М.Я.У

Колька быстрым движением раздвинул тубус гранатомёта, взвёл спусковой механизм и прицелился в стык башни и корпуса.

— Щоб ты вмерла, Украина! — с ненавистью нажал он на спуск и тут же рухнул вниз.

После взрыва танкового боекомплекта в корпусе БТР добавилось несколько новых отверстий. А грузинские солдаты быстро сообразили, что оставленный ими в тылу бронетранспортёр с двумя автоматчиками не так уж безобиден, как показалось сначала. Зато уничтожение танка вызвало у российско-осетинских бойцов прилив оптимизма, и бой загремл с новой силой.

Нашлось дело и для Беды с Цыплаковской: противник решил подавить их во что бы то ни стало. Броня бронетранспортёра легко выдерживала автоматный огонь, но очень трудно было бороться с пехотой, концентрирующейся в мёртвой задней зоне. У Беды, отбивающегося через свой импровизированный люк, пулями уже дважды пробило ткань камуфляжа, но сам он пока оставался невредим.

Отстреливаясь, он едва не пропустил выползший из-за деревьев бронетранспортёр, брата-близнеца машины, в которой они укрывались. Башенка вражеского бэтээра довернулась, и ствол диаметром почти полтора сантиметра уставился в Николая.

Беда едва успел рухнуть вниз и, повалив Элку на пол, прижать её своим телом к полу между отделением управления и боевым отделением. А в следующее мгновение в бортовой броне бронетранспортёра с периодичностью в четверть секунды стали появляться новые отверстия. Одна линия аккуратных дырочек, в каждую из которых можно было высунуть палец, вторая, третья...

К счастью, в стороне, откуда бил БТР, раздался неимоверный грохот. Земля дрожала около полминуты, корпус бронетранспортёра, где отлёживались спецагенты, содрогался от града осколков, а небо заволокло копотью. Это целая батарея гаубиц нанесла массированный удар по гребню хребта. Но едва артобстрел закончился, со всех сторон загрохотали автоматные очереди.

Колька попытался было встать, но Элка, вцепившаяся в его шею руками, только прижала его крепче.

— Прости меня.

— За что? — удивился Беда.

— За то, что уже два года тебя мучаю. Ты действительно меня любишь?

Николай дёрнулся, пытаясь выскользнуть из объятий Цыпы.

— Нашла время выяснять отношения! Мне осмотреться надо. Вдруг грузины близко.

— Поздно, Коля.

— Что 'поздно'?

— У нас больше нет патронов. Нам всё равно нечем отстреливаться. Так ты меня любишь, или я тебе нужна лишь потому, что трахаться больше не с кем?

Беда молчал, подсчитывая, сколько всё-таки у них патронов. По-любому получалось, что Элка права.

— Я знаю, что любишь. Поэтому и прошу у тебя прощения. Потому что... Всё-таки люблю не тебя. Нет, нет, Коленька! — притянула она колькину голову, и тот носом уткнулся в её рассыпавшиеся волосы. От волос пахло выдохшимся за день запахом элкиных любимых духов, смешанным с пороховой гарью и жжёной резиной.

— Я не говорю, что к тебе совершенно равнодушна. Поэтому и прошу прощения. Я не знаю, сколько у нас времени до того, как нас забросают гранатами через это отверстие. И я не хочу умирать с чувством того, что была к тебе несправедлива. Я хочу, чтобы перед нашей смертью исполнилась твоя мечта. Это не прихоть! Я тоже безумно хочу тебя! Прямо сейчас! — жарко задышала Элка. — Только, чур, я буду сверху!

Она ловко перевернулась и оседлала оказавшегося под ней Беду. Попыталась расстегнуть камуфляж, но запуталась в пуговицах и просто содрала его через голову вместе с футболкой, ослепив Николая сиянием своих потрясающих грудей. Затем принялась снимать с себя армейские штаны.

Колька, потерявший представление о реальности не слышал ни грохота автоматных очередей, ни щёлканья пуль по броне. Пред ним было только тело его богини...

— Эй, славяне! Вы там живы? — послышался где-то рядом, всего в метре, голос сержанта-десантника, барабанящего кулаком в бронедверь бэтээра.

Элка испуганно вскрикнула и подскочила, ударившись головой о низкую крышу.

— Вам помочь? Вы не ранены?

Беда, с трудом вернувшийся к реальности, подал голос, застёгивая собственные брюки, над которыми секунду назад трудилась Цыпа.

— Живы! Живы! Сейчас выберемся!

— Подождите, не высовывайтесь! Сейчас БМП подойдёт, под его прикрытием и переберётесь в него! Больно уж рьяно пока грузины палят, чтобы высовываться.

Боевая машина пехоты действительно подоспела через полминуты, за которые Элка едва успела привести себя в порядок.

— Всё, можно выходить! — скомандовал сержант.

— Ох, и получил я за вас, товарищ майор, от оперотдела армии! — пожаловался боец, прикрывая их с Элкой переход в БМП.

Предосторожнось, надо сказать, была не лишней. Сержант упал на колено и принялся строчить куда-то влево. Оттуда тоже загремели выстрелы, и Цыпа, которую Беда пропустил вперёд, рухнула на землю, всплеснув руками. На её штанине на десяток сантиметров выше колена расплывалось бурое пятно. Колька быстро подхватил подругу на руки и, как только мог аккуратно, забросил на сиденье десантного отделения машины. Забравшись следом и захлопнув дверь-люк, он достал из прикреплённой к стенке аптечки бинт, распорол штанину элкиных брюк и принялся перевязывать сквозную пулевую рану.

— Трофимов, тогда не в штаб, а в госпиталь! Мухой! Голову отверну, если где задержишься! — послышался голос сержанта снаружи, и машина дёрнулась, разворачиваясь на месте.

На ходу разговаривать было сложно из-за рёва двигателя, поэтому Колька просто сидел на стальном полу, удерживая Элладу, лежащую на лавке для стрелков. Цыпа отвернула от него бледное лицо и слёзы катились по её щекам.

— Ничего страшного, товарищ майор! — успокоил Беду военврач, вышедший из операцинной палатки полевого госпиталя. — Ранение сквозное, задеты только мягкие ткани. Перевязали Вы её вовремя, даже крови много не потеряла. Входное и выходное отверстие обработали, раневой канал прочистили. Через месяц танцевать ваша капитан будет! Если хотите, можете даже зайти к ней в палату, справиться, как она себя чувствует. Только долго не задерживайтесь: её скоро в сон начнёт клонить от наркоза, пусть спит.

Беда чуть ли не вприпрыжку помчался в указанном направлении.

Зарёванная Элка лежала на больничной кровати.

— Как ты? — с тревогой за любимую в голосе спросил майор.

— Зачем ты пришёл? — принялась всхлипывать Цыпа. — Я из-за тебя два года без мужика, и снова ты меня обманул!

Элка, конечно, лукавила. С момента их знакомства с Бедой несколько раз было, что она просыпалась в чужих постелях. Но разве это считается?

— А что, нам действительно нужно было ждать, пока нас гранатами закидают?.. Как будто я из-за тебя не обходился эти два года без женщин!

Беда тоже слегка лукавил. Во-первых, его бывшая, узрев Кольку в телевизионной хронике в свите Пердюкова и Хомячкова, попыталась вернуться к столь высоко взлетевшему прежнему супругу. Но наутро майор поняли, что разбитую чашку уже не склеить. Во-вторых, соседка Жанна, которую совсем загрызла упрёками Клавдия Осиповна, раз-другой ночевала у него. Ну, а в-третьих, Беда пытался, пытался пару раз вышибить клин клином, когда становилось невмоготу от элкиных выкрутасов. Но разве это считается?

— Ты — мужик! А мне теперь даже короткую юбку нельзя надеть из-за этого уродства! Лучше бы уж нас там гранатами забросали, чем такое всю оставшуюся жизнь терпеть! Из-за тебя! — зарыдала Цыплаковская. — Уйди! Уйди, пожалуйста! Не хочу больше тебя видеть! Будь проклят тот день, когда я согласилась прийти в твой идиотский отдел!

Элку отправили в Москву на следующий день, а Беду с Осланом больше не выпускали из города на операции. Да, в принципе, и боевые действия закончились. Ну, было пару раз, что Вова Иващенко передавал задания Пердюкова, но это касалось не столько их, сколько ПэХа.

Однообразный быт полуголодного разрушенного Цхинвала скрашивали лишь приезды знаменитостей. Так Морковкина потащила их на встречу с известной украинской провокаторшей, лидером 'прогрессивных социалистов' Ветрянкой, явившейся в разгромленный город, чтобы покрасоваться на фоне сгоревших грузинских танков и разрушенных строений.

Ради прибытия своей партийной начальницы Оксана Пакость, почерневшая и отёкшая от бурного времяпрепровождения в батальоне, к которому она прибилась, даже на время бросила солдатиков и целый день сопровождала главную базарную бабу украинской политики. Но и эта развлекуха ненадолго скрасила жизнь.

Наконец в планах Вадима Вадимовича относительно сотрудников МЯУ появились определённые мысли. Но, как всегда, 'вчера и бегом'. Иващенко только успел рассказать, к кому им обратиться в Ростове, чтобы привести себя в цивильный вид, как из штаба примчался спецслужбист доложить, что 'Уазик' готов к выезду на территорию России.

С ними увязалась и Киевская с Криковой, для которых бесплатный проезд оказался просто подарком: у обеих денег для возвращения на Украину было в обрез. А пока тряслись до Ростова, договорились, что из Луганска в Севастополь Беду и Ослана отвезёт Лёля на своей 'Шкоде', оставленной на привокзальной стоянке. Ирина, узнав, ради чего московские знакомые торопятся в Город Славы Русских Моряков, только позавидовала Морковкиной: ей, в отличие от Лёли, нужно было срочно появиться на работе.

За время войны ситуация в Севастополе резко обострилась. Йухченко, обозлённый участием в боевых действиях кораблей Черноморского флота, издал указ об ужесточении правил базирования частей и кораблей флота, перемещения российских военнослужащих по территории города, а также кораблей внутри украинских территориальных вод. Но это — полбеды. Предполагая, что Россия просто проигнорирует эти правила, он поручил украинским военным разработать меры по принуждению россиян к исполнению своего указа. Включая вооружённые меры. Для этого сломавшийся в очередной раз во время плавания в Средиземное море флагаман украинского флота 'Сайгак Дачный' прекратил так и не завершённый ремонт и черепашьим ходом двинулся в сторону Чёрного моря. А в Крым под предлогом учений срочно перебрасывались танки из-под Киева. Их собирались использовать не только для устрашения. В случае, если корабли ЧФ попытаются силой прорваться в Севастопольскую бухту, с использованием танков должны были заблокировать, а потом и захватить российские военные части в городе . Задачей Беды и Чувака было сорвать эти планы любыми небоевыми средствами. Понятное дело, такое средство, как нечисть, за боевое никто не считал.

Почти восемьсот километров от Луганска до Симферополя, подменяя друг друга, пролетели за десять часов. Могли бы и быстрее, но на перегруженной дороге от Мелитополя до Джанкоя порой приходилось минут по двадцать нудно плестись в колонне без всякой надежды обогнать какой-нибудь неторопливый грузовик. И это — в крошечной машинке без кондиционера в тридцатипятиградусную жару!

Колонну платформ с танками, буксируемых тяжёлыми тягачами 'Ураган', нагнали почти возле Инкермана. 'Ураганы' и по шоссе плелись не быстрее тридцати километров в час, а въезжая в город, где дорога на Севастополь петляла по улочкам, и вовсе едва ползли.

Сидевшая за рулём 'Шкоды' Морковкина смело пустилась по соседним улочкам, пытаясь объехать танковозы. И ей это почти удалось. На последний перекрёсток она вылетела буквально в пяти метрах перед носом у первого тягача, размашисто вписывающегося в поворот. С перепугу она сбросила газ, и Беда, быстро сообразив, чем им грозит остановка посреди перекрёстка, заорал:

— Газуй, пока нас не раздавили!

Машинёшка шустро рванула вперёд прямо из-под колёс многотонного монстра. Колька лишь успел запечатлеть в памяти препуганные глаза водителя 'Урагана', выкручивающего руль вправо. Потом за спиной раздалось глухое 'бумммм!'. Это тягач, общий вес которого с танком и платформой доходил до восьмидесяти тонн, протаранил огромной кабиной кирпичный дом, стоящий на углу перекрёстка.

Лёля притормозила, чтобы перевести дух, и пассажиры 'Фабии' смогли убедиться, что водитель не пострадал ('Ураган' впечатался в стену своей правой кабиной), из радиатора тягача на асфальт потоком льётся охлаждающая жидкость, а перекрёсток намертво заблокирован платформой с танком.

— Кажется, одну проблему решили! — неожиданно для всех засмеялся Ослан, последние пару часов изнывавший от жары на заднем сиденьи. — Поехали отсюда живее, пока милиция не нагрянула!

Едва они тронулись, как из динамиков машины, автоматически переключившихся в режим трансляции телефонного звонка на мобильник Киевской, послышался голос известного журналиста Морковкина.

— Лёля, у меня проблемы! Кажется, у нас холодильник испортился.

— Так проверь его!

— Как? Я не понимаю, холодит он или нет!

— Блин, Арнольдик, возьми термометр и положи его на полку холодильника. Через пять минут посмотришь, опускается температура или нет.

Минут через десять Арнольд позвонил снова.

— Лёля, у меня ничего не выходит...

— Как не выходит? Ты термометр в холодильник положил?

— Положил. Но на нём нет делений ниже 34 градусов!

— АРНОЛЬДИК!!! Ты какой термометр взял? — взорвалась Морковкина, ещё не отошедшая от едва не случившегося с ней ДТП, в котором у неё не было ни единого шанса выжить.

— Обычный, который под мышку ставят...

Ржание пассажиров 'Шкоды' заглушил набор местных непереводимых идеоматических выражений, в доступной форме объясняющих известному журналисту не только то, какой термометр следовало взять, но и особенности сексуальных предпочтений лёлиной свекрови.

Севастопольские друзья Лёли Киевской, которым она немедленно рассказала о происшествии в Инкермане, быстро сообразили, что разгрести эту пробку, парализовавшую город, удастся, лишь оттащив куда-нибудь с перекрёстка повреждённый тягач. Обычный буксировочный трос в таком деле вряд ли поможет, поэтому три или четыре местные машины ринулись на Северную Сторону по знакомым корабельным боцманам украинского 'фуфлота'.

Столь нелицеприятное наименование Военно-морские силы Незалёжной получили в Севастополе благодаря своей официальной газете с названием 'Флот України'. Кроме названия, газета имела ещё и логотип в виде аббревиатуры 'ФУ', печатавшийся в левом верхнем углу перед названием. В результате 'шапка' СМИ недвусмысленно прочитывалась: 'ФУ Флот України'. Естстественно, севастопольские острословы, едва ли не поголовно негативно относящиеся ко всему украинскому, немедленно окрестили сначала её, а потом и все нелюбимые ими ВМС 'фуфлотом'. Причём, неприязнь к украинским морякам доходила до того, что многие морские офицеры 'фуфлота' предпочитали переодеться в гражданскую одежду перед выходом в город.

Впрочем, севастопольцы не особо обижали этих служак, прекрасно понимая, что большинство из них оказались на 'фуфлоте' в силу жизненных обстоятельств, а не по убеждённости. Ну, могли по пьяни обозвать 'оккупантами', на спину плюнуть. Но чаще всего очень охотно делали с их помощью какой-нибудь 'маленький бизнес'. Тем более, комичная зарплата украинских военных просто толкала их продать какое-нибудь казённое имущество.

В том, что расчёты севастопольцев оказались верными, Беда убедился, встретив во время экскурсии по площади Нахимова своего старого знакомого, танкиста из Десны капитана Недоляха. Тот кинулся к Кольке, как к родному. Оказалось, он впервые в Севастополе, и города совершенно не знает.