М.Я.У

— Заходи! — скомандовал Алексеевич в ответ на стук в дверь.

— Коленька!!! — взвизгнула Цыпа и одним прыжком оказалась на пороге, повисая на шее у вошедшего Беды.

Несмотря на бурные протесты Цыпы, Алексеевич выпроводил их с Осланом из кабинета, прежде чем начал разборки с Колькой. Несмотря на скептицизм особиста, Беда полностью подтвердил информацию о своём похищении, уточнив только, кто и для чего его похитил, а также рассказав о своих договорённостях с Ибн Ладомом, чего совершенно не нужно было знать Элке.

В этот момент зазвонил телефон, и Алексеевич прижал палец к губам. Поскольку разговор проходил по-французски, Беда не понял ни слова, но по беззаботному тону эсбэшника понял, что тот безбожно врёт кому-то. В конце концов, он громко расхохотался, что-то прощебетал и протянул трубку Кольке:

— Поговори со своим знакомым 'директором туристической фирмы', так опекавшим тебя на приёме.

Николай скривился, но телефон взял.

— На проводе!

— Что значит 'на проводе'? — удивился начальник контрразведки.

— Извините. Я не хотел поставить Вас в неудобное положение. Это устойчивое образное выражение в России при разговоре по телефону означает 'я взял трубку и готов Вас слушать'.

Контрразведчик натужно засмеялся, но быстро собрался и спросил:

— У Вас всё в порядке, господин Беда?

— Конечно! Разве со мной что-то может случиться в вашей прекрасной стране?

— Ну, да. Ну, да! Просто до меня дошли какие-то непонятные слухи, будто у Вас были какие-то неприятности...

— Что Вы! Как я убедился за то время, пока нахожусь в Тунисе, максимум, что угрожает иностранцу в вашем государстве, это солнечный удар. Пятьдесят градусов по Цельсию, это, знаете ли, тяжело после наших тридцати!

— Я очень рад, что у Вас всё в порядке! — заверил собеседник и попрощался.

Алексеевич почесал тыковку и подытожил:

— Как я и предполагал, слушают ваши номера по полной программе. Поэтому сегодня же перебираетесь в тот дом, что нашла Колбаса. Ребята его проверили: никаких 'жучков' в нём нет. Как мне сообщили из 'конторы', американская операция начнётся в ближайшие три-четыре дня. Когда, говоришь, с Ибн Ладомом встречаешься? Завтра?

— А что?

— Да Элку на это время надо будет куда-нибудь сплавить, чтобы ничего не заподозрила...

Резидент назначил Цыпе встречу в ресторане шикарного загородного гостиничного комплекса. Они с Колбасой уехали туда на такси: Танька в хлам разругалась с мужем, и теперь изливала подруге свои обиды за бокалом французского коньяка.

— Как он задрал со своими родственниками! Как только появляется свободное время — сразу стоны: 'надо проведать родителей'! Будто никто другой из семи братьев и четырёх сестёр их проведать не может! А припрёмся туда, они закроются в своей тюрьме и начинают жрать. Это у них называется 'праздник': забиться в четыре стены, жрать и п...здеть, п...здеть и жрать! Так хоть бы о чём интересном говорили, а то все разговоры о том, здоровы ли родственники! 'А Мухаммед лябез? Лябез. А Фатима лябез? Лябез. А папа Фатимы лябез? Лябез. А мама Фатимы лябез? Лябез. А брат лябез? Лябез. А второй брат лябез? Лябез. А х...й лябез?'. Сколько его звала: давай сходим на дискотеку. Ни х...я! 'В нашем возрасте это неприлично'. Один-единственный раз вытащила его на пляж, так он нацепил на себя трусы по колено: боится, как бы кто-нибудь его х...й не сглазил! Сколько я с ним воевала, чтобы он носил нормальные, европейские плавки! Уломала всё-таки. Поехали к родственникам, а он опять в свои кальсоны 'здравствуй, пенсия' нарядился! Такой скандал закатил! 'Не позорь, говорит, меня перед родственниками'! Как будто кто-то там с него штаны снимать собирается!

Подруги уже досиживали в ресторане третий час, а резидент всё не появлялся. Закончилась одна бутылка коньяка, за ней вторая. Негр-официант притащил третью, но и она быстро опустела.

— Слушай, может, у него машина сломалась? — предположила Элка. — Как ты думаешь, ждать дальше или ну его на х...й?

— Ждать! — пьяно рассудила Татьяна. — Только не в кабаке, а то сейчас у арабов начнутся всякие поползновения. Тебе-то по херу, а мой потом начнёт с кинжалом за ними бегать.

— А тебе разве не по херу? Ты же говорила, что разводишься с ним и уезжаешь в Ростов.

— Развожусь! — икнула Колбаса. — И уезжаю! Но эти уроды сейчас начнут заё...ывать предложениями пойти к ним в номер. А если резидент появится, когда мы трахаться с ними уйдём? Давай лучше возьмём ещё бутылку, снимем номер, и выжрем её в номере без этих кобелей.

— Давай! — согласилась Цыпа, и, рассчитавшись с официантом, подруги на автопилоте поплыли к стойке администратора гостиницы.

Салами по-французски объяснила, что мадам ждёт знакомого, поэтому хочет снять номер на ночь. Девушка-администратор расплылась в улыбке и достала бланк гостевой карты.

— Мадам резидент? — спросила она, имея в виду налоговый статус Цыпы в Тунисе.

— Нет, я его заместитель, — неизвестно зачем решила понтануться Элка.

У мгновенно протрезвевшей Колбасы от неожиданности вылезли глаза на лоб.

— Закрой рот, дура! — прошипела она по-русски. — Сама спалишься, и меня подставишь!

В этот момент зазвонил телефон Цыплаковской, а следом заверещал Танькин мобильник, и обеим пришлось отойти от стойки. Элке звонил Алексеевич, чтобы извиниться за резидента, который завис в Алжире из-за какого-то очередного нападения исламистов на тамошний райцентр и предал всю информацию Алексеевичу. А Колбаса, срываясь на визг, что-то долго орала в трубку на дикой смеси арабского, французского и русского, потом захлопнула крышку телефона и утвердительно мотнула головой.

— Всё! Гостиница отменяется!

— А что случилось?

— Мой козёл едет сюда, чтобы забрать нас домой! 'Неприлично замужней женщине ночевать в гостинице без мужа'. А следить за женой прилично?! А нотации ей читать по каждому поводу прилично?! Только пусть здесь появится, я ему, бл...дь, живо все правила приличия объясню! Куда только его волосёшки полетят!

Правда, драки не получилось. Приехавший за дамами спокойный, как удав, Асад принялся уговаривать беснующуюся Таньку всё-таки успокоиться, подумать о детях и вернуться, и та минут через десять сдалась, не преминув заявить, что Асад должен за это благодарить Элладу-Лютецию.

Цыплаковской определили комнату по соседству со спальней хозяев, и она, хоть и была пьяной в зюзьку, всю ночь почти не сомкнула глаз, слушая за стеной страстные вопли Колбасы, бурно 'налаживающей отношения' с мужем. Наутро возле дверей в туалет Цыпа столкнулась с томно-блаженной Танькой, плывущей на кухню.

— Как спалось? — промурлыкала Колбаса.

— Уснёшь с вами! — недовольно буркнула Элка. — Ты так орала, что на противоположном конце Туниса, наверное, слышно было. Ты-то довольная сегодня ходишь, а мне — хоть на стены лезь!

За утренним кофе Колбаса сообщила, что они с Асадом сегодня всё-таки едут к его родственникам.

— А ты, подруга, вместо того, чтобы психовать на нас, взяла бы, да и ухайдокала какого-нибудь мужика. Ну, хоть Беду своего, что ли. Дом я тебе оставлю, сходи на базар, приготовь ему романтический ужин, купи хорошего белого вина. А чтобы эффект сильнее был, что-нибудь из морепродуктов приготовь. Ты хоть знаешь, что он любит?

— Пельмени со свининой! — презрительно фыркнула Цыпа.

— Ну, со свининой не получится: сама знаешь, как мусульмане к ней относятся. Но кабанятину жрут за милую душу! На базаре купить — не проблема. Только смотри, чтобы либо молодой кабанчик-девственник был, либо свинка.

— Это ещё зачем?

— Да просто у кабанов, которые свинку уже огуляли, мясо вонючее...

Явление Деринга было впечатляющим.

Ранним утром на стоянку перед посольством зарулило с десяток забитых жителями рыбацкой деревни раздолбанных, сияющих ржавчиной авто, некоторые из которых выглядели ровесниками Генриха. Полицейские, мирно дремавшие в своей будке возле ворот, спросонья приняли прибывшую делегацию за готовящихся к штурму дипломатического представительства террористов, и уже через пять минут окрестности огласились воем десятков сирен: с половины города в район Манар-1 мчалось подкрепление. И хотя охрана посольства уже поняла свою ошибку и мирно беседовала с жителями деревушки, доставившими почётного гостя туда, куда он просился уже три дня, каждый полицейский экипаж предпочёл лично убедиться в отсутствии угрозы. В результате подъехавшему на работу раньше всех Алексеевичу с трудом удалось продраться сквозь затор из машин с мигалками, почти наглухо заблокировавших улицу.

Эсбэшник едва вышел из машины, как к нему бросился мужчина, с головы до ног одетый в национальный арабский наряд. И Алексеевичу стоило большого труда, чтобы узнать в нём пропавшего под Бизертой 'члена делегации министерства туризма'.

— Скорее! Где здесь туалет? — взмолился Генрих, подбегая к особисту.

— Здравствуйте Генрих Артурович! Вас и не узнать!

— Простите. Здравствуйте. Я Вас умоляю: проведите меня в туалет!

Алексеевич понимающей посмотрел на искажённое страданием лицо Деринга, но продолжал неподвижно стоять у машины.

— Ну, что же Вы стоите? — уже едва не орал 'араб'.

— Потому что охрана ещё не открыла ворота. Вот теперь можно идти. Только Вам всё равно придётся несколько минут подождать, пока я не отключу сигнализацию.

— А побыстрее никак нельзя?

Из глаз Деринга уже катились слёзы, а сам он корчился, держась за живот.

— К сожалению, никак! Процедура, утверждённая свыше, знаете ли... Что, так сильно скрутило? — сочувственно спросил особист.

— Я не выдержу несколько минут! Мне нужно немедленно, или я... Прямо здесь! — уже рыдала неожиданно нашедшаяся пропажа.

В глазах Алексеевич мелькнули озорные искорки.

— Тогда бегом вон за тот кустик! — скомандовал он, а сам направился ко входной двери в посольство. — Как только закончите свои дела, заходите. Я буду Вас в холле ждать.

Как и предсказывал Алексеевич, организм Деринга, не подвергающийся спиртовой дезинфекции, не совладал с натиском местной микрофлоры, и кандидата наук, как многих других до него, сразило жестокое расстройство кишечника. Сразило неожиданно и надолго.

Короткой паузы между приступами диареи ему хватило лишь для того, чтобы влететь в здание посольства и перебежать в тесную комнатку с табличкой в виде писающего мальчика. Поэтому начальнику службы безопасности, дождавшемуся первых прибывших на работу коллег, пришлось самому выходить к толпе жителей деревни, чтобы отблагодарить их за помощь от имени посольства. А потом, дождавшись периода облегчения страданий Генриха, везти его на новое место жительства 'делегации министерства туризма'.

Туда и обратно он нёсся на бешеной скорости. И не только из-за того, что новый приступ мог скрутить больного в любую секунду: он не хотел пропустить цирка, который сам же и организовал.

Уже шагая по дорожке к дверям посольства, Алексеевич увидел, как распахиваются створки окна кабинета посла. А через пару секунд услышал визг Мраковича:

— Завхоз! Где завхоз! Позовите ко мне завхоза! Немедленно!

Сделав вид, что интересуется результатами работы канцелярских ножниц садовника, начальник службы безопасности пронаблюдал, как из посольского окна высунулась морда Жопова, а следом за ней — невозмутимая физиономия завхоза.

— Что это такое? Я Вас спрашиваю!

— Как что? Дерьмо! — флегматично заключил завхоз.

— Я сам знаю, что дерьмо! Розы так не воняют! Я спрашиваю, кто это сделал?

— Не знаю. Не я!

Услышанного было вполне достаточно, чтобы Алексеевич минут пять ржал без остановки, уйдя от греха подальше на противоположную сторону участка.

Известив коллег, что она приглашает их на ужин в дом Колбасы, Цыпа отправилась на базар. Не особо мудрствуя, она в первой же лавке закупила пару килограммов морских ежей и молодого осьминога, которых они ели с Танькой в кабаке. Потом для разнообразия добавила килограмма полтора молодых кактусов, напоминающих по форме и размерам плоды киви. А для себя, любимой, приобрела полуметровую рыбу-иглу.

Куда больше пришлось побегать в поисках кабанятины. Наконец она наткнулась на араба, торговавшего требуемым продуктом. Кусок мяса внешне выглядел неплохо, почти не вонял, но Элка, памятуя об инструктаже Колбасы, всё-таки решила поинтересоваться половой принадлежностью дикой свиньи. Ткнув пальцем в шмат кабанятины, она задала вопрос, сформулированный с максимальной концентрацией французских слов, оставшихся в её головке после лекций в академии:

— Ça кабан — madame или monsieur?

Араб принялся недоумённо хлопать глазами, всем своим видом демонстрируя, что не врубается.

— Не понял, что ли? Я спрашиваю: Ça кабан — madame или monsieur?

Продавец подтвердил сначала по-французски, потом по-арабски, что действительно не понимает.

— Блин, я же тебя по-французски спрашиваю! — возмутилась Цыпа и произнесла фразу снова, медленно и отчётливо. — Ça кабан — madame или monsieur?

Теперь до араба что-то дошло, и он, рассмеявшись, заверил:

— Mademoiselle!

— Ну, если мадмаузель, то это ещё лучше! — обрадовалась Элка.

Правда, с готовкой пришлось повозиться. Цыплаковская с детства терпеть не могла возни с мукой, но ради предвкушаемой романтической ночи сделала над собой усилие и таки слепила килограмма полтора пельменей, рассчитывая не только на себя и мужиков, но и на Таньку, решившую ради Ослана ближе к ночи улизнуть от семейства. Потом случилась катастрофа: чёртовы кактусы, так понравившиеся Цыпе в ресторане, оказались покрытыми мельчайшими иголками, безжалостно коловшими руки, когда она их чистила ножом. И это бы ничего, если бы, впившись в кожу, они не продолжали колоться даже после того, как она, воспользовавшись Танькиной пемзой для сдирания роговеющей кожи на пятках, попыталась содрать шкуру на ладонях вместе с чёртовыми иглами. Но ещё хуже обстояло дело с осьминогом. С этой мерзкоё морской твари невозможно было содрать шкуру! Кожица отделялась лишь крошечными кусочками даже после того, как Элка вооружилась пинцетом для бровей, попытаясь хоть таким способом облегчить свой труд. В результате разъярённая, как фурия, она встретила гостей с осьминогом в одной руке и пинцетом в другой. Нужно сказать, что для ярости была ещё одна причина: брошенная на сковороду рыба-игла буквально на глазах выпустила содержащуюся в тканях воду и превратилась... в кусок промасленной верёвки.

Трудно сказать, что спасло Беду и Чувака от пары оплеух по морде осьминожьими лапами: веник из местных колючек, выдаваемый за букет, или комплимент галантного Ослана, похвалившего хозяйственную соратницу. Скорее, звонок Колбасы, решившей уточнить, всё ли у 'хозяйки бала' в порядке.

Выслушав Элкину истерику, Танька обозвала её дурой.

— Кактусы надо было кипятком обдать, чтобы иголки отвалились. А осьминога сначала отварить, потом облить холодной водой. Ты что, идиотка, никогда говяжий язык не готовила? Надеюсь, ты хотя бы знаешь, как ежей разрезать?

— Сама дура! — взорвалась Цыпа. — Или ты думаешь, что если я пьяная была, то ни хрена не запомнила?!