Ближайший наёмник вставил в прорезь на кромке щита свой MP-7 и дал по нам длинную очередь. Другой, прячась за его спиной, высунулся из-за края и стал стрелять уже из штурмовой винтовки. Смятые пули стали возникать прямо из воздуха и со звоном валиться на пол у невидимого щита. При попадании на мгновение небольшой кусочек щита становился видимым, и только поэтому наемники быстро поняли, что мы под защитой.
Оба перестали стрелять. С такого расстояния команды слышно не было, но кто-то сзади передал напарнику щитоносца какой-то небольшой баллон. Сергей увидел это, но вместо того, чтобы начать стрелять, просто скомандовал мне.
— Запускай!
Экономить ПБА было нельзя и захватил всё в радиусе десяти метров.
Наёмник кинул баллон, как бросают мяч для боулинга. Заскользив по проходу, он легко докатился до конца вагона, застряв среди обломков. Это точно не взрывчатка: применять такой объем в замкнутом пространстве — самоубийство. Баллон раскрылся как футляр для очков, и во все стороны рванул пенобетон.
На самом деле к бетону этот полимер не имел отношения, однако при контакте с воздухом он начинал стремительно увеличиваться в объеме, а когда достигал предел роста — твердеть. На всё уходило от силы две-три минуты. Твердостью он настоящему бетону, разумеется, уступал, но компенсировал это вязкостью, что эффективно гасила энергию пуль и осколков.
— Что делать? — спросил я Сергея, глядя на растущую между вагонами стену.
— Сбрасывай.
Я деактивировал способность. Пена продолжала расширяться. Они уже дошла до стен и росла только ввысь, обволакивая кресла. Сначала баррикада из остатков грузового отсека, теперь это. Мы напрочь отрезаны от основной команды, а значит один на один с вертолётом!
Вагон стал вновь прозрачным. Делинквент либо истратил весь ПБА, либо решил, что выполнил работу — наёмники и так узнали, где Итиль прячет воду.
Вертолет продолжал держаться вровень с вагоном Итиль. Наводчики следили только за основным отрядом, игнорируя нас. Бронированный вагон для них неприступная цель, так почему не потратить время на нас и не расстрелять с безопасного расстояния? Уверены, что мы не представляем угрозы?
Пенобетон достиг предела расширения и уже твердел. Между ним и потолком остался небольшой зазор, но стрелять через него не получиться — слишком высоко и узко. Да и пологий склон не даст взобраться, чтобы использовать преграду как бруствер. Гранату тоже не закинуть — если промахнуться, то срикошетит обратно.
Берлин с недоумением посмотрела на фельдъегерей, которые оставались спокойны. Она была не против, чтобы между ней и наёмниками появилась преграда, но равнодушие бойцов её удивляло. Разве они не должны сражаться?
— Это Сергей. Нас заблокировали в конце вагона пенобетоном, — мужчина наконец связался с командиром. Прорываемся?
— Оставайтесь на месте. Ваша цель прежняя — вертолёты.
За стеной раздалась стрельба. Наемники пошли на штурм напрочь о нас забыв. Плохо, плохо. Никто так не поступив, точно не будучи уверен, что в спину не ударят.
Сергей был вооружен не легким АМБ, а какой-то модификацией АК под винтовочный патрон. Обойма у него была укороченная, а на длинной планке Пикатинни крепился не только коллиматорный прицел, но и откидной оптический. Мужчина поудобнее прижал приклад к плечу и прицелился в вертолёт.
— Сто десять метров, — тихо сказал он. — Расстреляем как в упор. Лена, готова?
Девушка встала у него за спиной и положила руку на плечо.
Вертолёт резко набрал высоту, выходя из зоны обстрела. Мы слышали как гул стал смещаться к крыше. Зачем он это делает? Уверен, что наводчик увидел, что в него целятся, но почему не стал стрелять в ответ? Да, дуэль один на один — вещь рисковая, даже если ты в броне, но рано или поздно тебе придётся опять опустится на уровень окон, чтобы помогать остальной команде. Так почему не разобраться с нами сейчас?
В любой непонятной ситуации активируй способность. Я по привычке сделал вдох перед активацией. Только в этот раз взял зону поменьше, чтобы тратить меньше белка. четыре метра радиуса достаточно, чтобы мы все в него попали.
К стрельбе и гулу за бортом стал примешивать новый звук. Что-то визжало, будто сверло. Звук шел с потолка. С каждой секундой звук нарастал. Все завертели головами, пытаясь определить источник.
Покрывающий потолок пластик лопнул, и вниз упал небольшой цилиндр с буром на конце.
Первая мысль была только одна — спасти голову. Повреждение мозга — это мгновенная смерть. Он должна уцелеть во что бы то ни стало. Иначе не будет даже мгновения, чтобы послать сигнал к перемотке. Времени на моральные дилеммы не осталось, и поступил, как любой на моем месте — попытался спасти жизнь ценой другой.
Цилиндр, в котором я опознал мину, ещё падал, когда я дёрнул на себя стоящую между ней и мной Яманкан. Девушка повалилась на меня. Мина ударилась об пол и срикошетила высоко вверх. Лицо окутал шёлк волос. Высотомер зафиксировал максимальную точку, до которой мина могла подпрыгнуть и активировал детонатор.
Я видел лишь затылок девушки, но знал, что её лицо превратилось в кровавую кашу. В стороны полетело мясо и зубы. Шрапнель продырявила всех: Сергей завалился назад — в его глазнице зияла дыра; Елену отбросило назад — её плащ был испещрен дырами; Берлин была почти рядом с местом падения и её сразу поглотила вспышка.
Руки и ноги, что не прикрывало тело Яманкан превратились в сплошные сгустки боли. Меня пробило сразу в десятке мест и часть роликов попали в кости. В глазах стало темно, в ушах не звенело, а было липко от крови. Мне осталось минуту-полторы... но жить я буду! И главное — я буду в сознании!
ИМОС не просто так уничтожил камеры на крыше. Мы не должны были знать, что они устанавливают над нами штурмовые мины. Такие применяют антитеррористические подразделения, но сегодня роли поменялись. А пенобетон нужен был, чтобы защититься от ударной волны и осколков.
Только мина оказалась недостаточно сильной, чтобы убить сразу. И щит из однокурсницы спас голову. Умирая, испытывая адскую боль, я запустил способность. Мир рванул обратно.
Боль ослабла, но не исчезла. Механизм, отвечающий за сохранение воспоминаний при перемотке времени, сохранил её. Содранная с рук и ног ткань и одежда вернулись на место. Взрыв стал имплозивный, возвращаясь в одну точку. Потом вспышка и невредимый металлический корпус "упал", "отрикошетил" и "вылетел" за пределы салона. Яманкан выскользнула из моих рук, вернувшись в позу на корточках.
Кусок нашего мира вернулся в состояние, в котором пребывал десять секунд назад. Но все помнили, что произошло.
По салону стал распространяться визг.
А могло быть иначе?! Слишком хорошо, чтобы сигнал на активацию мины пришёл после того, как я запустил способность. Тогда она так бы и осталась на крыше, но теперь она продолжила выполнять отданную команду.
— Где она? — крикнула Елена, которая не видела места падения.
— Стреляй куда я! — ответил Сергей и стал расстреливать потолок в том месте, где она должна была просверлить пол.
Даже не смотря на глушитель, винтовка мужчины звучала как отбойный молоток. Автомат девушки был с интегрированным глушителем, но всё равно бил по израненным ушам.
Над нами рвануло. Потолок прогнулся, вниз упала пара осколков плафонов, что пережили взрыв робота-камикадзе. Рамы перекосило, застави окна покрыться ещё большими трещинами. Но шрапнель из роликов крышу не пробила — взрыв был снаружи.
— Не расслабляемся! Могут быть ещё, — Сергей не глядя сменил магазин. Его глазами водили по потолку в ожидании второй мины. Но знакомого визга больше не было.
Пользуясь передышкой, Яманкан посмотрела на меня.
— И как?
Что ответить на столь двусмысленный вопрос?
— Ты надежно защищает студентов.
Рядом тонко взвизгнула Берлин, словно до неё только сейчас дошло, что она чуть не умерла. Яманкан скользнула к ней. Хоть нас по прежнему защищали от пуль щиты и пенобетон, она сделала это быстро и почти ползком.
— Ты цела?
— Д-да... — Берлин опешила от нежданной заботы. — Я думала, что умру...
— Ты была ближе всех к эпицентру взрыва, так что ты и умерла.
— Я... я уверена, ч-что пережила его.
— Тебе кажется, — сказал я. — Амортальные тесты доказали, что мы не в силах запомнить смерть.
После смерти ничего нет. Доказано научно.
Когда в твоем теле проскальзывает последний электрический импульс, наступает небытие. Не будет ни облаков с ангелами, ни котлов с чертями. Ты даже не будет слоняться по миру бесплотным призраком.
Амортальные тесты стало проводить с момента появления первых хрономантов. Настолько был соблазн узнать, если что-то за пределами жизни. Но не было. Смерть — это смерть. Никуда ты не попадаешь, и ничего с тобой не происходит, кроме разложения. Самые увлеченные проводя тесты, даже надеялись увидеть гипотетическую Ту Сторону, где находился Источник, откуда мы черпали силы. Но и их ждало разочарование.
Наигравшись в бога, ученые охладели к амортальным тестам, а вот силовики стали проявлять интерес. На тренировках и полигонах можно воссоздать любые боевые условия, кроме одного — смерти. И хрономанты в этом помогли.
Конец января, начало февраля. Тогда меня повезли в Москву. Каждый новенький должен был пройти полное обследование в РАН. Я жил в гостинице, построенной специально для эсперов на территории Андреевский прудов. Вся территория аж до площади Гагарина была огорожена, создав небольшую зону в центре Москвы только для эсперов. Обычно там проводили два-три дня, но я жил в столице почти месяц.
Все хрономанты должны проходить амортальный тест. Это обязательное правило. Мы должны значить, что значит умереть, и что значит воскресить. И если убивать людей новичкам не разрешали — для этого есть лабораторные мыши — то узнать о смерти по книгам и видео нельзя.
Стены и потолок тестовой комнаты покрывали пирамиды из акустического поролона. Пол был испещрен сложной разметкой из кругов, прямоугольников и линий с метражом. По углам стояли треножники с камерами и микрофонами. Стул был только один и на нём сидел парень на пять-шесть лет старше меня. Бывает так — увидишь человека и сразу антипатия. Не знаю, что тогда не понравилось: надменная поза, недовольный взгляд, показушность, с которой он держал кофе из "Шоколадницы" за крышку, а не за бока.
— Наконец-то! — выдохнул он. — Быстро в центр. Я спешу.
Я чуть склонил голову. Это что такое было?
— Ну?! Мне долго ждать?
Я как стоял в дверях так и продолжил. Я не из тех, кто на хамство отвечает хамство. Я предпочитаю просто смотреть на человека, так будто он пустое место. А причина на то была. Не я заставил его ждать, так что не нужно вымещать на мне злобу.
Сопровождавший меня ученый указал на круг в центре комнаты.
— Встаньте туда. Там есть отметки для ног.
— Благодарю, — вежливо сказал я в ответ, тем самым проигнорировал незнакомца.
Первое впечатление не обмануло — хрономант и правду был засранцем. Тестов три: мгновенный — с выстрелом в голову; затяжной — с выстрелом в сердце; затяжной на минуту — оба хрономанта протоколируются, но отмотать время должен только я.
Первый прошёл быстро. Используя РАНовский ПМ он быстро прострелил мне голов.
Да-да.
Он. Прострелил. Мне. Голову.
Мягкая пуля с надпилами на конце пробила лобную кость, разворотила мозг и застряла в затылке. А потом вернулась обратно в гильзу с затухающим порохом. На видеозаписи, которую мне показали после, было видно, как я упал на пол, заливая всё кровью. Лежал я так минуту, а потом хрономант повернул время вспять. Но для меня этих шестидесяти секунд не было. Я лишь дважды видел дульную вспышку.
Незнакомец гаденько отомстил на втором тесте. Целиться он должен был в сердце, но вместо этого чуть отвел ствол и выстрелил в лёгкое. А от такого ранения умирают долго и болезненно.
Я упал. Лёгкое стало стремительно наполняться кровью. Начался кашель... Тоже с кровью. Говорят, что при попадании пули, боль приходит не сразу. Сперва ты чувствуешь лишь жжение. Больно мне стало почти сразу. Я корчился на полу, пытался вздохнуть. Именно после этого я узнал слово "гемоторакс".
При таком ранении умирают долго, и у тестера могло не хватить ПБА. Садится в тюрьму за "непредумышленное" убийство ему не хотелось, и он всадил мне в сердце сразу две пули. Датчик на голове констатировал смерть мозга от недостатка кислорода спустя четыре минуты, сорок семь секунд.
О третьем даже вспоминать не хотелось. Пуля в сердце, боль, монитор на потолке, что отсчитывал время. Когда цифры замигали красным, я запустил способность, спасая жизнь. Цель теста была в том, чтобы уметь перебарывать страх и панику, если в меня когда-нибудь выстрелят. Запустить время вспять — естественная реакция, но иногда нужно подождать, чтобы быть уверенным, что все опасности позади, и ты сможешь исправить случившееся с первого раза.
Тогда я всего за полчаса узнал, что грани между жизнь и смертью нет. Ты не способен её ощутить или запомнить. Вот ты умираешь, и вот время мотается назад. Никакого долго перехода. Только монтажная склейка.
— Хрономанту виднее, — с улыбкой сказала Яманкан, которая наверняка всё это знала. Чужие ИВП для неё не секрет.
— Теперь то ты довольна? — спросил я.
— Это было потрясающе! Не понимаю, почему ты столь долго это скрывал?
Вертолёт показался в окне до того, как я успел ответить. С него было видно, что мина сперва взорвалась в салоне, а потом на крыше. Значит, мы выжили. Пришло время добить нас по старинке, чтобы в самый неподходящий момент, мы не пробили пенобетон.
Если первый стрелок так и продолжал следить за Итиль, то второй не долго думая принялся по нам стрелять.
У Итиль тоже всё шло не очень гладко.
Доставшийся ей отряд был многочисленнее и имел при себе пару роботов.
Используя щиты и кресла как укрытия, они распределились по бокам вагона и бросили "Келевр" в атаку. Быстро перебирая нога, "Уран" рванул навстречу.
Роботов в бою не жалеют. Они расходный материал, цель которого противостоять таким же, как они. Турели всех трёх заработали, как только они сошлись вплотную. "Уран" успел свести передние ноги вместе, защищаясь щитом, а вот израильские полагалась только на укрепленные "головы" и аккумуляторы за ними. Салон затопил треск затворов и звон гильз. Никто не собирался щадить технику, и операторы пытались уничтожить друг друга как можно быстрее.
Несколько секунд первая "Келевра" держалась под огнём, а потом стала оседать. Турель "Урана" была выше, чем у противников, и часть пуль попадала по спине, которую быстро пробили. Но чтобы не распылять огневую мощь, Ильхам стрелял только по одному роботу. Это дало второй "Келевре" время зайти с боку и точными очередями поразить боковые ноги "Урана".
Наш робот стал заваливаться на бок. Гироскоп послал сигнал опасности, и бортовой компьютер выбросил ногу-манипулятор в сторону, останавливая крен. Но прицел уже был сбит. Ильхам не перевёл робота в гибридный режим, когда только отмечаешь цели для атаки, а стрелял самостоятельно. Ему пришлось потратить несколько секунд, чтобы навести турель на вторую "Калевру".
