Пленные почти все ранены. Половина явно до полудня не дотянет. По их законам безнадежных добивают. Охраняют их такие же раненые. Все остальные приводят в относительный порядок позиции. Интересно, чужаки выдохлись или как? Второй раз таким составом сунуться — и от грэдов оптом останется сколько-то там тонн котлетного фарша. Частично жаренного. И конвоирам, и пленным это прекрасно понятно.
Один из пленных — вместо глаза кровавая рана, рука висит на привязи злобно буркнул по-грэдски.
— Части спецназначения. Корпусного подчинения.
— Их задача! Быстро!
— Проникновение в нижние ярусы — пленный ощерился — и уничтожение или захват всех находящихся там. По обстановке.
— Кто командир?
— Улетел.
— Имя. Звание.
Мимо тащат убитого генерала. Среди пленных какой-то ропот. Тот же одноглазый спросил.
— Его похоронят?
— Да.
— Командир второй волны. Боевое имя — Орол.
— У них малый радиус. И база где-то недалеко... Быстро! Где-то в радиусе 200-250 км. Фиксировались посадки кораблей!
Пасмурный день казался очень тихим и ясным. Ну, да после этакой-то ночки! Почти никто ничего не делает. Сидят и лежат. У орудий, у танков, в траншеях. Даже валяющиеся всюду мертвецы не сильно мешают. У многих живых на лицах выражение какой-то просто блаженной расслабленности.
Это победа.
Но ничего ещё не кончено. Операторам РЛС и радистам об этом известно лучше всех. И ещё об этом и известно собравшимся в центральном бункере высшим офицерам. Сегодня их гораздо меньше чем вчера. Докладывают обстановку.
— Аэродром выведен из строя. Серьёзные повреждения ВПП. Большие потери. Два больших укрытия разрушены полностью. В третьем заклинило ворота. ВПП можно привести в порядок.
А несказанное за этим — транспортных самолётов у нас больше нет.
Но дело-то надо делать по-прежнему.
— Связь есть со следующими штабами...
Все становилось бесполезно. Тяжёлые корабли подходят на огромной высоте. И безнаказанно сыплют бомбы. Огонь тяжёлых зениток с башен почти не причиняет им вреда. А ракет оставалось мало. Связь пока действует, но ухудшается с каждым днём. Они и вправду эвакуируют войска. И одновременно, усиливают бомбёжки. И бьют преимущественно по городам.
Укрепления всё-таки отстроили на совесть. Купол одного из убежищ выдержал попадание бомбы крупного калибра. Тонн пять, если не десять.
Не так, так эдак. С землёй теперь решили смешать. За гибель десантников.
Будь здесь город, а не укреплённый район, давно бы остались дымящиеся руины. При ударах по городам зажигательных бомб чужаки не жалеют. А здесь от них проку никакого. Фугасных и бетонобойных зато не жалеют. Иногда сбрасывают и более интересные гостинцы вроде контейнеров с противопехотными минами. Прыгающими. С системой наведения. Вполне способной сигануть с дерева тебе прямо на голову. Всё это дополняется глушилкой всех частот.
От непрекращающихся бомбёжек несколько человек сошли с ума.
Они все собрались на площади среди руин бараков. Все кто остались в живых из гарнизона северной ставки. Больше существования этого центра управления войсками не имело смысла. Несколько дней назад прекратилась связь с последними частями. Три дня назад чужаки сбросили какую-то странную бомбу: была очень яркая вспышка, похожая на разряд тока. Она была сброшена в нескольких километрах, но грохот был слышен даже в подземных ярусах. Те кто не слышал взрыва, его всё равно почувствовали: разом отказали все генераторы. Электричества не стало. Вскоре умерли все раненые в реанимации.
А вчера появились грунтовые воды, и непонятно почему ( гидроизоляция-то была сделана более чем на совесть). Воды много бороться с ней нет никакой возможности. Нижние ярусы стало затапливать. Находится в ставке больше не имело смысла. Тем более, что и людей-то оставалось не так много, а способных носить оружие — и того меньше. Их меньше пятисот, сборная солянка изо всех подразделений — обеспечения, защиты, связи, охраны периметра, танкового батальона и собственно офицеров ставки. И ещё она. Генерал-полковник, от имени которого остались только две буквы — М. С.. И четырнадцатилетняя девочка. Её дочь. Единственный ребёнок в этой стаи прожженных хищников, переживших все круги ада людей.
Теперь они собрались вместе. Наверняка, в последний раз, чтобы решить, что им делать дальше. Точнее, куда уходить. И с кем. И уже буквально витает в воздухе: с М. С. пойдут далеко не все, кончилось прежнее время. Кончилось и всё с ним связанное. Пришло что-то другое. А вот что ? Этого ещё не поняли.
Но одно поняли все: новое время будет гораздо хуже того, что вовсе не по их вине ушло навеки. А им, уцелевшим в огне величайшей, и проигранной ими войны, теперь предстоит решать, куда идти, и что делать. А может, у кого-то возникнет и желание поискать виновников произошедшего. Кандидатур-то в приделах досягаемости не слишком много. А точнее, всего одна. Но зато какая!
Та самая М. С..
Когда всё рухнуло, людям обычно становится плевать на прежние авторитеты. Но опасно плевать на автоматы. По крайней мере, большинству людей. Начинает вновь работать закон джунглей — каждый сам за себя. Или его вариант— каждая стая хищников сама по себе. И чувствовалось, что здесь будет работать именно второй вариант. И видны уже были несколько потенциальных стай. Вот только не все ещё знают вожаков.
Один из вожаков сразу виден — сама М. С.. Она сидит на обломке камня. Генеральская форма выглядит просто безупречно. Но всем почему-то казалось, что нет уже знаменитой силы воли. В ней словно тень былой М. С.. Но даже эта тень поопаснее иного живого. Опасна не столько она, опасны собравшиеся вокруг неё люди — почти все из охраны периметра и подразделения защиты. То есть полные фанатики и великолепные бойцы. И внешне — типы один к одному, почти под два метра каждый, форма — несмотря на произошедшее — словно с парада, и оружие у всех. И держат его на виду. И всем видом стремятся показать то, что и так очевидно — с нами шутки плохи. Все-то тут они из разряда псов боевых, только эти-то позубастее прочих будут.
Вот только одно отличает эту группу от всех прочих: ребёнок в ней. Дитя наиболее грозной из них, но совершенно не похожая ни на кого из них. Это уже все знали. Маленькая Марина испуганно жалась за спину матери. А у той от ощущения этого, словно плечи расправились, и сталь играла во взгляде. Каждый сам за себя — пусть так, но ей-то ещё и за Марину драться придётся.
Так что даже те, кто заранее настроились не слушать М. С. чувствовали — с ней и её людьми лучше разойтись миром. Пусть их мало. Но они подчинены одной воли. Её воли. И драться будут как один. А М. С. хищник, и сейчас она, как и любой хищник, будет стремиться ещё и защитить своего детёныша. И они бросятся все, если почуют угрозу. Хотя их мало, человек пятьдесят, не больше. Но они уже все заодно.
А вот остальные — нет.
М. С. сидит молча. Её поза могла показаться безвольной. Спина почти сгорблена. Голову она поднимает время от времени, а так — смотрит в землю, щебенку с песком под ногами изучает. Руки лежат на коленях. Но это в любом случае она. И на ней генеральская форма. Со знаками различия и всеми орденами. Она без бронежилета, в которых половина собравшихся. По крайней мере, со стороны кажется, что бронежилета на ней нет. А что там на деле — так это её дело, раз жить охота.
Выглядит она как смертельно усталый человек. Только вот все здесь такие смертельно усталые и разбитые. Все переживали одно и тоже. А ей-то похуже многих. Они ведь знали только то, что творилось в ставке. А ей была ведома ситуация в мире. И она пыталась на неё влиять. Она была сильна. Очень сильна. И сильны были армии, которыми она управляла. Но на любую силу рано или поздно найдётся большая сила. И она нашлась. И они все теперь солдаты разгромленной армии уже фактически несуществующего государства. То есть люди предоставленные сами себе. А раз нет государства, то значит, нет и его законов. Всех. А раз нет законов — то остаётся одно — право сильного. А тот, кто с оружием всегда имеет это право по отношению к безоружному. Кто силён, тот и прав. В человек всегда сидит зверь. Вот только, насколько глубоко он сидит? Скоро выясним. Вряд ли уж зверюга зарылся на недосягаемые глубины. Обычно он так, чуть копни — и вот он. Царь природы — самый страшный зверь по имени человек! Но уже и не царь. А попросту зверь. Со всеми его недостатками, но без единого достоинства.
А здесь есть из-за чего людям звереть, раз пропали законы. Это не оружие с патронами, благо его на всех хватит. А это-то и плохо. Ибо оружия очень много. И если отсюда уйти, то тропка к этим руинам будет протоптана очень быстро. Тут есть, чем поживиться. Остались запасы продуктов. И немаленькие. Лекарства, в том числе и наркотики. И об их наличии знают слишком многие. Даже если наркоманов и нет, то в наше время это теперь просто товар. И недешёвый. Запасы спирта, и технического, и медицинского. И это товар. Обмундирование. А скоро осень. Несколько машин и бензохранилище (это интересно прежде всего для тех, кто уйдёт недалеко). Немного золота и бумажных денег в кассе. И опасно именно то, что их немного, ибо некоторые считают, что где-то здесь спрятана большая часть имперского золотого запаса. А его здесь нет. А многие считают иначе. Это может кончиться кровью. Так что по нынешним временам руины северной ставки — это почти сокровищница.
А в чужой душе всегда темень. И от многих неизвестно чего ждать. Но зато все знают, чего стоит ждать от неё.
А она впервые за многие годы не представляет, что делать, и что говорить. Произошедшие события определённо выбили М. С. из колеи. Но она всегда поднималась даже после очень сильных ударов. Только время для этого требовалось. А его и нет. Корабль разбит, остатки команды сошли на берег. А берег теперь пустынный. И откровенно назревает бунт. А против кого бунтуют в подобных ситуациях? Да против капитана разумеется!
Но в данном случае, капитана одни ещё опасаются, другие ещё уважают. Так что, могут и не убить. Тем более, весьма велика вероятность, что первый поднявшийся против неё первым же и умрёт. Конечно, много оставшихся, но проблема-то как раз в том, что первым быть никто не хочет. Но кому-то придётся. И бить придётся в лицо. А это тяжело. В спину-то гораздо проще, но спина прикрыта. И прикрыта надёжно.
Так что сначала всё-таки будет разговор. И весьма нервный. Но разговор. А вот во что он перерастёт... Но проблемы лучше решать по мере возникновения. А они наверняка возникнут.
Слишком уж много всего произошло, чтобы идти дальше вместе, или разойтись без лишних слов. Но что было, то было. А решать придётся то, что есть. И желательно побыстрей.
Как ни крути, а среди большинства солдат настроения в стиле — войне конец, пошли домой. Желательно, с трофеями. А дом — у одних далеко, у других ещё дальше. И многим неизвестно, цел ли он.
Слепому видно — никакого военного значения ставка уже не имеет. От зениток без РЛС толку мало. От центра связи без электричества — ещё меньше. А если смотреть сверху — так и непонятно будет, как кто-то ещё может оставаться в живых среди этих воронок.
Большинство вовсе не намеренно участвовать в сваре матерых. Но и своего упускать тоже не хотят.
Двинулись. Девяносто три вооруженных до зубов человека. Самому старшему — седьмой десяток, самой младшей — четырнадцать. До столицы рассчитывали добраться без приключений. Пусть и далековато, но земля-то как ни крути, своя. Продукты — где так дадут, ну а где и сами возьмут. Плохо только, что все рации из строя вышли, и нет ни малейшей возможности связаться с кем-либо.
— Пару дней отдохнем в этой деревне.
Появление вооруженного отряда чуть ли не в сотню человек ни у кого не вызвало приступа бурной радости. Что-то вроде злорадства вызвало только то, что отряд занял три дома местных богатеев-братцев.
— Господин генерал, разрешите обратиться.
Перед ней стоит один из батраков. По виду — сущая деревенщина с образованием в три класса начальной школы. Стоит и шапку в руках мнёт. Кто его так выдрессировал с начальством разговаривать? Господ-то давно нет, а шапку даже до всех путчей уже не ломали. Дичь тут какая-то.
— Обращайтесь.
— Э-э-э... Это, как бы лучше сказать, ну в общем, мой хозяин лесной бандит и не последний. И сыновья его бандиты. И два брата, в соседних домах живут, тоже. С лесными связаны. Они вас сначала отравить хотели, и сонных порезать, но как увидели, что вы ничего от них не берёте. А только своё едите.
''Ай да Я''— подумала М. С.. Парень между тем продолжал.
— То в лес послали. И дня через два-три они ночью придут убить хотят всех, кроме девочки, она хозяину зачем-то приглянулась. К нему человек из лесу приходил. Я их разговор слышал. Они очень знать хотят, сколько вас, и что есть из оружия. И задержать вас тут просят подольше.
М. С. прищурила левый глаз и склонила голову набок.
— Такие вещи доказывать надо. Не маленький, сам понимаешь.
— Он и до войны с лесными возился. У него схрон в подполе, под бочкой проход, и на чердаке в правом углу оружие спрятано. Пулемёт и два автомата, по-моему, там же и патроны. И у братьев его тоже стволы есть. И в деревне ещё кто-то есть, кто — не знаю. Я не местный.
— А что это ты вдруг нам помочь решил? Али хозяин чем насолил? Говори, не стесняйся, я-то куркулей тоже не очень жалую.
— Вы не хотите, чтобы хозяева и господа были. Вы за бедных людей. Я знаю это, что бы про вас не говорили. А такие, как он... — не найдя слов он махнул рукой.
— Ты вот что, со двора пока не уходи. Я разбираться иду. Смотри, если врёшь — хозяину не скажу, а просто расстреляю. Если правда— никогда тебе этого не забуду.
— Я не вру.
— Так. Я иду к хозяину. Вы двое со мной. Ты лезь на чердак. Поищи, где я сказала, найдёшь что— спускайся с этим к нам, и вроде это ты сам нашёл.
— Понял!
— А ты найди мою дочь, и глаз с неё не спускай.
Втроём направились к хозяину. А он встал недавно. Ну, блин и селянин. Смотреть-то смотрит так, что ни черта не поймёшь, что у него на уме.
— Что угодно господину товарищу генералу?
''И почему он мне сразу не понравился''
— Да простой, в сущности, вещи. Аппарат у тебя есть, есть не ври, в сарае видели. А раз есть, то значит, есть и то, что аппарат производит. А раз так, то гони. Давай сейчас нам троим, а вечером, чтобы на всех было.
— Да уж конечно, сообразим в лучшем виде. Эй, жена собирай на стол.
Вскоре на столе появилась бутыль с мутной самогонкой.
— Уж ты не отказывайся, твоя ведь всё-таки, садись с нами.
Чувствовалось, что хозяин хотел отказаться. Не успел. В дверь вошёл капитан, лазавший на чердак. На плече висят два автомата, а в руках пулемёт.
