Она останавливается, достает оружие некоторое время с непонимающей ухмылкой разглядывает и наконец во всеуслышание сообщает.
— А он вообще не мой. А где тогда мой?
— В машине, наверное, значит лейтенант у тебя всё-таки отобрал.
— А это чей?
— Ремень я такой где-то видел... Наверное это того... Жирного. Которого с балкона в бассейн скинул. Я его вроде за ремень хватал, — проорал он заднему фасаду сестры, торчащему из вездехододеревянной конструкции. С пьяных глаз, фасад весьма и весьма неплох. Слышится какое-то шебуршание, лязг, брязг и отборнейшая ругань. Наконец, Марина возникает вся целиком. Кобура переместилась на другую сторону фасада. Ещё один пистолет засунут за ремень. Лоб в машинном масле.
Сордар протягивает платок, похожий на небольшую простыню. Она не сразу соображает зачем. Лоб Марина не столько вытерла, сколько грязь размазала.
Машины из императорского гаража. Когда они сели, Сордар говорит Марине:
— Знаешь, сестра, воля младшего Еггта, тебе всё-таки не за этим дана. Шутить с подобными вещами не стоит.
Она как-то странно взглянула на него и ответила.
— Это одна из моих последних шуток, Сордар, я не хуже тебя знаю, какими словами не стоит бросаться.
До дворца доехали молча.
Аудиенция назначена в малом кабинете нового дворца. Хотя дворцом здание можно назвать с большой натяжкой. Есть дворцы, служащие для представительных функций, ломящиеся от роскоши и чуть ли не до крыши набитые произведениями искусства. И есть административные здания наподобие этого, откуда, действительно, управляют империей. Как эта, внешне невзрачная постройка в одном из пригородов, фактически доверху набитая разнообразной радиоаппаратурой, впрочем постройка невзрачна только внешне, а на деле это уходящий на несколько этажей под землю шедевр инженерного искусства, бетонные своды подземных этажей вполне могут выдержать прямое попадание пятитонной бомбы. Надежно упрятанные под землю кабеля обеспечивают связь не только со всеми ведомствами в столице, но и резиденциями соправителей и ставками фронтов. А благодаря мощнейшим рациям связаться можно даже с пограничными частями охраны рыбных промыслов чуть ли не за Полярным Кругом. (Рыба за полярным кругом, конечно, есть. Да не в ней дело — полигон для испытаний творческих работ по преобразованию девяносто второго и девяносто четвертого элемента периодической таблицы там достраивают). Не дворец, а мозг, откуда по проводам, как по нервам разлетаются импульсы к различным частям огромного и очень сложного организма под названием Государство.
Охраны в приёмной нет. Зато по дороге вниз к высочайшему хватает кордонов. И на каждом делают запись, кто прошёл и во сколько. Через первый пост их пропускают, едва взглянув. На втором документы смотрят очень тщательно. На третьем посту Марину и Сордара просят оставить личное оружие. Надо — значит надо. Не те у них должности, что бы являться к императору в любое время. Он всё-таки в первую очередь глава государства, а только уж потом их отец.
Обстановка в помещении — ничего лишнего. Отделанные деревянными плитами стены. Диваны, оббитые чёрной кожей, столики со свежими газетами, прохладительными напитками и ящиками с сигарами, да пальмы в кадках. Присутствует и три бутафорских окна, за которыми просматривается парковый пейзаж. В самом деле поверить можно, что за окном парк, и птички поют. В паре десятков метров под землей!
Ну, и перед пресловутой дверью, изготовленной по образцу и подобию двери тронного зала, два стола одного из секретарей императора. Естественно, записывает прибывших. К некоторому удивлению Марины, её и Сордара попросили немного обождать. Это-то при всем известной пунктуальности Саргона!
Марина только пожала плечами, и отправилась на диван, покуривать казённую сигару. В голове бродит хулиганская мысля: подойти к окну, открыть форточку, и стряхнуть на пейзажик, или как там это сделали, пепел. Исключительно из соображений — загорится или нет? А если да, то кто и как тушить будет? Или может, и открыть форточки не удастся, из-за бутафорских шпингалет?
Довольно скоро Марина обратила внимание, что секретарь явно как-то странновато-маслянисто посматривает на неё. Словно не может сообразить, за какие такие заслуги в эти апартаменты попала какая-то капитан-танкист с обожжённым и грязным лицом, и в форме, состояние которой вызовет немало вопросов у любого комендантского патруля. Вопрос может быть суток на двадцать пять ареста с содержанием на столичной гауптвахте. И звёзды тут вряд ли помогут. Или это его так заинтересовали некоторые детали содержания формы? Марина уже стала забывать как на достоинства обоих фасадов её фигурки ещё совсем недавно смотрели. Некоторые. До тех пор пока она различными средствами: мало литературными словами, ударами танкистских ботинок (в том числе и промеж ног), или упёртым в лоб (или иную часть тела) пистолетом не убеждала найти для обозрения какую-нибудь иную точку на горизонте, максимально удаленную от некоторых точек на её обмундировании, а так же отказаться от попыток установить, что находится под ним.
А этот продолжает пялится, да ещё и явно принюхивается. Ладно, хоть слюни от вожделения (хе-хе, извращенец ты братец) не пускает. Боится что ли, что датчики биологической угрозы сработают? Ну и что с того, что она в состоянии ''после вчерашнего''? В журнале регистрации записано одно из многочисленных имён их высочества с присовокуплением титула, которым Марина никогда не пользовалась. Да и не каждый знающий полную титулатуру членов императорской фамилии, вспомнит ещё и этот её титул и имя. Взгляд уже начал раздражать. Интересно, как он себя бы вел, прочтя всем известное (по крайней мере в этой канцелярии) Марина-Дина дерн Оррокост Саргон-Еггт?
''Не узнал меня, дожила блин!'' — подумала Марина, пытаясь разглядеть, один перед ней секретарь, или целых оба, и кого из них надо побить — ''Впрочем, вид моего рыльца с момента последнего издания придворного календаря явно сильно изменился. Да и сигар я тогда не курила, и пить не пила. Но если не перестанет пялится, получит в глаз. В один персонально от ненаследной принцессы, в другой— от принца. Будет о чем на старости вспомнить, если конечно, Сордар шею не сломает''.
Слегка качнувшись, Марина шагнула к столу...
Секретарь взвился как ужаленный. Щёлкнул каблуками и козырнул, словно весь на шарнирах. Марина удивленно обернулась, с опозданием сообразив, что все это не про её честь.
В приёмную вошёл ещё один человек. Ослепительно красивая черноволосая женщина с тростью под мышкой.
Цифры о служащих в армии аристократах засекречены, но Марине прекрасно известно что из почти миллиона аристократов призывного возраста, в армии служит от силы пятьдесят тысяч. При армии приближающейся к двадцати миллионам не очень впечатляет. Тем более, что многие из них и так не афишировали свою принадлежность к дворянству. Зато ''работающих на оборону'' дармоедов в военной форме и с громкими фамилиями в тылу скопилось уж очень много. Конечно, там были не только аристократы всех мастей, но они-то заметнее всех.
Так что, весьма распространённым воинским преступлением были драки между фронтовиками и тыловиками. Нередки и убийства. Эта неприязнь пока ещё не носит политической окраски, но это только вопрос времени. А если ещё и учесть колоссальный характер армии... В общем, во всех городах где имеются крупные госпитали не очень спокойно.
Среди тех представителей элиты, кто действительно работают на оборону в той или иной сфере, но не афишируют свою социальную принадлежность, есть и женщины. Иные из них могут в чём угодно поспорить с любым из мужчин. Наиболее известна из них та, которую все называют не по имени, фамилии или титулу, а по краткому и ёмкому прозвищу — Бестия; официальное звание и должность — генерал-лейтенант, начальник внутренней безопасности. Генерал-лейтенантов в империи несколько десятков человек. А вот Бестия одна.
Впрочем, она-то знаменита в первую очередь вовсе не храбростью. Вернее, не только ей.
Есть и ещё один забавный факт: министерств и приравненных к ним ведомств хватает. Хватает и титулованной аристократии. Однако, днём с огнём можно искать титулованного министра и не найти. Титулы есть у всех министров. Пожалованные за заслуги. К родовой аристократии они не принадлежат. Только один из приравненных к министрам из родовитых аристократов имеется. Титул весьма и весьма пышный. Император превыше всех. Второй по значимости, согласно не изжитым феодальным предрассудкам — у главы Великого Дома Еггтов. Второй Великий Дом — Ягры. У Главы родовые замки ещё не все проданы. К древнему и прославленному роду принадлежит министр. Голубая кровь до ... уже никто не помнит, какого именно колена.
Именно голубой кровью и отличается министр от прочих сановников. Сановники всех рангов её откровенно боятся. Боится и весь высший свет. А она всего-навсего Бестия.
Вся грэдская интеллигенция ненавидит её, шепотом рассказывая ужасы о десятиэтажных подвалах, где сутками пытают и расстреливают инакомыслящих. Говорили о звериной жестокости Самой и её подручных.
Всё бы ничего, но в подвалах под зданием безопасности никогда не было ничего кроме бомбоубежища, неплохого, для генералов строили, но не более того. А если учесть, что столицу за всё время войны бомбили раз десять, и то больше из пропагандистских соображений. Так что бомбоубежище прибывало в стабильно закрытом состоянии. Инакомыслящие, даже без визитов к Бестии занимались тем, что строчили друг на дружку та-а-а-кие доносы, что рассматривай она хотя бы десятую часть, то с расстрелами всевозможных заговорщиков не справилось бы несколько пулемётных рот. А с теми, что поступали, как втихаря говорили сотрудники, поступала довольно интересно: личный сортир в одном из особняков приказала оклеить, по крайней мере, с самыми выдающимися с литературной точки зрения так на самом деле и поступила. Только сортир был обклеен общественный в самом высоком здании столицы (том самом, из окон которого даже Приполярный Архипелаг видно). Была ли жестока, мало кто знал, а увольнения из органов за превышение полномочий при ней имели место быть, чего не случалось при предшественниках.
Да и смертных приговоров в отношении фрондирующих интеллигентов за последние десять лет вынесли не так уж и много. К тому же, примерно половина осуждённых за политику императором помилована. А вот уголовников расстреливают безжалостно. Насколько оправдана подобная политика — по данному вопросу имеются разные мнения.
Особенно среди столичной интеллигенции.
Бестия считает, что в столице в частности и империи вообще есть много чего, но одного только нет — честных и порядочных людей. Проблемой было то, что слишком многие считали себя именно честными и порядочными. А таковыми-то вовсе и не являлись.
И будь на то её воля, в первую голову расстреляла бы тех, кто сам себя нарёк совестью нации.
'' Они не совесть, — говаривает она иногда, — они то, против чего больной организм вырабатывает антитела. Раковые клетки. Проблема только в том, что слишком больной организм не может вырабатывать этих антител в достаточном количестве. И сдохнет он рано или поздно. Однако меня организм всё-таки выработал. Антитело. А нужен уже скальпель хирурга''.
Соправителей четверо, но когда просят назвать второго человека в империи, называют не кого-то из них, а как раз её. Зовут её и друзья, и враги, не по имени или фамилии, а по короткому прозвищу. Прозвищу, так похожему на боевой клич — Бестия.
Она очень высокая, настолько, что почти никогда не носит популярных шпилек. В светло -синем костюме тройке. Поверх красного банта над сердцем красуется усыпанная бриллиантами звезда — высший имперский орден. Ниже -пять рядов колодок. Под одной из пуговиц пиджака -короткая алая ленточка с чёрной каймой — так иногда отмечают нашивки за тяжелые ранения. Через плечо маленькая сумочка. На руках — чёрные перчатки.
Министр славится умением великолепно одеваться. Её наряды зачастую изысканны и разнообразны. От рождения очень богата, да и жалованье имеет такое, что только на него может менять костюмы по несколько раз в день. Делает она это значительно реже. И частенько ходит просто в генеральской форме. Даже не парадной.
Одна черта туалета известна абсолютно всем. Трость с золотым шаром на рукоятке. Уже многие годы никто не видал Бестии без неё. Трость словно приросла к министру. Она иногда ходит с ней, но чаще носит в руке, зажав конец под мышкой. К образу Бестии приросла трость, став характерной чертой внешнего облика. Никто не знает, какие воспоминания связаны с этим предметом. Мало кто помнит Бестию без трости. Даже на мирренских карикатурах присутствует эта вещь.
Посторонний человек, зная об этом месте, мог принять вошедшую только за императрицу. И больше ни за кого. Но императрицей она никогда не была, хотя и знают её гораздо лучше, чем жену императора. Поклоняются, уважают, боятся, ненавидят... По-разному. Зовут в глаза и за глаза, чаще не по имени или званию, а по прозвищу. А прозвище краткое и ёмкое. Уже почти стало именем. Потому что подходит человеку прозвище. За дело зовут её Бестией.
А что до внешности, то несмотря ни на что, Кэрдин уже почти шесть десятков лет, не без оснований считается одной из первых светских красавиц. Фигура такая — половина двадцатилетних дур от зависти удавиться. Любой мужик без различия возраста напрочь разум потеряет, стоит ей глазом моргнуть. А если с хирургами фигура и знакома, то только с теми, что пули удаляют. А вовсе не с пластическими. К фигуре и голова прилагается. Одни такие мозги пяток министерств со всем штатом от министра до дворника заменит. Хотя нет, как раз дворника и не заменит. А всех остальных — запросто. Только проблема маленькая — голова-то может пять министерств заменить, но их в стране много больше пяти. Министерств, а не таких голов.
Правда, на балах и приёмах Бестия появляется нечасто. Но, зато, уж когда появляется... Но это уже другая история. Стоит только добавить, что только пять лет назад в свете появилась весьма серьёзная конкурентка бессменной первой красавицы — старшая дочь императора Софи-Елизавета.
Зовут Бестию Кэрдин Ягр. По знатности род Ягров уступает только Еггтам. Ведёт своё начало от старшей дочери Дины I. Когда-то Великий Дом был славен... Но нынешним Яграм только Кэрдин славы и прибавит. Единственная, кто жизнь не прожигает, а делом занимается. Генерал-лейтенант внутренней безопасности. Это в настоящем. А в прошлом.... Ей уже немало лет. И в прошлом много всего. От бурного романа с императором, от которого остался уже взрослый, но нелюбимый никем из родителей сын, до сожжённых со всеми жителями деревень бунтовщиков. За ней числится и мастерски разгромленная шпионская сеть, и зарезанные в подворотнях известные уголовники. Она никогда никому ничего не забывает. Сейчас входит в первую десятку лиц, реально управляющих империей. Кстати, она одна из немногих, кто имеет право появляться у императора, да и у любого из соправителей когда ей заблагорассудится.
