А Рэтерн казалось, что и она словно виновата в чём-то перед ними. Она помнит добро. И просто не смогла отплатить им тем же. Пусть платой и должна была быть смерть. Всё равно.
Она помнит Дину ребёнка. Озорную, живую и очень быструю. Этакий живой огонек. Сколько лет с той поры минуло и сколько всего произошло! Тогда Дина её откровенно недолюбливала и ревновала к М. С..
К утру её пробил холодный пот. Рэтерн так и не уснула.
Мельком взглянув в коридоре в зеркало, кэртерка не узнала себя. Недешево ей далась эта ночь.
Утром позвонил Кэрт. Сказал, что состояние М. С. стабилизировалось, и опасности для жизни нет. Похоже, на этот раз говорит правду. Рэтерн промолчала о болезни Дины. Он ведь в любом случае не психотерапевт. Да и вряд ли бы ей кто-либо смог помочь сейчас.
Она никогда не считала себя сильной, но вдруг оказалась сильнее такого человека, как Дина. А её-то звали не только Чёрной, но изредка, ещё и железной. Ей очень нравилось, когда её так называли. Ибо М. С. -то железной звали все. Рэтерн держалась там, где свалилась Дина. Но Дина-то пережила гораздо больше Рэтерн, хотя и моложе. Но дело тут вовсе не в годах.
А что толку быть сильнее, если ты не знаешь как поддержать того, кто оказался слабее?
— Мне всё известно, — Кэрт склонился к лежащей М. С. и прошептал, — его перевели в госпиталь в казармах гвардейцев императора. Дина тоже промазала. А многие медики там — мои люди. Только скажи — и мы что-нибудь такое ему дадим. Мы это сумеем.
Сначала он подумал, что она не слышит. И вообще без сознания. Но глаза у неё открылись. Взгляд затуманенный, но вполне осмысленный. Она слышала всё, что он говорил. Размышляла. Приняла решение.
Заговорила с трудом.
— Это мое дело... Ты не лезь... Приказываю...
Приказ есть приказ. Хотя в сложившихся обстоятельствах именно Кэрту проще всего убить Линка. Ибо лично он считает, что за смерть Марины стоит отомстить. И за это не жалко заплатить любую цену.
К ней приехала М. С. . Она ещё не слишком хорошо ходит, лицо перекошено в левую сторону так, что почти не может открыть глаз. Словно полугримаса или полуоскал на лице. Но это М. С., и она снова прежняя. А из госпиталя попросту удрала.
Дина сидит у большого окна в коридоре. В позолоченном кресле, очень напоминающие те, которые стояли когда-то в Загородном дворце. Она словно спит, опершись щекой на кулак правой руки. На Дине длинное светлое платье довольно простого покроя, хотя и из неплохой материи. Раньше М. С. у неё такого не видела. Она хотела подойти тихо, на сразу поняла, что это не получится, слишком уж сильно хромает.
Но Дина никак не отреагировала на её появление.
Подойдя, М. С. коснулась её плеча. Дина не сразу открыла глаза, и повернула голову в её сторону. Буквально смертельно усталой выглядит Дина. Словно больной. ''Мне шестой десяток, а ведь выгляжу здоровее её'' — подумала М. С.. Дина довольно долго на неё смотрит. Никогда раньше не видела у дочери Софи-Елизаветы М. С. подобного взгляда. Светлого, и печального одновременно. Грустью какой-то переполненного. Это-то у вечно неунывающей Дины такой взгляд! Да она в жизни ни о чём не грустила! Молчит она довольно долго. Потом неожиданно сказала.
— Мы дети большой и кровавой эпохи
Враги смертные брат и сестра
Это было словно пророчество. Про нас всех. Лично про неё. Одно из последних стихотворений. Оттуда эта фраза. Ты читала?
— Нет... Я не разбирала бумаг. Хотела издать, то что она мне показывала, но как-то не до того потом было.
— А я вот всё разобрала. Тот сборник дополнила. Нашла ещё одно. Юношеское. Словно из того мира. Не знаю, сколько ей было тогда. Семнадцать... Шестнадцать... Называется Осенний Петербург.
Осень сыпала листья в туман
Время мчалось сквозь рамки веков
Этот город мечта и обман,
Этот город весь соткан из снов.
Я люблю свежий холод Невы,
Серый камень её берегов.
Помнят прошлое сфинксы и львы,
Помнят волны обрывки стихов.
В мутной дымке тонул Петербург,
Осень плакала серым дождем,
И лиловые сумерки вдруг
Растворились причудливо в нём.
Над водой изогнулись мосты
Словно вечный решая вопрос.
А из мглы и ночной темноты
Ветер листья опавшие нес...
А другое назвала Посвящается Петербургу Достоевского
Сумерки ложатся над Невою,
В забытье дома погружены...
Серый снег кружится над тобою,
Оживают все твои герои,
Оживают призраки и сны.
Этот <<город полусумасшедших>>
Мир дворцов-колодцев и углов.
Мир людей, событий, лет ушедших,
И протянутых из века в век мостов.
Гонит в непогоду ветер резкий
Тени бедных и больных людей,
Здесь порою бродит Достоевский,
А над черною водою невской
Слышен шепот уходящих дней
(Автор стихов — Елизавета Ведерникова)
И тоже издать хотела. Не успела... Я ведь много её стихотворений нашла. Последних самых... Всё тут лежало. Никто, кроме неё их не видел. Грустно... Кое-что она читала... Когда ей было семнадцать лет. Может, их ещё Эрти слышала, а может только я. Только не поняла ничего. Семнадцать лет, и такая грустная она была. Грустила о чем-то невероятно прекрасном и уже безвозвратно ушедшем. Словно весенний цветок распустившейся поздней осенью. Неестественно яркий среди грязи и пожухлых листьев...
А я думала... Завтра будет лучше, чем вчера! Так и летела. Словно комета... Кометы возвращаются. Всегда! Может ещё и будет новая Дина. Но никогда уже не будет Марины-Елизаветы. В семнадцать лет писала про город. Я не понимала её...
— Ты застала Город разрушенным. Но не застала кошмарным.
— Может, да. А может, и нет. Она запомнила эти камни все-таки прекрасными. Грезы, мечты... Немного наивные, но как же тяжело жить не имея их! Она грустила о добрых и прекрасных временах. Из будущего, из прошлого ли. Не знаю.
''Вот значит как ты ещё раз напомнила о себе, Софи-Елизавета. Что-то ещё вложила в этот живой огонек?"
— Думаешь, лучше будет, если люди их, наконец, увидят?
— Да. Лучше. Она ведь для людей творила, и пусть они, наконец, увидят созданное ей. Ей бы понравилось это.
— Пусть...
Они обе молчали довольно долго. Потом М. С. спросила:
— Сама-то ты как?
Дочь Софи-Елизаветы как-то скучно ответила.
— Поправляюсь. Скоро в норме буду. Но ещё месяц думаю побуду здесь.
''Зачем ты врёшь?'' — подумала М. С..
— Клятва. Та клятва... Мир переменится, когда Чёрный Еггт не сдержит клятву. А миру и наплевать. Он каким был, таким и останется. Ему всё равно. А мне — нет.
— Та клятва... Будь свободна от неё. Это говорю тебе Я, Младший Еггт.
— Последний истинный Еггт. Они всегда знали, ради чего живут. Пылают сами, и сжигают других. И думала я, что сама такова.
Она замолчала, глядя в никуда.
— А сейчас?
— А сейчас не знаю. Всё сгорело, всё лопнуло и обрушилось. И погребло меня под собой. Моя прежняя жизнь... Ради чего была? Годы, наполненные смертями... Кому, и что я доказывала? Ради чего? Тех пуль прошедших мимо? Детей, убитых его людьми, тех кого я не смогла спасти. Боролась со злом. Но и причиняла не меньшее. Они... Ну, по крайней мере он сражались за то, во что искренне верили. Как и я. А вера не совпала.
— Его обманывали. Жестоко обманывали с самого детства.
— Так ведь так же обманывать могли бы и меня... Тогда. Давно. В столице. Я помню, хотя и была маленькой. Солдат хотел бросить меня. Лишний груз. А кругом ночь, и огонь. А я вцепилась в ремни у него на груди. Он не смог меня отодрать. Так и бежал... Он ведь только за ремни не удержался... Могла бы я. Или оба...
Где гарантия, что сегодня какой-нибудь Гессет не хвастался бы моей головой... А ты бы стояла и думала ''бандитка, а до чего на Софи похожа...'', а потом подписала бы ему наградной лист. Или подала бы запрос в алмазный фонд о трофейном перстеньке. Всё бы выяснилось. Или же поточнее упала бомба... И всё кончилось сразу бы. Как знать, может так было бы лучше всего! Всё ведь могло кончиться и потом... Не убеги я немного вперёд. Я обычно сзади шла. Я с трудом тебя узнала... А они. И ты. Может, и стали бы стрелять. А я помню, что у тебя было в руках... Ещё один случай, поменявший мне жизнь...Только зачем?
— Но что прошло, то прошло. И этого не вернуть.
— Случай. Всю мою и его жизнь предопределили случаи.
— И колоссальная война, во время которой они произошли.
— Может, так. А может, и по-другому. Теперь я ничего не знаю. Случаи слишком часто определяли мою жизнь. Они властвовали надо мной... Но теперь я хочу стать подобным случаем. Первый, и последний раз, ибо чувствую — немного у меня времени. Обещай мне, что выполнишь любую мою просьбу. Одну, всего одну, но любую.
— Обещаю.
— Так вот... Случай... Пусть будет случай... Я буду им. Через тебя. Он не умрёт. Доведи это до всех. Он не умрёт. Будет жить, сколько отмерено, раз столько пуль прошло мимо него. Будет жить. И мучаться. Это ведь будет гораздо более жестоко, чем просто убить его.
''А нужна ли мне самой смерть Линка?'' — подумала М. С.. — ''Что это мне даст? Кровь за кровь... Не худший из принципов. А что он мне дал? Её не вернуть. С формальной точки зрения его можно амнистировать. Карателем не был, это факт. Но убил её... Могу его достать. Только не хочу. Зачем мне это? Ещё одна смерть не принесёт покоя. Оказался слепым оружием в не своей войне. А она стала жертвой чужой для неё войны. Претила ей сама война как таковая. Хотя и была вовсе не из непротивленцев. И не из трусов. Смелая... Наверное, лучшая из Еггтов за несколько сот лет. Совершенная во всём. И притягивающая беду".
Но что-то надломилось в Дине. Заметила ли это М. С., Рэтерн не знала, а вот сама она это как-то почувствовала.
Она скоро уедет туда, где бывала раньше. Но она уже не та, она надломилась. Лопнуло что-то, на чём она жила, и что помогало ей держаться. Но что-то должно заменить прежний стержень. Но только что? Рэтерн не знает этого. И этот стержень должен, просто не может не появиться. Иначе Дине конец. Это Рэтерн чувствует. Надлом, страшный надлом.
Рэтерн считает Дину своей сестрой. Та о ней такого же мнения. Но Линк... Абсолютно пустое место он для одной. Пустое место, и даже хуже. Тот, кому всё равно следовало заплатить по старым счетам. Он по ним неизбежно заплатит. Никогда больше Рэтерн не говорила с Диной на эту тему. Но и не меняла своего мнения по данному вопросу. С Линком она ещё столкнётся на узкой дорожке. И на этот раз не промажет.
А Дина... Он ведь когда-то был её братом. Они росли вместе. Какие-то детские воспоминания связаны с ним. Но намного больше воспоминаний связано с Мариной. И с ними-то что делать? С памятью и болью. Для Рэтерн Линк только преступник и ничто иное. А для Дины теперь? Он преступник. И жертва. Тот человек, с которым играла в детстве. Убийца сестры. Враг, сбитый с коня. Что Дине делать теперь со всеми этими знаниями? А равно как и своей памятью.
''А мне ведь её попросту жалко''.
Снова роскошный кожаный жилет, кожаные штаны с бахромой, сапоги со шпорами, два ремня. И великолепная фигура, на которой всё это красуется. Шашка у бедра. Вроде бы всё по-прежнему. А вроде и нет. Это ведь не Дина, это только оболочка её. А внутри уже что-то не то. Там внутри, практически всё уже пусто. Ей тяжело. Ей, бывшему воплощению бесстрашия, страшно. Только словами этого не объяснишь. Она уже почти собралась, что бы ехать на аэродром. Куда ей лететь? А какая разница! Почему, почему Рэтерн чувствовала, что вот так на аэродром Дина едет в последний раз.
— Тебе не слишком плохо? Может, ехать не стоит? Никто ведь не смог объяснить, что с тобой было.
— Плевать! — ответила Дина. — Мне сейчас всё равно. Не важно, что со мной будет.
Спорить с Еггтом практически бесполезно, это Рэтерн знает чётко. Но слишком плохо её сестра выглядит. И поэтому она сказала.
— Так нельзя. Ты оттуда запросто можешь не вернуться уже никогда. Ты уже не та, Дина, старый огонь в тебе уже почти потух, а нового ещё нет. И там ты его вряд ли сможешь обрести. Останься здесь, прошу тебя. Не вернёшься ведь ты оттуда.
— Там я либо смогу стать прежней, либо... тогда и смысла не будет возвращаться.
Не случилось ни того, ни другого. Уже в самолёте Дине стало плохо. Её экстренным рейсом отправили обратно в столицу. И вот Рэтерн снова видит её. Прошло чуть больше трёх дней с их последнего разговора. А Дину совершенно невозможно узнать. Это не Дина, это даже не её оболочка, это её тень.
Она входит. У Саргона сразу же защемило сердце. Дина всегда была слишком похожа на мать, но сейчас ничем на Софи не походила.
Дина умирает и знает это. Софи тоже погибла молодой. Ей тогда было лишь немногим больше, чем дочери сейчас. Софи, великая Софи Саргон. Какой талант погиб тогда!
Из талантов матери Дина унаследовала только безудержную храбрость и чёрное чувство юмора. А все остальные свои качества позаимствовала от М. С.. В этом Саргон не сомневается ни на миг.
Жизнь Дина прожила очень ярко. Только никто не знал, что это была яркость подобная яркости падающей звезды, метеора, несущегося по ночному небу. Дина была обречена с детства, с той великой войны, превратившей в руины почти весь мир. Никто об этом даже не догадывался.
Но жила бы по-прежнему, даже знай о своем приговоре и отмеренном ей сроке.
А слава Дины росла и крепла с каждым днём.
Саргон чувствовал, что М. С. готовит из Дины приемника. И наследник будет достойным!
Настолько, что все сложнейшие интриги последних лет можно смело запихивать в долгий ящик. Ибо и вправду будет Дина V!
Незадолго до болезни Дины от М. С. пришло представление на звания генерал-майора. Имя Дины в списке было первым. Через звание решили перескочить. А он тогда решил немного подействовать им обеим на нервы. Конечно, представление он бы рано или поздно подписал, никуда бы не делся. Но вполне мог себе позволить потянуть с этим пару месяцев.
А Дина в это время заболела. Вскоре выяснилось, что безнадежно. Император её всё-таки утвердил, но дочь Софи отказалась от звания, сказав при этом ''Не всё ли равно, кем кормить червей, подполковником или генералом ?''
Так же как и мать, Дина была ослепительно красива. Этим оружием тоже владела мастерски.
Но теперь от красоты мало что осталось. Самым подходящим, что сейчас можно сказать — гниёт заживо.
Огромные мешки под глазами, полубезумный взгляд воспалённых глаз, хриплое дыхание, вылезающие волосы, экзема. Даже заполнивший весь кабинет аромат дорогих духов не может перебить сильнейшего запаха гниющей плоти.
