— Ну так и я не молода, — пошутила Яманкан, которая не выглядела раздосадованной.
— Тебе лишь восемнадцать.
— Житие тяжкое, опыта много...
— Оставь избирателям истории из детства, в которых ты с первыми петухами вставала скотину кормить, а потом с коромыслом за версту на родник ходила. Меня так легко не провести.
— Однажды провела.
В комнате не было ни зеркал на стенах, ни хореографических станков, но сейчас он она как никогда напоминал танцевальный зал. Каждый наш удар был отточенным па: мой удар, её удар, мой удар, вновь её... Мы замерли на середине. Там же, с чего начали — с равновесия. Но в танце всегда должен вести мужчина, так что я завершу танец, заставить партнёршу подчиниться.
— Ты вынуждаешь меня идти на крайние меры.
— О! Свойственная всем киношным злодеям фраза.
Время пришло. Подойдя к столу, я вырвал из ежедневника страницу, достал ручку и стал по памяти рисовать картинку. Закончив, я пару раз встряхнул листок, чтобы чернила высохли — ручки у Яманкан были только перьевые — и протянул девушке. Трудно однозначно описать, что на нём было изображено. Опознать можно было только дерево без листьев в центре, на сучьях которого висела пара человеческих фигур, нарисованных по принципу "палка-палка-огуречик". Но даже таких каракуль хватило. Яманкан с противным хрустом сжала кулак, сминая бумагу.
Я уговорил человека заплатить сто тысяч за примитивный набросок фото, которого даже не видел. Мне точно не стоит становиться финансовым советником, иначе придется регулярно менять нанимателей. Работать я могу только в прибыль себе. А сейчас она была астрономической: рука Яманкан явственно дрожала, губы дергались, а пятка отбивала быстрый ритм. Я точно успею воспользоваться заработанным? Есть риск стать жертвой разбоя. Стоит как можно быстрее отвлечь девушку светской беседой.
— Какая чудесная нынче погода... Думаю, деревья будут обильно плодоносить!
Ах, какой я негодяй. А ведь хотел приободрить.
— Ушастая дрянь...
— Нет, она тут не причём. Знакомство с Норой открывает множество дверей, — я демонстративно поднял телефон.
— Ты и приворовываешь... как мило, — процедила Яманкан и стала разворачивать листок обратно. — И где оригинал?
— По-прежнему на стене у Киры, чтобы она не догадалась, что к ней проникли... А вот копия надёжно спрятана, — сказал я и загадочно улыбнулся. Думаю, такая ложь весьма убедительна. После того, как Кира согласилась, я выбрал именно такой вариант, чтобы отвести от неё подозрение. И чтобы не случилось, я ответ не поменяю.
Яманкан продолжала смотреть на каракули. Чем дольше она это делаем — тем хуже. Она в любой момент может заподозрить неладное и попросить дорисовать детали, и тогда всё кончено. Стоит её отвлечь, а ни что не подходит лучше, как скрытая издевка.
— Надеюсь, ты не слишком зла на меня?
— Ещё не знаю.
Что за ответ? У тебя настолько длинный запал, чтобы взорваться?
— Мне подождать?
— Нет, можешь идти.
— Госпожа Яманкан, я был бы безмерно благодарен, если бы вы сейчас озвучили своё решение, касательно моей просьбы.
Оскорбление, обернутое в бархат учтивости. Оно как никогда к месту. Я резал гордость девушки её же манерами. Наверное, она уже дошла до точки кипения. Лишь сила воли и выдержка не позволяют эмоциям вырваться наружу.
— Ты ведь не знаешь, что на самом деле на фото?
Сердце ёкнуло, но быстрее, чем я успел испугаться, я понял, что она имела в виду не содержание.
— Кира любит собирать человеческие глупости. Вроде бы просто, но всё совсем не так. Смысл не в том, что она собирает, а в том, что ей это даёт. Ей важно не проявление чужого поведения, а получение удовольствия. Делая фото, ей кажется, что она становиться лучше плебса. Минутка ощущения себя богом, который лишь смотрит, ибо выше того, чтобы вмешиваться. Даже не поскупилась на алтарь самой себя на стенке шкафа. А знаешь, что она попросила в ответ на мою просьбу в день выборов? Исполнение хеншина из "Сейлор Мун"... Было настолько тупо стоять в финальной позе, но в этом и заключался смысл. Ей нужны ощущение власти. Вот она и захотела это фото, чтобы чувствовать власть над тобой. Изучая его, она ощущает, что ещё один человек отдал ей часть гордости или памяти. А на вид такая милая девушка... Кто бы мог подумать, да? — я указал пальцем на рисунок. — Не знаю, что предвещало эту сцену, но она очень-очень важна для тебя. Настолько, что Кира пошла на преступление. Опубликуй я его, и это настолько ударит по тебе, что о власти в Университете сможешь забыть. Так мне повторить вопрос: ты готова забыть о Берлине и Обрескове?
— И всё?
— Я не жадный.
— Ты несравненно хуже.
— Из твоих уст это звучит особенно дико.
— Я не плохой человек.
— По меркам жрецов ацтеков? — я хотел сказать это шутливым тоном, но слова больше походили за шипение. Я сам не заметил, как взбесился от её слов. Как она вообще может относить себя к хорошим? Или она считает себя кем-то посередине? Уж точно нет: она и вправду не приемлет полумер, лишь крайности!
Яманкан развернулась и прошла к столу. Отодвинув кресло, она тяжело в него плюхнулась и, откинув на спинку голову, принялась изучать лепнину. Скверно. Я знал, что она не из тех, кто легко ломается, но надеялся увидеть драму. Бестолку. Девушка продолжала держать себя в руках. Хоть внутри неё пылал пожар, наружу просачивалась лишь тонкая струйка дыма. Даже датчик пожаротушения не сработает.
Но я всё равно получил, что хотел. Наверное. Казалось, что чего-то не хватало. Я ощущал свойственный триумфаторам душевный подъём, но за ним скрывалась некая незавершенность. Ключевой детали не хватало. Понять бы какой! Или дело в завышенных ожиданиях от момента? Ведь подготовка к празднику всегда приятнее, чем само торжество.
Стоит забыть об этом. Главное, что я победил. Пусть хитростью, но победил.
Что дальше?
От этой мысли стало неуютно. Умнейшая девушка Университета смотрит на меня с затаенной злобой, но не может ничего предпринять. Её бессилие будет греть сердце весь день, а завтра? Через неделю? В следующем году? Нам уготовано быть вместе ещё одиннадцать месяцев — непозволительно долгий срок с тем, кто теперь твой враг.
Может стоило подумать об это заранее? Ну уж нет! Страх мести вкупе с обидой от унижения? Я предпочитаю социальное дно, а не личностное. Я получил что хотел: Яманкан поняла, что значит оказаться на моем месте, мои хозяева получили короткое сообщение со словом "ментоскоп", а Берлин со дня на день снимет браслет с невидимки. А потом всё вернётся на круги своя. Требуется только закончить всё здесь.
— Так твой ответ? Стоит мне заставить тебя соображать быстрее, опубликовав оригинал?
— Можешь собой гордиться — ты добился своего, — сказала Яманкан не отрывая взгляда от потолка. — Я забуду о Берлине, а Костя получит финансирование.
— Хорошо. Приятно, что мы нашли компромисс.
— Компромисс — это когда все стороны остались неудовлетворенными, а мне кажется, что ты счастлив.
— Воспринимай случившееся, как равноценный обмен. Ты забрала что-то у меня, я забрал что-то у тебя. Все остались при своём.
— И что же я забрала у тебя?
— Гордость.
— И всё ради неё?
— Уже не мало.
Она ничего не ответила. Я понял, что смысла оставаться больше не нет и пошёл к выходу.
— Бергман, — окликнула меня Яманкан, даже в такую минуту не желавшая обращаться по имени. — Думаю, что ты должен знать одну вещь: в конечном итоге, чтобы не происходило, я всегда возмещаю убыток.
Готовясь к мести вырой две могилы? Я понял слова как никогда ясно: теперь уже она будет ждать момента, чтобы жестоко, но изящно отомстить.
Я не стал в ответ шутить, угрожать ли просто кивать головой, принимая сказанное, а просто закрыл за собой дверь, оставив Паулину Яманкан в одиночестве.
Глава 10. Альтруизм
Лекционный зал занимал весь четвертый этаж. Вместо парт тут были длинные столы, уступами нависающие друг над другом. Сюда без труда поместились бы студенты всех четырех курсов, но сейчас тут была лишь наша физкультурная группа. Воспользовавшись обилием места, все расселись кучками, пусть и стараясь держаться своих команд.
Я пришел одним из последних. Быстро приметив своих, я пошёл к ним, но не доходя пару рядов, сел один. Даже сядь я рядом, меня бы отделяли от Яманкан Майская и Нейдгардт, без устали о чём-то трещащие, но я решил держаться от неё подальше. Впереди этой троицы сидели Перевалов, Решетникова и Ордин. А вот Куваевой нигде не было. Как, впрочем, и моей напарницы.
Привычное место Нивиной с утра пустовало, что было странным: она хоть и училась посредственно, но занятия не пропускала. Эта странность даже родила в моём разуме безумную мысль: написать ей, справившись о здоровье, ведь ласковое слово и хабалке приятно. Но всё взвесив, передумал. Отсутствие девушек — дурной знак. Глазом моргнуть не успеешь, как рядом начинают свистеть пули и взрываться поезда. При всей лени, у меня хорошо с обучаемостью.
Хлопнув дверью, в зал вошёл Моров. Бросив портфель на кафедру, он подхватил мел и размашисто написал на доске "Изофронт".
— Сегодня поговорим об этом.
Все зашуршали страницами. Лекции шли, не опираясь на порядок тем учебника, так что каждый раз требовалось искать главу, сверяясь с оглавлением. Моров, или сам Исаев, видимом, сами решали, что актуальнее преподавать.
— Поиск по слову "Санкт-Петербург" выдаёт триста миллионов результатов, а "Изофронт" — четыреста пятьдесят, — начал мужчина. — Одно место северной столицы популярнее её самой. Парадоксально, поскольку правдивой информации по Изофронту в действительности мало. Как правило, всё сводится к слухам или пресс-релизам Канцелярии королевства.
— Непризнанного королевства, — педантично вставила Решетникова.
— Сейчас не экзамен. Можно говорить правду.
— Неудачно облизнула, — хихикнул кто-то в зале.
— Факт нелегитимности тамошнего правительства это не отменяет, — парировала Решетникова.
— Изучила материал на досуге? Умница, — похвалил её Моров. За этим непременно должно было последовать наказание, и оно не заставило себя ждать. — Умение самостоятельно учиться — ценный навык. Думаю, это позволит много достичь в будущем. Кстати, раз уже тема тебе знакома: почему Изофронт является международной проблемой, а не только российской?
Решетникова смутилась, но быстро нашла ответ.
— Он находится в Балтийском море, а значит имеет выход к восьми европейским странам.
— То есть, в исчезновении Изофронта заинтересованы только они? — спросил Моров, прекрасно зная, что прибалты и скандинавы в конце списка тех, кто действительно недоволен существованием королевства.
— Эм... Нет, но это обусловлено рамками международного сотрудничества...
— Не продолжай, — грубо оборвал её Моров. — Не нужно говорить ерунду, тем более ту, в которую могут поверить присутствующие. Паулина, ты знаешь правильный ответ?
Вопрос застал Яманкан врасплох. Она оторвалась от учебника, который до этого задумчиво изучала, и захлопала глазами. Никогда прежде не видел её рассеянной. Неужели, в том моя вина? А я хорош!
— Эм... Отказ от Единой Позиции, полагаю.
Никто, кроме Морова, не понял, что она сказала, но эффект был сильным. Мужчина чуть не поперхнулся, а потом деликатно кашлянул, предлагая девушке быстро поправиться.
— Оу... Они отстаивают идеологию превосходства эсперов над простыми людьми, — сказала Яманкан. — Это выражается в формировании кастовой системы. Эспер, готовый принять подданство королевства, получает дворянский титул, герб и содержание за счёт жителей Котлина.
Каждый раз, когда слышите о благородных аристократах, выпячивающих титулы и регалии, вы должны понимать, что их рода всегда были основаны кровавыми мясниками, на чьих мечах редко высыхала кровь. Лояльность королей покупалась отрубленными головами и разграбленными городами. Чем больше страданий, тем больше шанс на герб и пейзан. Ничего личного, просто феодализм. А кружева и манеры уже изобретение выродившихся потомков.
Основатели Изофронта это усвоили и пошли по самому простому пути: за ночь перебили всех представителей власти на острове, перекрыли мосты и объявили о независимости, подкрепив ультиматум жизнями пятидесяти тысяч человек. Ещё никогда захват заложников не был столь прибыльным.
— Верно, Паулина! Как всегда точный и полный ответ, — похвалил Моров, не без удовольствия глядя на насупившуюся Решетникову. — Всего в Королевстве четыре сословия: аристократия, иностранцы, простолюдины и челядь. Последние, как можно понять, занимают положение рабов. Правда, держать челядь имеют право только аристократы, то бишь эсперы. Теперь вы понимаете, чем опасен Изофронт. Если во всем мире эсперы имеют одинаковые права с обычными людьми, то Изофронт ломает систему равенства.
Интересно, какой бы у меня был фамильный герб? А девиз? Пофантазировать на досуге? Может пригодится, если о моих вечерних переписках узнает ФСБ или ФФС. Пересечь полстраны будет не просто, но только там я буду в безопасности. Хотя, кого я обманываю! Прятаться в Изофронт я точно не стану. Не имея шанса дотянуться до беглецов, государство отыгрывалось на родственниках. Пусть Вельскую это и не остановило. Уверен, что её родители уже сидят в изоляторе под следствием. Но мои потратили на меня слишком много сил и нервов, чтобы я подкладывал им на старость такую свинью.
— Можно вопрос? — спросила незнакомая девушка.
— Конечно.
— То есть, эсперы Изофронта живут за счёт других и не работают?
— Не совсем. Есть две категории эсперов: первые просто принимают подданство и вольны заниматься чем угодно, вторые идут на службу королю. Им уже платят жалованье, а за особые заслуги даруют простолюдинов, которые платят десятину, идущую в карман хозяина. На странице сто семьдесят система расписана подробнее. Давайте разберём её, чтобы понять основы фискальной политики королевства.
Прикрыв ладонью рот, я зевнул. Насколько бы интересной ни была тема, она всегда сводится к унылым цифрам и зубрежке. Впору выводить новый Закон Мёрфи.
Издалека прилетел нарастающий гул лопастей. Окна аудитории выходили на долину, так что можно было увидеть, как на кронами пролетела пара Ка-60 и, сделав круг над городом, пошла на посадку. Не самое редкое зрелище — на крыше Ратуши часто стояли вертолеты. Только эти были в белой ливрее ФФС, и прежде они здесь не появлялись. В город летали лишь гражданские и реже военные.
Эхо от двигателей смолкло. Моров стал чертить на доске схему с основными органами власти Изофронта: Канцелярия, Гильдии, Гвардия. Я это неплохо знал, поэтому чувствовал скуку. Яманкан, поди тоже, но она усердно конспектировала материал.
Что она сейчас чувствует? Думает обо мне? Наверняка. Я поставил её в безвыходное положение: либо Берлин, либо огласка многочисленных "шалостей". Теперь все мысли заняты лишь тем, чтобы склонить чашу весов в свою сторону.
"Я всегда возмещаю убыток".
Звучало от всего сердца. Она наверняка будет мстить. Это вопрос прагматизма. У неё остался только один рычаг давления — финансирование клубов. Но в них состоит от силы треть студентов. Слишком мало, чтобы подмять под себя всех. Но пока она не вернёт Берлина и Обрескова, она точно будет использовать власть по максимуму. Стоит приглядывать за недоружналистом — того и гляди, Яманкан и взаправду займётся сутенёрством, чтобы его вернуть.
