. Однако, вернёмся ко всем известной личности. Где енто чудо зеленоглазое было всё это время? Или не доложилось?
— Почему, доложила. В пятом лагере.
Бестия только присвистнула, а вслух сказала:
— Бардак у дерьмократов ещё хуже, чем я думала. За столько месяцев не провести банальной селекции пленных!
— Её бы не выдали.
На лице Бестии появилось редкостно неприятное выражение.
— Дорогая, ты плохо знакома со спецификой этого мероприятия. А, равно как и с подлостью человеческой натуры. Выдают, кого или не выдают — в данном случае роли не играет. Но к концу процедуры имена и воинские звания нам известны почти со 100 % точностью. При селекции имя и звание вычисляется очень легко. Если её не вычислили, то это значит только то, что не было селекции. И кстати, откуда она узнала, что Марина у тебя?
— А она и не знала.
— Так. Уже интересней. Что же ей здесь понадобилось?
— Не знаю. Правда она переоделась и загримировалась.
— Где?
— Да в малом зале.
Бестия направилась туда, и через некоторое время позвала Софи.
— Этой твой камуфляж в шкафу валяется.
— Нет. А что?
— Подойди и взгляни.
Когда Софи подошла Бестия растягивает куртку и показывает на две дырки от пуль на спине Одежда вся в крови.
— Может, это не её .— испуганно сказала Софи.
— Да нет, её. — Кэрдин распахивает дверцу шкафа.
Там лежит мешок, полный окровавленных бинтов и комков ваты, присутствует и несколько пустых шприцов.
— Я не заметила, что она ранена. На ней был бронежилет.
— Ага, а в твоей аптечке кто-то основательно покопался. И если она сюда приходила не за Мариной, то за чем? Есть версии?
— Отсутствуют. И знаешь, это конечно ничем не подкреплённые ощущения, но и до того, как пришла Марина у неё был такой вид, словно она уже нашла всё, что искала.
— Идея увезти Марину, конечно, её?
— Да. И ещё она увезла Эрию.
— Она-то ей зачем понадобилась? Хотя... понятно, даже если они узнают, кто ''похитил'' Марину, то всяко разыскивать будут женщину с одним ребёнком, а никак не с двумя. Кстати, заявления на неё нет до сих пор.
— Ты думаешь, что она увезла её именно за этим?
— А как думаешь ты?
Софи промолчала. Они обе знают Марину слишком хорошо.
''Знаешь, сестра, я навоевалась. Что твои Чёрные, что эти столичные— стоите вы друг друга, кровью умытые. У всех на знаменах одно и тоже— кто не с нами— тот против нас. И ты, и они могут сказать — ''Мы за светлое будущее!''. Только...
— Бредни интеллигента. Старя сказка о слезе ребенка. Не забывай, что сказавший так персонаж очень уж напоминал параноика.
— Только ты всегда обожала ставить диагнозы. Я только хотела сказать, что слишком много уже было смертей, и я слишком устала от них. Ты сможешь убить или прогнать далеко— далеко всех своих противников. Только тебе не под силу вытравить всю мерзость, скопившуюся в людских душах. Я больше не хочу увеличивать количество зла в мире. За каждым устремившимся к земле дымным хвостом судьбы. Мне иногда приносили документы сбитых. И мне не так давно стали сниться эти обгорелые семейные фотографии. Я немало их повидала. Помню все. Я стала задумываться: скольких детей я оставила сиротами, сколько ненависти породила. Молчишь... Не знаешь, что ответить... Я знаю, что не посещают тебя подобные мысли.
— Мне слишком о многом приходится думать одновременно. И ещё больше решать с лету.
На подобные мысли просто нет времени.
— Они у тебя появится. Марина ещё не спрашивала: ''Мама, почему тебя ненавидят люди? Почему эта ненависть перешла на меня? Я в чем виновата?'' Мне уже приходилось отвечать ей на подобный вопрос. Не хочу, что бы Дина или Линк в недалеком будущем спросили меня об этом. Просто хочу оградить их от ненависти, переполняющей наш мир.
— Ты ещё передумаешь.
— Не знаю. Слишком уж редко ты ошибаешься.
Домой Бестия вернулась в третьем часу ночи. Угнанная машина не завелась, и Кэрдин спихнула её в реку. В этом месте глубоко.
Автобусы при демократии ходят более чем отвратительно. С улицы она заметила свет в окне своей кухни. ''Ясно, кто там околачивается ''— подумала она. Домой особо спешить не зачем. Прошлась до лотка, где торгуют прессой. Даже ночью. Несмотря ни на что. И лоток стоит тут лет пятнадцать, минимум. Естественно, почти во всех вечерних газетах на первой полосе портрет Марины. Торговец не сменился с прежних времён. Только вот раньше он никогда не смотрел на Кэрдин с таким страхом. В этом районе, равно как и в любом другом её знает каждая собака. Парочка знакомых псов, газет, к счастью читать не умеют, и мнения о Кэрдин ни капельки не изменили. В отличии от хозяина одного. Другой пес бездомный. Всесильный министр как-то раз приказала подобрать сбитого машиной пса, и отвезти в одну из ветлечебниц безопасности. Здоровущий лохматый кобель с тех пор искренне к Кэрдин привязался. И пару раз обнаруживался даже у дверей министерства.
Раньше он частенько обретался возле этого ларька. Но людям пес не доверял, и кроме Кэрдин безбоязненно к страхолюдному зверю могли подходить только маленькие дети. А к ней же он подходил сам. Вот и сегодня влажный нос привычно ткнулся в ладонь. Изящная рука с маникюром и кольцами с бриллиантами нежно коснулась грязной шерсти. Обрубок хвоста скупо вильнул в ответ. Кэрдин перебирает косматые пряди. В кармане плаща лежит несколько любимых псом песочных печений. Достает и протягивает псу на ладони. Он их словно слизывает шершавым языком. Привязанность, которой не купишь ни за какие угощения. Глаз из под косм не видно. Но есть, есть искренняя благодарность во взгляде. Псы иногда человечнее людей.
А продавцу вроде бы бледнеть и некуда, однако он умудрятся переплюнуть по белизне лучшие белила.
Ну— ну, если газеты , которые продаёшь начнёшь читать, то вообще крыша съедет. С гарантией. Или же решил, что дама напару с собачкой тобой пообедать решили? Ошибаешься, дама за фигурой тщательно следит, а у ''собачки'' от такой ''диеты'' несварение желудка может произойти.
Покупать Бестия ничего не стала, однако простояла довольно долго, прежде чем направиться домой. Пес проводил её до подъезда, и как и раньше, растворился в ночи.
Открывая дверь, нарочно гремела ключами, а, войдя сначала направилась прятать автомат, и только затем пошла на кухню. Право же, иное расставание с псом куда приятнее встречи с человеком.
Накурено там — хоть топор вешай.
— Давно окопался?
— Хоть бы поздоровалась.
— Не могу сказать, что желаю видеть тебя здоровым.
Сын невесело усмехнулся.
— Опять за старое взялась?
— Я и не прекращала.
— Ты ведь вроде как под домашним арестом. Хорошо, что я здесь сижу. А если твой следователь... Явилась среди ночи, аксессуары — камуфляж, бронежилет. Наверняка и оружие есть. Кой-какие выводы сделать можно.
Кэрдин рывком отодвигает стул.
— Не пугай, сопли вытри. Нос у тебя еще не дорос, чтобы Бестию пугать. Да и не дорастет никогда, раз уж на то пошло.
— Я не пугаю.
— А что еще делаешь? Предупреждаешь? Так я не нуждаюсь. И вообще, за каким хреном ты ко мне явился?
— С тобой видимо, только по делу говорить можно. Слыхала, кого сегодня похитили?
— Делать мне нечего, как вашу ''Криминальную хронику '' слушать.
— Значит, слыхала. И что скажешь?
— А что ты хочешь услышать?
Сын облокотился на стол. Выражением своего лица он сейчас в точности напоминает отца или единокровную сестру. Почти шепотом он спросил.
— Твоя работа?
В голове вертится: Сам пришёл, или послали? И если да, то кто? И главное, зачем?
— Была бы моя, пропала бы еще и Софи со своими детьми, да и я заодно. Да и ты бы вряд ли всплыл. Разве что по весне...
Ярн криво ухмыльнулся. Нелегко быть сыном Бестии. Единокровным братом М. С.. И смертельным врагом и той, и другой.
— А раз так, то ты, конечно, ничего не знаешь.
— Естественно, нет.
— Как мило!
— Слушай сюда. Явился допрашивать — изволь сначала прислать повестку. Явился за чем другим— выкладывай и уматывай. Я устала, и спать хочу.
— Я хотел просто поговорить с тобой.
— Не вижу смысла.
— Ты ведь всё-таки моя мать!
— Я не психотерапевт. И разговаривать с тобой не желаю, хотя ты, к сожалению и мой сын.
— Тебе в последнее время не угрожали?
— Если бы каждую угрозу в мой адрес превратить в кирпич, то я бы построила здание посолидней всех Тимовски небоскрёбов.
— Ты ведь уже не молода. И живёшь в полупустом доме.
— И дальше жить собираюсь, а ты лучше скажи, гадёныш, где сам сейчас обитаешь.
— Могу и сказать. Северный район, улица 18 , дом 36...-начал было он и осёкся, заметив ухмылку на лице матери.
— Я разве сказал что-нибудь смешное?
— Да нет, только вот скажи мне, гадёныш, куда вы подевали тех стариков из старой гвардии, для которых строились эти дома?
— Ты же знаешь, что я здесь совершенно не причём.
— Однако, сейчас ты там живёшь. И если всё переменится в нашу пользу, то мы с вас, в том числе и с тебя, спросим ещё и за это, — сказала она сквозь зубы.
Сын обхватил руками голову и тоже сквозь зубы выдавил:
— Иногда мне кажется, что ты не только моя мать, но ещё и её.
— Будь у меня такая дочь, как она, я бы ей гордилась. И если подтвердятся слухи о её смерти, то я надену по ней траур. Впервые в жизни. Но у меня есть только ты, сын мой — враг мой.
— Ты ведь тоже мне не друг, мама.
— А этот выбор уже мы сделали сами.
Некоторое время они молчат. Вечный спор отцов и детей? Кто знает... Или что-то на порядок более значительное? Почти одинаково смотрят на мир ещё достаточно молодая М. С. и уже почти старая Бестия. Но сын Бестии смотрит по-иному. Но уже слишком много крови пролито ради этих взглядов. А все они из непримиримых: сын, мать, и тем более, это чудовище — единокровная сестра. И ещё он знает, что в новом мире, в который он ещё верит, ему никогда не достичь высот, которых достигли мать и неродная сестра в том своём страшном, но родном для них мире. Не потому что не возможностей. Просто слишком мощная фигура, слишком сильная личность его мать.
И на несколько порядков сильнее М. С. .
Но всё-таки непонятно, зачем это он к ней явился. Поболтать что ли просто? Или проследить за ней ? Не о Марине же на самом деле он припёрся интересоваться. Сын очень давно уже в другом лагере. Он просто враг всему тому, во что верит мать. Кэрдин это знает. Тёплых чувств к сыну никогда не испытывала. И уверена, что её тоже не слишком жалуют. Она куда больше к дочери М. С. привязана, чем к собственному сыну.
— Ты всё-таки так и не сказал, зачем явился.
Сын молчит. Кэрдин смотрит ему в глаза. Как ни крути, а Ярн один из немногих, кто выдерживает вошедший в поговорку взгляд Бестии. И всегда был таким. Но и спокойного зверя можно раздразнить. Только знать надо, как. А она знает.
— Упрекать меня вздумал? Видите ли не пожелала мать замуж выйти. И сыночек не смог ненаследным принцем стать. А то, как бы звучало! Его высочество ненаследный принц Ярн Саргон! Мечта идиота! Краса и гордость нового мира!
— Ты никогда меня не понимала, — отчеканил сын.
— Возможно, — огрызается она. — Давай закончим с этим. Прямо говори, что привело. Или кто послал. И убирайся.
Повисла томительная пауза.
