Марина не удержалась от соблазна посетить один из крупных книжных магазинов. Полистала роман. Обсудила с покупателями и продавцами достоинства. Оценки — от восторженных до чуть ли не мата. Прослушала с интересом весьма страстную речь одного восторженного поклонника, который довольно аргументировано доказывал, что роман— это последняя и лучшая вещь Н. — довольно популярного писателя модного направления умершего перед войной от алкоголизма и венерических заболеваний. Из соображений чёрного юмора даже поддакнула. И привела несколько аргументов, работающих на эту версию. Даже купила подарочное издание самой себя, расплатившись деньгами из гонорара как раз от этого издательства.
Заглянула в Военный музей, ознакомиться с официальным мифотворчеством о только что отгремевшей войне. Напротив входа в новый зал — застекленная витрина. В ней — разрубленный кэртерский меч. Чем-то смутно знакомый. Пригляделась. Клинок драгоценной булатной стали и простая рукоять. Здорово, давно не виделись. Вот уж не думала, что кто-то разрубленную железку подберет, и в музей притащит. А ту ещё и пояснительный текст присутствует, где много всего интересного про героизм генерала М. Херктерент написано, за исключение того, что на самом деле было. Бой-то оказывается был днем. А генерал Херктерент лично взяла в плен генерала чужаков. М-да, вон на стене и картина пленения присутствует. Вся в героических тонах выдержанная, всё бы ничего, только художник ни тяжелого танка, ни танкистов вблизи, ни генерала М. Херктерент никогда не видел, и допустил некоторые вольности. К примеру, генерал оказался не того пола. У танка — две гусеницы вместо четырех. Общее состояние машины наводит на мысли о увеличенной в эннадцать раз детской игрушке. Интересно, автор хоть один парад видел? Танкисты, судя по пропорциям, все ребята двухметровые, такое бывает иногда, но Марина в своей дивизии что-то таких богатырей не помнила. Ни на одном нет фирменной танкистской куртки. Это уже хуже. Да и комбинезоны такого покроя вроде бы на торпедных катерах носят, а не на танках.
— Вот уж не думал, что вам припишут ещё и мое пленение.
Марина резко оборачивается.
Перед ней самый натуральный чужак, почему-то в грэдской форме генерал-лейтенанта медицинской службы. Длинноушество и маникюр прилагаются.
Сощурив левый глаз, Марина пристально осматривает пришельца сверху донизу и сообщает.
— С утра не пила. Вроде не знакомы. Сама военнослужащий, и могу привлечь за неуставные отношения.
— Я прекрасно знаю, кто вы Ваше Высочество.
— И? Мы не знакомы.
Он улыбнулся. Улыбочка такая лет эдак надцать назад Марине пожалуй понравилась бы. Но не сейчас.
— Я знаю вас гораздо лучше, чем вы можете предположить. Сейчас профессиональный интерес мной движет так сказать. Без ложной скромности скажу — горжусь результатами своего труда!
Левый глаз закрылся окончательно. Градус наклона шеи приблизился к девяноста. Марина оказывается признаться самой себе, что ничего не понимает.
— Значит вы ничего не помните о обстоятельствах вашего ранения?
Неизвестно зачем, Марина ответила:
— С взрыва моста — в голове одна каша. До сих пор не уверена, что было, а что от наркоза померещилось. Ваша братия в этом бреде присутствует. Хотя в плен меня вроде не заносило.
— Медики Военно-медицинской академии отказались от вас. Признаю — обоснованно. При нынешнем уровне развития медицины вы были обречены. Да и моих знаний и опыта хватило с огромным трудом. Ожоги были далеко не самым страшным... За время операции вы трижды были в состоянии клинической смерти. Второй раз... Около шести минут. Ваша жажда жизни потрясает. Но и операция во все учебники хирургии попала.
— Спасибо. Просто по человечески. Вот значит благодаря кому в очередной раз разминулась со мной смерть. Одного только понять не могу— почему на вас этот мундир. Я ведь даже имении вашего не знаю.
Снова загадочная полуулыбка.
— Оно малопроизносимо. Я вполне уже привык, что меня называют генерал Кэрт.
— Кэрт... Это имя или фамилия?
— Считайте, как вам больше нравится. Скорее, теперь это все-таки имя. Ибо я точно лишен принадлежности к клану.
— Ещё раз спасибо Кэрт. Только объясните одну вещь — видела я недавно один акт о состоянии моего не очень драгоценного здоровья. Вроде все верно, за исключением одного — откуда там взялась фраза о фатальном повреждении мозга, полной утрате умственных способностей, моем переводе в состояние кактуса и прочих милых вещах.
Он покачал головой.
— Ничего подобного я в акте не писал.
Марина поверила. Сразу. Равно как и понял, в чьей канцелярии сочинен акт, и какая печальная судьба постигла оригинал. Кое-что в нашей стране не изменится никогда. К сожалению.
Если и надеялась Кэрдин подольше держать Марину вдали от каких-либо дел, то надеждам не суждено было сбыться. Марина перерыла подшивки основных газет за последние три года, а так же все стенограммы заседаний Совета обороны и доклады безопасности об обстановке в стране. Отказать ей как члену императорского дома даже Бестия не может.
Марина всё прочла очень быстро. Чуть ли не в два раза больше времени материлась на всех известных ей языках. Поводов предостаточно.
Живет Сашка в одном из ''маленьких'' гостевых домов во владении императора в окрестностях столицы. Тихо, тепло, прислуга вышколенная... Быстро же у тебя, поборница социальной справедливости, привычки клинической барыни развились!
Клеткой золотой не назовешь это место, а жить все одно противно. Даже мысли приходят — не зря ли сбежала?
Марина почти не появляется, Софи — тем более. Съездить посмотреть на столицу половины мира как-то не хочется. Слуги похоже считают её незаконной дочерью императора, и втихаря посмеиваются над акцентом.
Делать нечего, только гулять по усыпанным желтой листвой аллеям огромного парка, любоваться местными псевдоантичными скульптурами, кормить толстеньких золотых рыбок да цветных карпиков, сплывающихся на звук колокольчика, слушать журчание многочисленных фонтанов, да рыться в огромной императорской библиотеке.
Все основания для осеннего депресняка!
Седой дворецкий, похожий на отставного полковника говорит ей:
— Вам очень повезло, вы наверное, последняя кто сможет насладиться красотой и покоем этого места. На будущий год многого уже не будет. Последний год, когда парк закрыт. С весны следующего, снова здесь появится широкая публика, и даже чернь. Уже не будет прекрасного места для отдыха избранных. Его Величества снова распорядился открыть парк, и даже запретил брать входную плату. Люди устали от войны, и хотят отдохнуть. Но множество людей разрушат красоту этого места, созданного для немногих.
Сашка промолчала. Что бы ни говорила Марина, а моральные установки императора гораздо выше, чем многих настоящих и бывших владельцев дворцов в её родном мире. Да и сама Сашка не слишком-то жалует дворцы и парки для немногих. Только в чем-то прав и дворецкий.
Вассалитет, пышная титулатура, церемонии — осень увядание, признаки уходящего мира. Того мира, где когда-то не пустыми словами были честь и благородство.
Марина и Софи там много рассказывали Сашке о своем мире. Но только здесь, после нескольких недель, проведенных в дворцовой библиотеке, у неё сформировалось четкое представление об истории этого такого похожего, и одновременно, совершенно иного мира. И о славных предках Марины и Софи.
Не сразу рождаются могущественные империи любого мира.
Редко когда их созданию не предшествует жестокая борьба. Обе великих империи этого не были исключением из правила.
Мир... Четыре материка, да затянутый льдом полярный архипелаг на севере. Один материк начинался за полярным кругом и простирался за экватор одним из своих полуостровов. А по широте тянулся больше чем на 180 градусов. Он просто огромен. Остальные три материка не составляют и трёх четвертей от площади этого.
Много народов жило на этой земле. Возвышались и сходили в небытиё. Так было всегда. Из века в век. Создавались и исчезали государства. Сменялись народы.
В этом мире ещё недавно было пять материков. Пятый в то время и был весьма густонаселённым. Стояли там огромные города и крохотные селения. Из конца в конец пересекали материк великолепные дороги. Далеко, очень далеко от родных берегов хаживали длинные корабли с глазами на носу. Все народы на побережьях всех материков знали их керамику. Носили их украшения. Охотно покупали их картины и статуи. И оружие. Ибо очень хорошим было оно. Во всех портах моряки всех народов говорили между собой на их языке.
Но потом корабли стали приходить гораздо реже. А те, что приходили мало привозили товаров. Больше людей, бежавших от объявшую страну великой войны. Потом пришли вести, что боги прогневались на слишком гордых людей, и вскоре должна была земля исчезнуть в пучине вод. Что же, в той земле хватало огнедышащих гор.
К берегу великого материка двинулись корабли. Много их шло тогда, этих глазастых. Никогда раньше их не было столько. Было это около девятисот лет назад. За одним веслом на них случалось сидели смертные враги. Они если и не забыли о прежней вражде, то по крайней мере договорились забыть о ней пока под ними палуба.
Ибо действительно погибла их земля. В огне проснувшихся вулканов и от мощнейшего землетрясения. За считанные дни не стало её. Немало погибло при этом людей. Тех, кто не покинули свой дом. И тех, кто просто жили в городах на побережье, городах, которые слизнула чудовищная волна, поднявшаяся, когда затонул материк.
Немало погибло от этой волны тех, кто пришёл на глазастых кораблях. Но ещё больше их осталось на берегу. Стояли квадраты их лагерей. Ровно белели ряды палаток. Словно по линии проведены улицы в лагерях. Много, очень много было этих лагерей... Масса народу ютилась у частоколов этих лагерей. Ибо те, кто за стенами, были последней надеждой женщин, детей, стариков, да и просто тех, кто не мог держать в руках оружия.
Но не было уже дома у этих людей. Они пытались договориться. Они хотели пройти через земли прибрежных государств в огромные просторы степей. И взять их себе, ибо они считали, что земля кому-то принадлежит, если на ней стоят города и простираются пашни. А если их нет — то и земля ничья.
Но слишком много богатств со своей погибшей Родины привёз народ. Позарились на них правители почти всех прибрежных государств. Они считали себя очень сильными. И заломили за проход через свои земли слишком высокую цену... У вас столько нет? Как жаль. Тогда не пройдёте. Но мы добрые. Разницу можете покрыть рабами. Вон там у вас сколько женщин и детей... Правителей было много. Пришедших же из-за моря было очень много. У них на всех был один правитель.
Молодой император в золотых доспехах мило улыбался на переговорах. Говорил прекрасно поставленным голосом. Он был почти женственно красив. Казался изнеженным и слабым. Многие местные правители смеялись втихаря над его завитыми волосами и ухоженными ногтями. А какие дорогие перстни на изящных пальцах. Конченый народ, где такие правители. Не о чем с ними говорить. Взять с них можно не только золото, а вообще всё, что пожелаешь. Да и их самих, в качестве рабов, и особенно, рабынь.
Они просто не слишком внимательно смотрели на императора. Обратили внимания в его дорогом мече только на украшенную драгоценными камнями рукоять. Не глянули на клинок. А посмотреть -то стоило повнимательней. И подумать, насколько неженкой может быть человек легко орудующий ТАКИМ мечом. Да и золочёные доспехи ведь были очень тяжёлыми. Они забыли, что скача от одного властителя к другому, ''изнеженный'' император по трое суток не вылезал из седла. Они забыли, что он спокойно мог спать на голой земле, чего не умели уже многие из них.
Он привёл сюда лишившийся дома и расколотый страшной войной народ. Половина, если не больше командиров в армии ещё совсем недавно были его смертельными врагами. Они только на время согласились забыть о старых распрях. Ибо народу нужна новая земля, где можно жить.
Жадность прибрежных властителей застилала им разум. Уступки императора они принимали за слабость. Нежелание проливать кровь — за трусость. Но некоторые оказались жаднее прочих... Во время одной из ночных скачек императора догнал гонец. Один из властителей начал войну, сказал он, такой то лагерь осаждён, они режут всех, кто не успели укрыться за частоколом. Всех. Так сказал гонец.
Загоняя коней, неслась на выручку императорская гвардия. Только они и смогли привезти сюда своих лошадей. Всё-таки не хотелось пришедшим на кораблях оставаться совсем уж без кавалерии.
Император успел. Лагерь ещё держался. Пехота из соседнего лагеря просто не успела бы подойти на выручку, ибо здесь не было прекрасных дорог тех мест, где они раньше жили. Осаждавшие лагерь полегли все до единого. Гвардейцы не брали пленных. Ибо они хорошо видели, что сотворили с теми, кто не успел укрыться за стенами. А это в основном были женщины и дети.
Приплывшие на глазастых были терпеливым народом. Они довольно долго платили местным втридорога за хлеб, ибо мало у них было своего. Местные были жадные. Чем ближе была зима, тем больше они вздували цены. А властители, видимо считали, что за зиму порядком грэдов перемрёт, и весной оставшихся взять будет полегче. Себя-то, властители местные, считали непобедимыми воинами.
''Хотели войны— получайте'' — только и сказал император. Вернее не так, ибо так сказал ИМПЕРАТОР. Народ помнил его имя. Но писали теперь только так: ИМПЕРАТОР. Все буквы большие. А если есть возможность, то и красными чернилами писали теперь ИМПЕРАТОР.
Отчаянно дерётся зверь, загнанный в угол. Нечего ему терять. И нечего было теперь терять этому народу.
Содрогнулась земля. В одну ночь исчезли лагеря. Развернулись боевые знамёна со змеями и драконами. Двинулись вперёд закованные в сталь колонны. Они шли не через земли. Они шли брать эти земли. Им нечего было терять. Им. Тем, кто сам себя называл коротким и чётким именем, похожем на боевой клич — Грэды!
Теперь жадным властителям оставалось только слать проклятья к небесам, неизвестно за какие грехи ниспославшую на них кару по имени Грэды. Иные даже пытались объявить их главу воплощением какого-то злого божества.
Словно машина шли по земле квадратики их пехоты. Чёрные перья, красные гребни, и серебристые рога торчали из-за башенных щитов. Часто бывший враг закрывал от стрелы своего врага. Что бы там грэды не поделили между собой, это осталось в прошлом. А теперь перед ними был просто враждебный мир. Грэды просто хотели жить.
Одно за другим исчезли прибрежные государства. А те, кто жили в них раньше — либо сливались с захватчиками. Либо... Это мир ведь очень жесток. Исчезали они.
Грэды шли, словно стальные. Ничто и никто не могло их остановить. Пусть погиб в бою ИМПЕРАТОР, и не осталось у него детей. Нет императора — выберем другого.
