М.Я.У

Тётя Клава погрозила пальцем и уже умоляюще попросила:

— Ну, хоть на выходные забеги, что ли...

— Ладно, тёть Клав! — пообещал он. — Если никуда в командировку не пошлют — забегу.

— Какая ещё командировка на Новый Год?

— Да кто его знает? — пожал Беда плечами и почти не соврал. — Мы же люди подневольные...

То ли он накаркал, то ли предчувствовал, но на следующее утро автоопределитель его мобильника высветил надпись 'Номер не определён', и знакомый голос пердюковского секретаря прошелестел на ухо:

— Товарищ майор, Вадим Вадимович просит Вас через десять минут спуститься к подъезду. Он будет ждать Вас в машине.

К таким ходам полковник прибегал в редчайших случаях, когда ему необходимо было поговорить не только без свидетелей, но и без 'всеслышащих ушей' своих подчинённых.

Поскольку на вопрос, можно ли ему присесть, Вадим Вадимович лишь молча кивнул, Беде пришлось молчать всю дорогу, пока тот не остановил машину и не показал ему жестом на вход в подъезд.

— В общем, Коля, хватит тебе прохлаждаться, — заявил начальник, усаживаясь на стул перед кухонным столом. — Пора и делом заняться.

Колька недовольно нахмурился. Это ж надо! Он тут пашет, как проклятый, а его бездельником обзывают!

— Ты глазами не сверкай, я знаю, что я говорю. То, чем ты до этого занимался — всего лишь разминка перед первым настоящим делом. А дело ответственное, и выполнить его тебе придётся несмотря ни на что.

— Можно подумать, за линию фронта отправляете! — фыркнул Беда.

— Хуже, Николай! В самое логово наиболее вероятного противника — на американский секретный полигон, где наши заклятые друзья собираются испытать своё сверхсекретное изобретение: гиперзвуковой орбитальный истребитель будущего. Твоя задача — сорвать эти испытания. В идеальном случае — уничтожить, в худшем — серьёзно повредить опытный образец.

— Сдурел что ли, Вадим Вадимыч! — подорвался со стула Колька.

— Как отвечаешь старшему по должности! — рявкнул Пердюков.

— Какие здания дают, так и отвечаю! — огрызнулся Беда, но вытянулся и недовольно пробурчал: — Слушаюсь, товарищ директор ФСБ.

— Вот так-то лучше! — сверкнул тот глазами.

Колян плюхнулся на задницу и отвернулся к окну, чувствуя себя полным идиотом, вляпавшимся в огромную кучу дерьма и не имеющим возможности вытереть его хотя бы с морды.

— Не играй, не играл желваками! Я сказал 'первым', а не 'первым и последним' делом. Задание действительно сложное, но выполнить его нужно. А если хорошо подготовиться и не наломать дров, то можно.

— Ну, и как Вы, товарищ директор ФСБ, это представляете? Забрасываете меня с парашютом на полигон, я закладываю в аппарат десяток килограммов взрывчатки, насвистывая 'Непобедимая и легендарная...' отхожу на безопасное расстояние, нажимаю кнопочку, а потом спокойно еду в аэропорт, чтобы вернуться на Родину героем? И по дороге меня никто не замечает, никто не спрашивает, что я тут делаю со взрывчаткой, торчащей из карманов? Никто не пытается поймать после теракта?

— Какая взрывчатка? Какой парашют? Ты полетишь прямым рейсом Москва-Вашингтон под своим настоящим именем без всякой взрывчатки.

— А, мне её уже на месте подвезёт местный Штирлиц! А я подъеду к сверхсекретной базе и скажу: я Коля Беда, приехал к вам взорвать вашу птичку. Пустите, пожалуйста...

— Прекрати ёрничать! Ты действительно поедешь под собственным именем. Под ним же попадёшь на военную базу. И под ним же спокойно улетишь домой, потому что тебя никто даже не заподозрит в диверсии. Потому что будешь ты в числе сопровождающих лиц президента США. Твоя задача — снимать запуск. И, когда это чудище будет уже в воздухе, нажать нужную кнопку на своей камере. Понял?

Беда второй раз за последние несколько минут почувствовал себя идиотом. Потом, чуток поразмыслив, нашёл слабое звено в планах Пердюкова.

— А с какого это похмелья американский президент захочет меня взять с собой на полигон?

— С тяжёлого! — отрезал полковник. — И обеспечить ему это тяжёлое похмелье — твоя задача. Накануне вечером он тебе даст телеинтервью. Для первого канала. Договорённость уже есть. После этого вы с ним качественно надерётесь. А наутро ты и Цыпа отправитесь с ним на полигон.

— Так Цыпа тоже летит? — воспрял духом Николай.

— Лучше бы она не летела! — тяжело вздохнул Вадим Вадимович.

— Это ещё почему? — возмутился Колян.

— Потому что у неё будет задание, прямо противоположное твоему: сделать всё, чтобы не допустить никакой диверсии, а испытание прошло успешно. Кстати, официальная версия твоего задания звучит точно также. И я должен был тебе его озвучить, — горестно махнул рукой чекист, открыл холодильник и плеснул из запотевшей бутылки в рюмки.

Выпили молча.

— И всё-таки, Вадим Вадимович, какое задание я должен буду выполнить?

— Моё! — отрезал Пердюков и треснул кулаком по столу. — Поэтому, Коля, я его и отдаю тебе там, где нас никто не может слышать. Иначе нам обоим кирдык! Мне — за то, что я не выполняю прямых указаний главы государства, а тебе — за то, что слишком много знаешь.

— Так это... — прикрыл ладонью рот Колька.

— Угу! — захрустел огурцом из наконец-то раскрытой банки чекист. — А ты думаешь, Цыпа едет, чтобы ты попытался её трахнуть?

— Ну-у-у...

— Попытаться ты, конечно, можешь, я не возражаю. Я же вижу, что ты на неё запал. Но при этом должен помнить: работает она на него! — указал эфэсбэшник на потолок. — И она будет думать, что ты вместе с ней приставлен следить, чтобы ни одна чертячья морда не помешала испытаниям.

— А я должен помочь этой чертячьей морде...

— Не совсем чертячьей. Виртуально-чертячьей. Чертячьему голему, изготовленному Вовой Иващенко.

Беда злорадно заржал, наконец-то поняв весь коварный план Пердюкова.

— Одного не пойму: а какой интерес в удачном завершении испытаний у него? — ткнул пальцем в небо Колян.

Вадим Вадимыч налил по второй рюмке.

— Ну, ты же слышал про 'перезагрузку' российско-американских отношений . Вот он и решил, что для этого можно пойти и на сотрудничество в некоторых отраслях оборонной промышленности. Лучше всего в тех, где присутствуют финансовые интересы хорошо попросивших его о содействии друзей. Он же не виноват, что у него соображалки не хватает, для чего американцы это сотрудничество могут использовать! Будь здоров!

— И тебе не кашлять! — поднял рюмку Колька. — Ну, хорошо. Возьму я интервью у американского президента. А почему ты думаешь, что он захочет со мной выпить?

— Потому что ты передашь ему вот эту записку, — вынул из кармана сложенный вчетверо листок полковник. — Можешь прочитать, в ней ничего секретного нет.

Беда развернул и прочёл коротенькое письмо: 'Весточка моя из-за синего моря-океана. Слышал, что у вас там сильно штормит, как бы вам там не потонуть. Дружок мой спешно в ваши края направился, шлю тебе с ним, Боря, живой привет. Будь с ним ласков, за добрые слова его одень, обуй и накорми. А то больно уж парня торопили. Вечно твой друг пианист Сердюк' .

— Ну и как? — хмыкнул Вадим Вадимович.

— Да нечто среднее между малявой с кичи и шифровкой резиденту. Он что, наш агент? 'Боря', 'пианист Сердюк'...

— Да какой там агент! Просто у нас с ним давняя дружба, — ошарашил подчинённого признанием полковник.

Как известно, в 1918 году среди более чем 200 членов Реввоенсовета РСФСР, русских было меньше десятка. Зато полным-полно самых разнообразных интернационалистов, среди которых затесалось даже три негра. Может, не совсем негров, но с немалой долей африканской крови — однозначно. Один из них, как бы теперь сказали, афро-ирландец, благополучно прошёл Гражданскую войну, потом вплоть до середины 1930-х годов занимал разные ответственные должности, пока в ходе борьбы с остатками троцкистского подполья не угодил 'под раздачу'. Поскольку бывший член Реввоенсовета не скрывал своих симпатий к давнему благодетелю и другу Льву Давыдовичу, его без долгих разговоров отправился строить Байкало-Амурскую магистраль, часть которой, переброшенная в грозном 1942 под Сталинград, и помогла Красной Армии отстоять 'крепость на Волге'.

Но к моменту Сталинградской битвы бывший член Реввоенсовета уже был далеко от России: в один прекрасный весенний день он рванул со стройки через тайгу на юг, в Китай. Каким-то чудом ему удалось благополучно избежать встреч и с разыскивающими его охранниками, и с советскими пограничниками. После недолгих скитаний по Поднебесной он перебрался из Сингапура в Индонезию, а через несколько лет, уже обременённый семейством, оказался в США, откуда далёкой весной 1917 года вместе со Львом Давыдовичем уплывал в страшную Россию совершать Мировую Революцию.

Несмотря на свои злоключения, старый троцкист сохранил о России самые тёплые воспоминания. Даже в новой фамилии взятой им ещё в Индонезии, он постарался соединить ирландские корни с советской действительностью: о`БАМ. Всякие новости о достижениях СССР он воспринимал с чувством личной гордости. Особенно его восхищали военные победы Красной Армии, вырванные ею из, казалось бы, безвыходного положения, благодаря случайности. 'Пока в России правит bardack, она непобедима!', любил повторять он своим детям. 'Это что, второе имя Сталина?' — интересовались они, на что старик смеялся и качал головой. 'Тогда Калинина?'. 'Bardack — это главный враг их обоих, но им его, настоящего правителя России, никогда не победить!' — отрезал отец и безнадёжно махал рукой.

Кем был этот загадочный российский правитель, они так и не узнали, но сын назвал своего первенца именно этим именем, надеясь что тот таким образом унаследует всё могущество повелителя огромной восточной страны.

Сенатор Бардак о`БАМ впервые прибыл в Россию в середине 1990-х в составе американской делегации по контролю за уничтожением пусковых шахт межконтинентальных баллистических ракет. Причём, специально попросился в ту её часть, которая работала в местах, где когда-то строил Байкало-Амурскую магистраль его дед, в город Тында Амурской области .

Вместо культурной программы, организованной областными властями, он решил побродить по городу, пообщаться со старожилами (сносно разговаривать по-русски он научился в университете ), среди которых рассчитывал отыскать знакомых деда: всё-таки не так уж и много на стройке было негров. Вместо этого напоролся на пару местных алкашей, попытавшихся ограбить глупого иностранца. На шум драки прибежал участковый и, недовольный тем, что ему испортили свидание с девушкой, ...отвёл всех троих в участок.

Именно там через четыре часа после происшествия обнаружил незадачливого сенатора заместитель начальника областного управления ФСБ полковник Пердюков В.В., в поисках пропавшего члена американской делегации поставивший на ноги весь личный состав областной службы. Отзвонившись в дежурную часть, чтобы успокоить начальство, он заявил, что вплоть до отбытия делегации не отойдёт от проголодавшегося к тому времени о`БАМа, и повёл его обедать в первый попавшийся городской ресторан.

Уже во время дегустации холодных закусок старый оперативник выяснил и родословную сенатора, и цель его рискованного путешествия по Тынде.

— Так ты почти русский человек! — обрадовался Пердюков. — Значит, мы с тобой, как русские люди, должны выпить за знакомство.

— Окей! Мне виски, если можно.

— Какой виски! Русский ты или не русский? А русские, дорогой Бардак Гусейнович... Блин! Можно, я буду называть тебя ради краткости просто Боря? Так вот, Боря, русские пьют водку! Я думаю, что и твой дед, пока жил в России, пил только водку.

— Согласен. Тогда я тебя тоже буду называть сокращённо: мне сложно выговорить твою фамилию.

Среди задач Вадима Вадимовича вовсе не значилось напоить гостя до невменяемого состояния, поэтому он тщательно следил и за дозами, и за периодичностью возлияний. В результате через три часа обеда оба были в состоянии, когда душа требовала рассуждений о судьбах всего человечества. Поскольку ресторанный оркестрик наяривал какую-то восточную мелодию 'для наших дорогих гостей из Азербайджана', зацепились языками за палестинскую Интифаду, продолжающуюся, несмотря на подписанное в Осло соглашение о прекращении огня. Американец, как истинный потомок индонезийских мусульман, горой стоял за Арафата, а полковник горячо и аргументировано отстаивал позицию израильтян.

— Да ты просто настоящий сионист, Пердюк! — рассмеялся о`БАМ и поднял вверх палец, призывая к вниманию. — Подожди, давай послушаем: это мой любимый блюз.

Провинциальные лабухи заполняли паузу между заказами песен халтурным исполнением хитов разных стран и времён.

— О, май год! Разве можно так безобразно фальшивить?! — возмутился сенатор. — Пердюк, я сейчас покажу им, как нужно правильно исполнять эту мелодию! Маэстро!

После недолгих переговоров, в которых принял активное участие замначальника ФСБ, изъявивший желание вспомнить детскую музыкальную школу и студенческий ВИА, аккомпанируя новому другу на синтезаторе. Решающим аргументом стало незаметно показанное Пердюковым удостоверение с вытисненными на обложке тремя золотыми буквами. В результате руководитель ансамбля Витёк объявил:

— Дорогие гости, сегодня в нашем ресторане проездом оказались два широко известных в узких кругах музыканта: саксофонист Боря из Алабамы и пианист Сердюк! Поприветствуем их!

Как только о`БАМ поднёс саксофон ко рту , его штатный коллега из ансамбля понял, что от позорного изгнания из группы его может спасти только отъезд 'Бори из Алабамы'. В чём его разуверил руководитель, призвав дышать спокойно: 'Пусть лохи развлекутся, а мы ещё на этом лавэ зашибём'.

Класс игры Пердюкова, конечно, был пониже, но и он ничуть не уступал штатному клавишнику. Освоившись и хлопнув ещё рюмашку, он быстро подтвердил старую истину 'мастерство — не пропьёшь', импровизируя ничуть не хуже американского друга. В результате жруще-пьющая толпа посетителей прекратила набивать утробы, приветствуя 'широко известных в узких кругах' громогласными аплодисментами и одобрительными выкриками.

— Спасибо, друзья! — с лёгким акцентом поблагодарил слушателей 'Боря', намереваясь вернуть саксофон законному владельцу.

— Падажы, дарагой! — остановил его шустро подбежавший носатый тип в огромной каракулевой кепке, бросая небольшую кипу денег в футляр саксофона. — 'Сулико' сыграй, брат просит!

Сенатор недоумённо повернулся к своему собутыльнику, но Пердюков решительно махнул рукой:

— Мы начнём, а потом твоё соло!

Потом была 'Хуторянка' Софии Ротару, 'Айсберг' Пугачёвой. За ними 'на ура' прошли 'Уч-Кудук', 'Америкен бой', и, конечно же, непревзойдённый лагерный хит 'Мурка'. В конце концов, страшненькая, как показалось на первый взгляд о`БАМу, дамочка лет двадцати пяти, томным голосом попросила исполнить американскую песню 'Кисс май лов', введя в замешательство не только его, но и весь ансамбль.

— Ты хоть напела бы, что ли! — недовольно буркнул руководитель ансамбля.

Дамочка что-то изобразила, дико перевирая и слова, и мелодию, наконец, Пердюков сообразил: