Бррр... Что-то меня опять стало заносить. Какая разница, что ею движет? Я не психолог с почасовой оплатой: её проблемы — это её проблемы.
Поудобнее повесив сумку на плечо, я подхватил оба кейса, и тут же меня стало немного клонить в сторону, как когда-то Майскую. Перевес был терпим, но лишь первое время. Скоро я начну уставать. Заметив моё замешательство, девушка не говоря ни слова стянула мою сумку и повесила к своей. Вмиг стало легче.
Мы покинули Таможню и пошли обратно к мосту.
— Зачем на это всё? — спросила Майская, когда мы немного отошли.
— Ты о комплекте?
— Да.
— Полагаю, для курсов самозащиты.
— Самозащиты?
— Мы ценный товар и должны уметь защищать себя: жаждущие мести жертвы делинквентов, религиозные фанатики, работорговцы. Угроз хватает.
— А ты можешь защитить себя?
— Ты о моей способности?
Кивок.
— Нет. Как и у тебя, она не способна причинять вред.
— Моя может, — совсем тихо сказала она и отвернулась.
— Ты же объектор. Как такое возможно? Ты вызываешь оружие?
— Вроде того...
С Майской всё-таки было сложно общаться. Ни на секунду не покидало чувство, что ходишь по заминированному лабиринту и в любой момент можешь зацепить растяжку старых травм.
— Тогда: прости.
— Не стоит.
Кажется, шутка оказалась столь тонкой, что она её не поняла.
Мост закончился, и мы очутились на маленькой площади с фонтаном, откуда расходились улицы до разных районов студгородка. До общежитий можно было добраться по нескольким из них, а я позволил Майской самой выбрать маршрут. Та чуть подумала и свернула в сторону, почти сразу выведя нас на живописную набережную с многочисленными клумбами и скамейками, накрытыми тенью от раскидистых грабов.
— Кстати, ты слышал, что скоро нас будут разбивать на пары?
— Нет.
Воу-воу, полегче! О каких парах речь? Надеюсь, не мальчик-девочка?
— Прошёл слух, что на физкультуре мы будет заниматься в парах. Не знаю зачем. Кто-то урывками разговор преподавателей услышал.
Я посмотрел на кейсы в своих руках. Странно это всё: комплекты, пары...
— А ты с кем будешь? — спросила Майская.
— А нужно выбирать?!
— Эм... не знаю. Но вдруг нужно.
— В группах по двадцать пять человек, так что кто-то останется без пары.
И этим человеком буду я!
— Но на курсе ровно сто человек.
— Тогда не знаю. Какой смысл обсуждать слухи?
Никогда не понимал тех, кто с ажиотажем этим занимается. Строить теории, спорить и ругаться ради того, чего даже в природе может не существовать. Стоп. Я сейчас о слухах или о религии?
Беседа вновь заглохла, и мы продолжили идти в молчании. То ли я надоел Майской как собеседник, то ли она просто не знала, о чем ещё поговорить. Любуясь видами я сам не заметил, как мы дошли до общежитий. Сбоку вырос дом Яманкан, и я даже смог вычислить окно её комнаты, из которого полторы недели назад смотрел на набережную по которой сейчас шёл.
— Мы почти на месте, — сказала Майская и указала на один из домов чуть дальше.
Выглядел он точь-в-точь как остальные, только для разнообразия был обшит мозаикой из деревянных панелей разной фактуры. Как и другие дома, его окружал невысокий забор. Только калитка со стороны набережной была маленькой, в отличии от широко въезда с главной улицы.
— Дальше ты сама, — очертил я границу своей доброты.
Мы молча обменялись поклажей, а затем, стараясь не завалиться на бок из-за тяжёлой ноши, Майская пошла к себе. У самых дверей она обернулась и помахала рукой.
— До завтра! И спасибо, что помог.
— Ага... Всегда пожалуйста, — сказал я без особого запала и пошел к проходу между домами, что связывал набережную и улицу. Мне ещё нужно было пересечь парк, чтобы вернуться на мужскую половину, так что я ускорил шаг, стараясь побыстрее попасть домой.
Глава 2. Оружие секретариата
Я сонно разлепил глаза и привычным движением потянулся к телефону на прикроватной тумбочке. На часах было уже без пятнадцати одиннадцать. Хоть сегодня и был учебный день, но идти на занятия было не нужно. Раз в месяц каждый эспер проходил обследование, и сегодня была моя очередь.
Периодически зевая и потягиваясь, я принял душ, почистил зубы и наспех приготовил яичницу с полосками бекона. Смолотив еду, переоделся и вышел из дома. Идти нужно было на другой конец студгородка, так что я решил воспользоваться одним из беспилотных электробусов, что курсировал по центральной улице.
Сейчас еще шли занятия, так что в салоне никого не было. Лишь под конец ко мне подсела пара студентов с туристическими рюкзаками, но они вышли уже на следующей остановке, так что до конечной я добрался в одиночестве. Маленькая площадка, на которой я вышел, была окружена низкой изгородью, сразу за которой высилась десятиметровая стена из зелёного полотна, протянутая от реки до склона горы. Этот километровый заслон отделял учебные корпуса от района, где строили лаборатории и научные центры. Чтобы попасть на ту сторону, требовалось пройти через узкие проходы с рамками металлодетекторов и постами полиции. Предъявив телефон как пропуск, я прошел по петляющему змейкой круглому матерчатому коридору без окон, и вынырнул вновь под палящее солнце.
Хоть основная стройка переместилась вглубь долины, здесь по-прежнему шумела техника: грейдеры, виброплиты и экскаваторы не замолкали ни на минуту. От обилия оранжевых жилетов и касок рябило в глазах. Чтобы студенты не заблудились, а заодно не попали под колеса какого-нибудь самосвала, повсюду были расставлены указатели и протянута черно-желтые ленты. Лавируя по этим импровизированным коридорам, я миновал пару улиц и вышел к длинному зданию, перед которым на зелёной лужайке стояла информационная стела с лаконичной надписью: "Второй исследовательский центр".
В отличии от классической архитектуры учебных корпусов, здесь правили стекло и бетон, что сплетались в причудливые ажурные конструкции. Через окна можно было рассмотреть кафетерии, лаборатории, аудитории для лекций и небольшие приемные с личными кабинетами. Секретности никто не придерживался, поскольку всё по-настоящему важное было в четвертом и пятом научном центре, чьи здания виднелись дальше по улице. Первые два были отведены только под нужны студентов, а третий располагался совсем в другой части студгородка и напоминал небольшой минимаркет, поскольку его пять этажей располагались уже под землёй. Но туда лучше было не соваться. Он единственный был обнесен забором из-за того, что там хранили и испытывали кладенцы. И там была единственная в долине машина для инкапсуляции, с помощью которой проходил первый этап их создания. Сороку, погибшего при взрыве "Марии-Антуанетты" отвезли именно туда.
Вновь предъявив телефон на входе, я подошел к стойке администратора. Меня уже ждали, и девушка-ассистент отвела меня в маленькую комнату ожидания. В июле я был в другой, но выглядела она в точности как прежняя: одно кресло, журнальный столик с бутылкой минералки и планшет на подставке. Эта часть обследования была самая скучная: перед визитом своего наблюдающего врача, я должен был заполнить анкету, в которой было порядка двухсот вопросов. Не КТПЭ, но тоже не сахар.
"Замечали изменения в работе способности?".
"Возникают ли у вас суицидальные мысли?".
"Чувствуете ли давление от обладания способностью?".
Вопросы из раза в раз были одни и те же. Я методично ставил галочки напротив тех ответов, что точно не привели бы меня в кабинет психолога, который бы стал предлагать мне снять груз с души, будто речь шла о преступлении.
"Склонны ли вы к самоотверженной помощи людям?".
Что-то новенькое. Прежде такого вопроса не было, но интуиция подсказывала выбрать "Да". Было бы странно, если после спасения красавицы с волосами цвета вороньего крыла, я бы вписал ответ: "Пусть все люди сдохнут!".
Я нажал на кнопку "Готово" внизу экрана и стал ждать, когда за мной придут.
Каждый эспер из первого поколения имел личного врача. Однако, чем больше нас становилось, тем больше росли затраты. Сегодня, в целях экономии, за каждым из учёных, работающих в Университете, закреплено пять-шесть эсперов, за состоянием которых они следят. Причем следить должны все, в не зависимости от образования и должности. Это вызвало недовольный ропот, но ничего поделать они так и не могли. Руководство и так старалась всеми силами — пусть и не очень удачно — сократить количество персонала в долине, отчего у нас было так много роботов и автоматизированных магазинов.
— Феее! — голос был столь скрипучим и резким, что на секунду заложило уши.
Илона Кретова: неизменный белый халат нелепо висит на худой как жердь фигуре, начинающие седеть волосы подстрижены по-мальчишески, тонкие бесцветные губы всегда чуть перекошены в недовольной гримасе. Ей уже перевалило за шестой десяток, но резвости она не растеряла, как, впрочем, и отрицательных черт характера.
Поговаривали, что её вежливо попросили написать заявление о переводе из лаборатории при М-Восемь, где исследовали способность Вологодской ведьмы. Она слишком заигралась с экспериментами и несколько раз нарушила технику безопасности. Иногда у меня возникало подозрение, что Университет — это отстойник для тех, от кого во внешнем мире хотят избавиться.
— Тоже рад вас видеть.
— Не знала, что уже твоя очередь.
— Может тогда сегодня закончим побыстрее?
Полный медосмотр проводился раз в полгода. В остальные месяцы было лишь анкетирование и забор крови. Некоторые эсперы — к которым я, слава богу, не относился — проходили ещё процедуру, называемую "прогон". Те, кто не пользовался способность из-за бесполезности и опасности для окружающих, должны были каждые три месяца запускать её на тренировочной базе сорок, которая находилась в паре километров от Вокзала выше по реке.
— Я не стану отходить от процедуры.
— Вы знаете как поднять настроение...
— А вы куда-то торопитесь, молодой человек?
— У меня большие планы на сегодняшнюю деградацию.
Покинув приемную, мы поплутали по коридорам и вошли в её лабораторию. Тут уже не было никакого намека на панорамные окна. Лишь глухие бетонные стены. Просторный зал был разделен надвое стеклянной стеной, за которой виднелись микроскопы, спектрофотометры, лазерные диссекторы и другие приборы, назначении которых я не мог бы даже угадать. Соединял половины небольшой шлюз, а возле него, на стене, висела пара жёлтых костюмов биозащиты.
Кретова усадила меня у стола, под которым шумел кулерами мини-сервер, а сама разместилась в кресле напротив.
— В твоём деле пометка появилась... — многозначительно сказала она, смотря на меня выцветшими от возраста глазами.
— Неужели?
— Да... Знаешь, какая?
Она вытащила из кармана халата помятую пачку сигарет, взяла со стола бензиновую зажигалку и, с эффектным щелчком откинув крышку, закурила. Я покосился на стену, где по-прежнему висела наклейка "Не курить", испещренная следами от потушенных окурков. Можно не сомневаться, что с последнего визита датчик дыма на потолке то же остался залит монтажной пеной.
— Затрудняюсь с ответом. Столько всего произошло... Например, в позапрошлую субботу одна девушка лишила меня невинности... пусть и морально. Это считается?
Я не собирался отвечать на столь туманный вопрос. Если что-то знаешь, то так и скажи, а не ходи вокруг да около.
— Вопросы невинности мы не фиксируем.
Никто не знал, рождаются ли от эсперов другие эсперы. Способность проявляется между шестнадцатью и семнадцатью, а первый из нас появился лишь одиннадцать лет назад. Нехитрый подсчет показывает, что даже у детей, родившихся от первого поколения, возраст не превышает десяти. Ждать ответа ещё долго. Однако, правительство во всех странах ввело строгий контроль над рождаемостью: девушкам имплантировали антифертильные импланты, а парням...
Я невольно дернулся. Весь месяц в московской лаборатории РАН прошел под головную боль от методичек Норы и боли в тазу после вазэктомии. В чём-то Яманкан была права: мы занимали странное положение место элитой человечества и людьми второго сорта.
— Так о чём тогда речь?
— Ты использовал кладенец.
— А... Было дело...
— Как так получилось, что рядовой студент сделал это?
— А в деле об этом пометки нет?
Я не собирался нарушать элементарную секретность и трепаться о случившемся, лишь потому, что она мой наблюдающий врач.
— Нет. Но хочу знать, как впечатления.
— Кхм... Даже не знаю, что и ответить. Чувствовал сильное волнение, пожалуй. Но на этом и всё... — я задумался и вспомнил ещё одну деталь. — Хотя нет. Впервые почувствовал, что осушен до конца.
Кретова понимающе кивнула.
— "Буравчик" — кладенец старого поколения. В неё расход ПБА плохо регулируется, так что высасывает больше сил, чем требуется. В моделях от сороковых номеров такой проблемы уже нет, и ими можно часами пользоваться, не особо волнуясь о белке... Кстати, о нём.
Встав, она подошла к одному из столов и достала из ящика набор для плазмафереза. Я закатал левый рукав, давая надеть жгут, а потом пару раз сжал кулак, чтобы проступила вена. Продезинфицировав место укола, она воткнула иглу и стала наполнять пробирку на её конце. Закончив, она отцепила её, закупорили пробкой и поставила в центрифугу, с помощью которой потом выделит плазму, внутри которой и находится ПБА.
Забор крови был регулярной процедурой у эсперов. Залог нашей силы — персональный белок авторизации. У каждого эспера он свой, что дает доступ только лишь к своей способности. Однако при её использовании, ПБА разрушается. Чтобы в самый неподходящий момент не лишиться сил, был разработан метод, называемый компенсация. После того, как я уйду, ассистентка Кретова выделит из плазмы белок, смешает его с физраствором и распределит полученный состав по капсулам для инъектора. С помощью него я в любой момент смогу восполнить недостаток ПБА в теле и продолжить использовать способность. Также часть крови будет использована для зарядов дистанцера. Но поскольку у меня способность не боевая, так что вряд ли большая — никто не рассчитывает, что я буду воевать.
Взяв планшет, который она забрала из комнаты ожидания, она открыла какую-то новую форму, сдвинула, уже порядком пожеванную, сигарету в угол рта и спросила:
— Способность запускал после использования кладенца?
— Да. Действовал по-инструкции: разбил яйцо над раковиной, потом собрал обратно.
— Отклонения от нормы были?
— Нет. Да и какие? Сумел бы отмотать до середины или остановиться в процессе?
— Если хочешь вновь пожаловаться на бесполезность способности, то даже не начинай. Миллионы готовы переступить через все мыслимые моральные нормы, чтобы получить даже её... — холодно сказала женщина. — Ладно, продолжим. Придумай предложение, в котором все слова начинаются с одной буквы.
— Какой?
— Пусть будет "А".
— Андалузский агроном ангажировано агитировал.
— Глупость, но сойдет. Сколько будет шестьдесят семь плюс двадцать восемь?
— Э... шестьдесят плюс двадцать — того восемьдесят. Семь плюс восемь — пятнадцать... вроде. Десять к восьмидесяти, пять в уме...
