В речи Яманкан было так много воды и так мало фактов, что становилась ясно — она тянет время. Но Вельская была на нервах — словоблудием её было не отвлечь.
— Хватит изображать жертву! — рявкнула Вельская. — Что с моими родителями?
— Но мы обе жертвы... Только первой стала ты, а лишь затем я. Мы обе стали жертвой чужих интересов, нет нужды винить друг друга.
Прозвучало столь "искренне", что на месте Вельской я бы сиганул с поезда.
— Хватит уже! Надеешься меня задержать?
— Нет... — сказала Яманкан и на её лице появилась улыбка — нож, наконец, пробил пластик и достал до металлического пола. — После того, как о твоём сотрудничестве с ИМОС стало известно, ФСБ направила группу на задержание твоих родителей... Ты знала об этом?
Вельская отошла от края, но всё равно не вышла из-за кресел.
— Да.
— Ты предупредила их ещё из поезда. Позвонила со своего телефона и приказала бежать...
— Продолжишь тянуть резину и я потрачу лишнюю минуту, чтобы прикончить тебя и твою шавку!
А вот сейчас обидно было.
— Что? Я не слышу из-за ветра, — крикнула Яманкан.
Вельская чуть подумала и вышла в проход.
— Не зли меня! Если есть что сказать о них — говори.
Рукоятка ножа Яманкан стала увеличиваться в размере, а потом расширяться на конце. Вскоре она уже напоминала большую ложку с тонкой и гибкой ручкой. Поверхность с матовой сменилась на зеркальную. Становясь все длиннее, ложка выглянула за край кресла.
— Привет! Я тут сделала зеркало, чтобы мы друг друга могли видеть, извини что не вылезаю... — Яманкан махнула рукой, а потом затараторила с удвоенной скоростью. — Так вот: от твоего родного Петрозаводска до границы с Финляндией три часа на машине... Это не далеко, но недостаточно чтобы обогнать пару вертолётов из Петербурга. Они не успели доехать десять километров до пропускного пункта, где их ждали подкупленные ИМОС пограничники.
Родителям эсперов было запрещено выезжать из страны так же, как и нам. Дети за грехи родителей не отвечают, а вот родители за дары детей — почему-то да.
— Я знаю, что их арестовали. Я хочу знать, что с ними сейчас! — рявкнула Вельская, окончательно потеряв терпение. Она даже непроизвольно шагнула вперёд.
— Они живы! — негромко сказала Яманкан, поняв, что сильно юлить нельзя. — В этом ручаюсь.
— Но где они?
— Не так много мест, куда могут отправить родителей делинквента...
— Вайгач, да? — Вельской пришлось сделать ещё шаг вперед, чтобы расслышать ответ. С чего-то Яманкан стала говорить тише, и ветер часто съедал её слова.
— О нет, совсем нет! — девушка отрицательно замахала рукой, и чуть сдвинула зеркало, чтобы Вельская в неровном отражении видела это.
— Нет?! Всех связанных с нами отправляют туда... — она запнулась.
— Ледяной Дом — это тюрьма... А тех, кто подбил ребёнка на измену, ждет иное место. Не столь известное.
— Меня никто не подбивал! Я сама так решила!
— Уверена? Ты верная дочь, благодарная родителям за тепло и любовь. Они не просили тебя работать на ИМОС, они лишь рассказали об их предложении. А ты тут же согласилась, ибо помощь родным — то, чему тебя воспитали. Но отец и мать поступили аморально. Они не предложили тебе госизмену, они дали тебе самой сделать выбор, зная, что ты согласишься. Лицемерное перекладывание вины, чтобы хоть как-то облегчить муки совести...
— Заткнись, заткнись, заткнись! Ты ничерта не знаешь! — заорала Вельская. — Такие же продажные чинуши, как твой отец отняли бизнес у отца. Сделали нас нищими! Я жила на макаронах и воде, пока ты лакомилась едой личных кухарок! Я не хочу слышать бред о том, что мы обе жертвы. ИМОС нашли нас и предложили жить так, как мы достойны, не ориентируясь на эту паршивую страну и гнилых людей!
Яманкан пожала плечами. У неё было иное мнение на счёт поступка Вельской, но спорить не стремилась. Сытому голодного не понять, голодному — сытого, сытому — сытого... Вообще никому никого не понять. Чужая душа — потёмки.
Знания "Что сделала" и "Почему сделала" не изменят развязку. Яманкан плевать и на Вельскую и на её родителей и на все горести маленьких людей. Она вела делинквента к концу этого этапа её жизни, который та в упор не видела.
— Не могу согласиться с тобой. Предавая страну, ты не предаешь погрязшую в роскоши элиту, ты предаешь простых людей. Чиновники и олигархи никогда не будут страдать, а вот такие как ты — обязательно. Сегодня немало людей расстались с жизнями, но вот министров и депутатов среди них я что-то не видела... Но мы отвлеклись, Велька, ведь речь не о них, а о твоих родителях... — Яманкан тяжело вздохнула, словно диалог её уже утомил, и с ходу выдала. — Твои родители живы. Но они не в тюрьме, а в... лаборатории!
— Какой лаборатории?
— С эсперами тесно связана только одна — Феликса Лазарева.
— Мои родители простые люди, им там нечего делать.
— Они да, а вот ты... Кхм... Идея создавать эсперов будоражит умы миллионов. В последние годы генетики и биологи далеко продвинулись в этом вопросе. Популярная в научном сообществе гипотеза гласит, что используя мать эспера как инкубатор, можно создать его клон, наделённый той же способностью. У Лазарева давно не было подопытных для тестирования, и твои родители очень удачно подвернулись. Как ты в курсе, у всех девушек-эсперов берут на хранения яйцеклетки перед установкой антифертильного импланта. Именно её и подсадили твоей матери, предварительно заменив ядро твоим ДНК. То есть, твоя мать уже оплодотворена... — Яманкан резко оборвала себя, покрутила зеркалом и тихо сказала. — Ладно, вполне достаточно.
— Что?! — выпалила Вельская.
— Говорю, ты уже достаточно близко, чтобы больше не выдумывать ахинею... В "Матросской тишине" они до ноября, когда будет первое слушание, — Яманкан оскалилась. — И ты скоро к ним присоединишься!
Я думал, что Вельская вновь выдаст "Что?!", но вместо этого закричала от боли.
Тонкая металлическая лента начиналась у пролома, стелилась под креслами и в конце обвивала лодыжку Вельской. На внутренней стороне были шипы, которые с каждой секундой всё глубже впивались в кожу. Вельская дернула ногой, но сделала только больнее. Дротик вошёл в центр ленты, пришпилил к полу, но та продолжила стягиваться вокруг ноги. Поняв ошибку, она выхватила срезень, и в этот раз дротик перерезал ленту.
Освободившись, Вельская рванула к Яманкан, но вдруг полетела лицом на пол. Она даже не заметила, как ещё одна лента сделала петлю вокруг другой ноги. Перекатившись на спину, девушка вновь выстрелила срезнем, но первая лента, уже успела соединиться со своей отрезанной частью.
Вельская поняла свою ошибку: обладая огромной силой, она не могла влиять на вещи, которые были с ней соединены. Направь энергию на ленту и ту сорвало бы с ноги вместе с самой ногой. Она даже не могла направить энергию в разные стороны, чтобы разорвать оковы — киномант за раз мог задавать только один вектор. Яманкан всё это знала и соединила изъян с болью, сбивая концентрацию. Шипы на лентах продолжали расти, режа ткань и кожу. По кроссовкам текла кровь.
Вскочив на ноги, Вельская выхватила бронебойный дротик, и навела на кресло Яманкан. Теперь она собиралась вложить в выстрел все силы, но та ей не дала. Увеличив расход ПБА, Яманкан резко удлинила шипы, вводя вглубь тела. От боли рука качнулась, и дротик пролетел мимо. Выбив облако наполнителя из кресла, он прошел рядом с Яманкан, пробил стены тамбура и улетел в соседний вагон. Сверхпрочный сплав выдержал, и почти не деформировавшийся дротик пробил ещё пятёрку кресел.
Яманкан поняла, что затянула бой. Вторая отстрелянная лента повторно обвила ногу, но почти сразу рванула к бедру. Попутно растя шипы, она как теркой принялась елозить лентами по телу девушки. Такую боль та уже не смогла выдерживать, и второй бронебойный дротик упал на пол. До конца обвив ноги, обе ленты стали тянуть Вельскую назад, к пролому. Медленно ступая почти негнущимися ногами, она стала отходить от Яманкан. Сами ленты становились всё толще и толще. Металломант не экономила, выкачивая всё доступное железо. Щадить вагон смысла не было, лишь бы не развалился до приезда.
Ленты остановили Вельскую там, где крыши не было, и обвили торс и руки. Та ещё пыталась сопротивляться, но шипы не давали ей сильно биться. К ней рванула ещё пара лент, что стали сливаться за спиной, образуя сталагмит. Первое время он рос строго вверх, дойдя до уровня плеч, потом от него стали расходиться сучья. Пара пролезла девушке подмышки, заставив задрать руки, а потом вся конструкция стала её приподнимать.
Яманкан растила в центре вагона дерево, на котором распинала Вельскую. Та уже развела руки, закованные в ветви-кандалы, обувь едва касалась пола. Ленты стали сжиматься, превращаясь в лианы, которые обвивали её тело, не давая упасть.
Конструкция ещё росла вверх, выпуская новые кривые сучья, чтобы максимально напоминать старое сухое дерево, а потом, наконец, Ямакан наигралась. Рывком вверх, она на полметра подняла Вельскую над полом и и выпустив последнюю ветку, обвила её вокруг шеи девушки, предварительно выпустив из внутренней стороны этого ошейника шипы. Те замерли всего в паре сантиметров от горла киноманта, давая понять, что ей не стоит дергаться.
Яманкан встала и вышла в проход. Прижав руки к пояснице, она прогнулась назад, как после долгого сна на неудобной кровати и довольно выдала:
— Это тянет на шедевр!
Присев, она вновь коснулась ножа. Из дерева стал расти тонкий провод. Плывя над полом, он выпускал тонкие ножки-треножники чтобы не падать. Доплыв до Яманкан, та отпустила нож и, касаясь контактного провода кончиками пальцев, медленно пошла к Вельской.
Поняв, что всё закончилось, я вышел из-за угла.
— С каждым разом получается всё лучше и лучше, — вновь похвалила себя Яманкан.
Дерево, на нём человек. Подобное я видел на рисунке Киры, которым шантажировал Яманкан. Только там фигурок было три. Но что это, в сущности, меняет?
— Не хуже, чем в прошлый раз.
Обожаю говорить так, будто разбираясь в теме. Яманкан скосила на меня чуть прищуренный глаз. Она верила, что я увидел фото с похожей сценой. Только кто тогда на нём висел? Кстати, ведь однажды Яманкан сделала нечто такое, за что её почти посчитали делинквентом. Чем дальше я брёл по цепочке из выводов, тем ближе становился ответ.
— Лина, давай поговорим!
Слова Вельской не то, чтобы удивили, просто я не думал, что она так быстро перейдёт от угроз и насилия к просьбам. Как быстро у людей меняется мышление, когда они оказываются в безвыходной ситуации. Всё наглость и спесь сдувает, обнажая трусость и заискивание.
Яманкан звонко ударила ногтем по проводу, ненавязчиво намекнув, что какой-бы не была тема беседы, сила на её стороне.
— Слушаю.
Вельская сглотнула, обдумывая слова и начала:
— Я понимаю, что ты не забыло ничего из того, что ИМОС сделала с тобой, — девушка ловко опустила то, что принимала во всё участие. — Но я немало могу тебе предложит в обмен на свободу...
— Ты не можешь мне дать, что я хочу, — безапелляционно оборвала её Яманкан. — Следующая тема.
Вельская сморгнула.
— Но это правда. Всё что сегодня произошло — задумка ФФС и ФСБ. Я работаю на на них и должна была заманить ИМОС в ловушку, но моя операция ещё не закончена...
— Не хочу слушать этот детский сад, дальше! — вновь оборвала её Яманкан.
— Это правда! Я работаю на спецслужбы, и в обмен на моё освобождение они многое могут тебе дать.
Яманкан потерла переносицу. Для той, кто соткана из лжи, слушать такую ахинею просто тошно.
— Знаешь, Велька, сейчас я наблюдая один из самых невероятных логических парадоксов в жизни: дерево висит на дерево.
— Ха-ха... ты у нас шутница, — сказала Вельская вежливо.
— Благодарю, пусть лесть и не поможет тебе спустится. Так что просто замолчи или займись чем-нибудь. Что обычно делают распятые? Прославлять Одина, отпускают человеческие грехи, обещают Зевсу больше ничего не красть для людей. Времени у тебя... ох... Хотела сказать "предостаточно", но вспомнила, что до города рукой подать...
— Тварь... — процедила Вельская. Её броня слишком быстро дала трещину.
— Ругань тоже. Можешь ещё попробовать угрожать...
— Тогда вспомни, что ты обещала защищать эсперов. Ты ведь знаешь, что со мной сделают. Помоги мне и отпусти.
Яманкан смерила её равнодушным взглядом, зевнула и сладко потянулась, будто проснулась утром в своей усадьбе под трели певчих птиц.
— Да пошла ты! — Вельская взорвалась. — Нравится глумиться, да? Считаешь себя королевой, но на деле ты просто прошмандовка, которая должна была до конца жизни гнить в каком-нибудь селе!
— Правда веришь, что не будь меня, была бы победительницей по жизни? — спросила Яманкан с какой-то тоской в голосе.
Ловушка Яманкан была элементарной. Вначале вывести на диалог, захватив внимание; потом сделать зеркальце, чтобы видеть Вельскую; потом начать говорить, но не просто говорить, а периодически понижая голос. Захваченная вниманием, Вельская не заметила, как стала приближалась к Яманкан. А та продолжала с каждым предложением говорить тише, приманивая достаточно близко, чтобы с первого раза накинуть петлю на ногу.
— Да пошла ты! — Вельская не шала что ответить и просто вновь оскорбила.
Я пошел к девушке и аккуратно вытащил из кармашка на поясе автошприц. Боль в ногах была уже адская. Закатав брючину, я увидел красную кожу, будто её только что ошпарили кипятком. Зря я сразу не воспользовался антидотом — вдруг будут осложнения.
Поняв, что интересного собеседника в Вельской не найти, Яманкан вновь зевнула. Ещё шире и громче прежнему.
— Знаешь, мне будет стыдно за то, что сейчас скажу, но я не могу удержаться: мне нужно отлучиться, никуда не уходи!
Самая избитая фраза, когда речь заходит о киносценах с пленными. Но Яманкан была так довольна собой, что даже тихо захихикала. Это и добило Вельскую.
— Думаешь победила, да? Рано радуешься! Я ещё организую для тебя чулки на горле.
Хихиканье оборвалось. От былой радости не осталось и следа.
— Так ты знаешь? — чуть склонив голову, спросила она.
— Выяснили после того, как ты победила. Пришлось много взяток раздать, но оно того стоило.
— Правда? И чего же?
В иной ситуации, она бы сказала это с озорством, демонстрируя оппоненту, что его информация — мусор, но сейчас это совсем не вышло.
— Ну так "расскажи о своих друзьях и я скажу, кто ты"... — Вельская специально сделала паузу, давая Ямакан спросит о том, кто же она, но та так и стояла склонив голову.
— И кто же она? — спросил я. Пауза меня не тяготила, но ответ был интересен. Лучше или хуже окажется моё мнение о ней?
— Ну видишь ли, её подруга была потаскухой, которая спала со всей школой...
Повисла пауза, которая стала заполняться нарастающим "эээ"...
— Эээ... И это всё?! — выдохнул я.
Моему разочарованию не было предела. Я ожидал нечто грандиозное, а получил какую-то ерунду. Какое мне должно быть дело, до того, с кем спал человек, которого я даже не знал? Нет, конечно, хумансов такое интересует, но я-то не обычный человек.
