— Расплавь петли или замок. Не важно что, просто открой её, — сказал я и повернулся к невидимке. — Беги к фельдъегерям и скажу, что Вельская поймана... Нет! Скажи, что нейтрализована. Живо, живо!
Тряся распахнутой сумкой, невидимка рванула обратно. Я вновь заглянул в окно, проверяя: поймана Вельская или уже "нейтрализована". Берлин сложила пальцы лопаткой и вогнала между дверью и косяком. Посыпалась пыль. Подождав чуть-чуть, она медленно повела руку вниз.
— Не объяснишь, что происходит?
— Всё в порядке.
Вельская громко закричала:
— Нет, нет, прошу, не убивай меня! Мы стыдно, стыдно! Я не хотела так о ней говорить! Прошу, прошу... я не хочу...
Я нажал на кнопку отключения динамика.
— Тогда зачем отослал невидимку?
— Чтобы не увидела, как навожу порядок.
— Я серьёзно спрашиваю, — сказала Берлин не отрываясь от работы.
— Вельская дурно отозвалась о какой-то знакомой Яманкан, а та приняла это близко к сердцу.
Берлин покосилась на шприц и электрошокер.
— Тогда потороплюсь...
Ей небезразлична судьба делинквента или она хочет увидеть, как я с таким набором буду миротворцем? Девушка выдернула руку.
— Готово.
Я сжал ручку двери так сильно, что костяшки побелели. Стараясь не издать ни звука, я сдвинул дверь. В лицо ударил ветер. Глазом моргнуть не успел, как Берлин уже сколдовала себя в конец вагона. Инстинкт самосохранения у неё развит, чего не скажу о себе или Вельской.
Яманкан занесла руку с ножом.
— ...прямо здесь, заколов как свинью!
Едва касаясь носками пола, используя свист ветра как прикрытие, я преодолел разделяющее нас расстояние. Колпачок шприца снят и брошен на пол, правая рука продета в петлю на электрошокере. Всё готово. Нужно только успеть прежде, чем меня заметит Яманкан.
Обезумевший от страха взгляд Вельской сместился с кончика ножа на меня. Ей бы сделать вид, что она меня не заметила, попытаться отвлечь Яманкан, сделать хоть что-нибудь, только бы дать добраться незамеченным... Но она выбрала совсем иное.
— П-помоги... м-мне...
Вслух просить помочь человека, который крадучись подбирается к твоему врагу? Ей и вправду уготовано дурное будущее.
Яманкан начала разворачиваться, когда я обхватил левой её шею и всадил в бедро электрошокер. Девушка забилась от разряда. Я продолжал давить на кнопку в надежде, что она упадёт. Вскоре она и вправду начала заваливаться. На меня. Испытывая адскую боль, из последних сил, Яманкан повалила меня на пол.
Говорят, что девушки мягкие и добрые. Яманкан была твердая и злая.
Даже её пятидесяти килограммов хватило, чтобы грудь сдавило. От удара об пол из легких вышел воздух, шокер соскочил с бедра. Воспользовавшись передышкой, Яманкан со всей силы откинула голову назад. Но заваливая меня, она чуть сместилась вбок, и затылок только едва задел скулу.
Достала!
Я ударил Яманкан шприцом в шею. Уже после я подумал, что бить туда наобум рискованно, но назад пути не было. Механизм за пару секунд впрыснул в кровь снотворное.
— Спи моя радость, усни... — прошипел я.
— Бергман! Ты не жилец!
— Быстро же ты забыла о клятве отблагодарить за спасение...
Я выдернул шприц, из которого все ещё вытекала прозрачная жидкость, и вновь ударил электрошокером по ноге. Яманкан задергалась.
Стыдно ли мне было? Нет.
Приятно? О, да!
Я секунд пять бил девушку током, прежде чем отпустил кнопку.
Яманкан начала оседать. Я не знал, что в шприце, но наверняка препарат очень сильный, и из шеи он быстро попал в мозм. Всё указывало на то, что она засыпает, но мне не верилось — не может снотворное так быстро подействовать.
Повинуясь чутью, я откинул голову вбок. Яманкан с размаха ударила затылком, вновь лишь вскользь попав по лицу. Правый локоть вошёл в бок. Била она из неудобного положения и бронежилет погасил часть силы, но всё-равно было больно. Я ослабил хватку, что дало ей шанс вырваться.
Одним рывком она провернулась в воздухе на сто восемьдесят градусов и встала на ноги лицом ко мне. А потом, не давая отойти от шока вызванного её пируэтом, выбросила вперёд руку. Удар основанием ладони ладони по лицу был хорош. Видимо она долгие часы отрабатывала его на спарринг-партнере — сомневаюсь, что с её деньгами она обходилось грушей. Мои зубы клацнули, а голова задралась.
Второй удар был правой и значительно сильнее. Закручивая кулак, одновременно сжимая пальцы так, чтобы не сломать, она попала точно в солнечное сплетение. Бронежилет вновь спас, но хуже чем в первый раз. Воздух вырвался из легких, заставив согнуться.
Яманкан распрямилась. Теперь она стояла точно надо мной. Ветер взметнул край плиссированной юбки...
Ох, да что за день-то такой!
Нога девушки внезапно подвернулась. Чтобы удержать равновесие, ей пришлось присесть, но это не помогло — вторая нога отказала следом. С глухим ударом Яманкан упала на живот подле меня. Взгляд её пылал ненавистью.
— Фто... ты... пне... фколол... — из-за прижатой к полу щека слова прозвучали невнятно.
Девушка попыталась встать, но ноги и руки лишь слабо дернулись. В шприце было не только снотворное, но и мышечный релаксант. А где эти два, там и ингибитор ПБА. Хорошо: лишенная способности Яманкан безопаснее на пятьдесят процентов... Теоретически, конечно.
От удара в голове гудело, но силы никуда не делись. Я перевернулся со спи на бок и ударил её электрошокером в бронежилет. Разряд прошел через него, лишь краем зацепив кожу, но девушку пробила судорога. Продержав электроды пару секунд, я убрал руку.
— Тефе... коне...
Яманкан заснула. Я расслабился и завалился обратно на спину. Тихо ступая, как я несколько минут назад, ко мне подошла Берлин. Крыша заканчивалась прямо над нами, и я увидел силуэт девушки на фоне темнеющего неба. Несколько мгновений она изучала нас, лежащих бок о бок, а потом подняла вверх указательный палец и назидательным тоном сказала:
— Как специалист в данной области, хочу проинформировать, что в подобных играх сразу должны устанавливаться чёткие правила: никакого принуждения, колюще-режущих предметов или отсутствия стоп-слов... Кстати, моё стоп слово: дериватив.
— А мне на это не должно быть наплевать?
Смысла валяться на полу больше не было. Потирая ноющую челюсть, я поднялся. За окно по правому борту искрилось водохранилища. Линия маглева проходила по его берегу, чтобы пассажиры могли насладиться картиной.
Яманкан не двигалась. Ветер трепал её волосы и юбку, но сама она оставалась неподвижной. Она вправду уснула? Я чуть наклонился, заглядывая в лицо: глаза под веками не двигались — это самый простой способ понять, что человек притворяется спящем. Убедившись, что она действительно спит, я аккуратно перевернул её на спину, чтобы она не терлась лицом о грязный пол.
— Какой заботливый, — съехидничала Берлин.
— Хочешь пнуть?
— Ты уже сделал это за меня.
— Эй! Эй! — голос Вельской был слаб. — Я тебя помню... Ты, ведь, Герман... да?
— Извини, но ты останешься висеть.
— Я смогу... заплатить за свободу... Ты получишь всё... что желаешь!
— Помолчи, пожалуйста, иначе проверю, остался ли в шокере ещё заряд.
— А секс в обмен на свободу — неплохая сделка, — сказала Берлин и приблизилась к Вельской. — Правда, товар немного... порченный. Герман, любишь греховодить с окровавленными ошмётками мяса?
— Не стану отвечать, чтобы ты не навестила ярлык... — устало сказал я и плюхнулся в одно из уцелевших кресел.
— Ага! Вот и попался! Я могла осудить только положительный ответ. А ты, значит, у нас грязный любитель... — она запнулась.
— Аха-ха! Не знаешь нужного извращения! Вот это да! А как выделивалась знанием секса, как хвасталось... Ну, ну, что молчишь?! Нечего сказать? — я сам себе удивился, когда начал глумиться над ней.
— Любитель гуро.
— Чёрт...
Подъем сил, который я ощутил в тот момент, когда мог поиздеваться над Берлин, схлынул. Я вновь стал чувствовать себя уставшим и опустошенным. Как всегда, впрочем.
— Э-эй! К-как... тебя... зовут? — спросила Вельская у Берлин.
— Иоанна Сочавская, а что?
В ответе Берлин была какая-то шутка, но ни я не Вельская её не поняли.
— Послушай, Иоанна... у меня есть... д-деньги... ах... тебе очень много заплатят... Сможешь позволить себе что угодно! Только отпусти меня...
— Какая упорная... — хмыкнула Берлин. Предложение Вельской её ничуть не заинтересовало. Предприниматель должен уметь чувствовать, когда риск превышает выгоду, а тут его было с избытком. С тех, кто нацепил на девушку антиэсперский браслет, станется начать шантажировать угрозой разоблачения её помощи.
— Я не вру... ИМОС невероятно богат... у них столько денег, что ты представить себе не можешь...
В этот раз Берлин вообще не стала отвечать. Вместо этого она приблизилась к одному из сучьев и стала разглядывать место, где он обвивал руку Вельской.
— А ведь Паулина поехавная, да?
— Не знаю, — ответил я.
— А это не доказательство? — Берлин мотнула головой на дерево.
— Это тяга к выпендрёжу.
— Иоанна... поверь мне...
— Да замолчи уже! — прикрикнула на Вельскую Берлин.
Так послушалась. Или у неё уже не было сил говорить. И какой смысл просить о помощи в таком состоянии? Она и сотни метров не пройдёт, как свалится.
Нехотя я встал с кресла. К счастью Вельская не смогла разворотить ту часть стены, где был отсек с аптечкой. Взяв её, я вернулся к дереву и стал распылять эпидермальный аэрозоль над ранами девушки.
Берлин удивлённо приподняла бровь, но ничего не сказала. Черствой она не была, но и любви к Вельской не питала. Мне тоже предательница была не по душе, но нужно следовать главному жизненному принципу: поступай с людьми также, как ты бы хотел, чтобы они поступили с тобой. Поменяйся мы местами, и я был бы рад, окажи мне первую помощь. Для дураков на миру и смерть красна, а как по мне, лучше попасть раненым на допрос, чем мёртвым в гроб.
— Несправедливо... — тихо-тихо произнесла Вельская, а потом её голова упала на грудь. Она не умерла, только потеряла сознание.
— Справедливость на стороне победителей. Ты просто выбрала не ту сторону... — сказал я ей, пусть она уже не слышала.
— Приятно оказаться в числе дальновидных, — гордо заявила Берлин и убрала развивающуюся прядь за ухо.
— Так ли?
— Я сойду с поезда на своих двоих. Нет лучшего доказательства!
Впереди замаячила река Кубань. Маглев пронесся по перекинутому через неё мосту и стал уходить влево. Водохранилище скрылось из виду. Солнце больше не слепило глаза — его скрыл сам поезд.
Пшеничные поля закончились, им на смену пришли редкие рощи и поросшая бурьяном равнина, из которой торчали массивы новых микрорайонов. Безликие высотки по пятнадцать-двадцать этажей кучковались то тут, то там. Она напоминали крепости, готовые воевать друг с другом. Тысячи окон отражали закат, отчего казалось, что все они объяты пламенем.
Но и эта выжженная солнцем пустошь осталось позади. Дома стали ниже и старше, вокруг них уже плотно росли деревья. Один раз мы проехали над трассой, запруженной легковушками и лишенными кабин роботами-грузовиками.
— Не очень... — резюмировала Берлин.
— Что именно? — спросил я, вставая рядом. Теперь мы оба глядели на город через отсвующюю стену.
— Краснодар.
Я не нашёл, что ответить. Достаточно увидеть два-три русских города, и, считай, видел их все. Старые ещё могут похвастаться живописным центром, но окраины у всех одни и те же: панельные гетто, кирпичные гетто... Уныние, рассчитанное с помощью геометрии и сопромата. Тоска, возведенная ради удешевления и массовости.
— Центр лучше... — я попытался дать ей крупицу надежды. Надеюсь, не ошибся — я не знал, что он из себя представлял город. В Университет я добирался не через него: сначала наряд полиции отвез меня в Москву, оттуда регулярным рейсом я прилетел в Сочи, а уже оттуда автобусом прибыл в долину.
— Надеюсь, — сказала Берлин.
Мы приближались центру, где стоял вокзал. Вдалеке замаячил стадион и озеро — значит, мы почти добрались.
— Пора выполнить обещание, — сказала Берлин и покосилась на меня.
За последнюю неделю их уже столько было сделано, что я стал среди них путаться. Да и накатившая усталость не давала собраться с мыслями.
— Какое из?
— А у тебя их много? — Берлин оценивающе посмотрела на меня, будто решая: искренен ли я, или же просто стараюсь уйти от ответа. — Ох... Ладно. Когда ты поддержал план Паулины идти к Итиль, ты сказал, что объяснишь, почему согласился.
Порыв ветра отбросил край ветровки Берлин и я быстро отвел взгляд. Застегнется она или нет?! Должна понимать, что мне трудно туда не смотреть!
— Я видел, что вы склоняетесь к её идее. Убеждая вас отступить, я просто зря бы потратил время и силы. Поэтому, дал ей сделать из сегодняшнего вечера урок, — ответил я и улыбнулся уголками рта. Мой ответ точь-в-точь повторял слова Яманкан, когда та позволила Майской напиться в "Сарабанде". Кстати, как у бедняжки утро прошло?
— Ясно-о... — задумчиво протянула Берлин. — Согласившись, ты запустил цепь событий, которая каждого их нас привела к какому-то итогу: Яманкан стала героем; невидимка проявила свой гражданский долг; я на практике убедилась, что Яманкан больше никогда нельзя верить; а ты... Кхм... Ты, наверное, получил безграничное удовольствие от того, что оказался прав. Верно?
Ответом была улыбка. Я вправду устал. Мне не хотелось ни обсуждать итог, ни даже шутить над ним. Всё случилось, как случилось. Стоит закрыть тему и двигаться дальше.
Купол вокзала — здесь он был в несколько раз больше Университетского — вырастал вдали. Поезд стал сбрасывать скорость быстрее прежнего. Он явственно тормозил, но почему? На лице Берлин отразилось недоумение.
— Мы прямо там остановимся?!
Треснувшее табло показало скорость в пять километров в час и навсегда потухло. Вагон-кабриолет вплыл под купол. Перрон был запружен народом, никакого сравнения с сонным вокзалом Университета. Сотни людей с багажом, роботележки, гомон. У нас под ногами что-то протяжно заскрипело, и этот скрип стал этом гулять под сводом. Гул голосов стал стихать. Как в филармонии стук палочки дирижёра по пюпитру заставляет зрителей умолкнуть, так и вид поезда заставил людей замереть с открытыми ртами.
Поезд остановился. Сотни глаз взирали на него со смесью недоумения и страха. Наш маглев казался бронепоездом, в последний миг вырвавшимся из окружения: следы пуль, разорванные борта, запах топлива и гари.
Тишина... Абсолютная тишина... Лишь шипенье открывающихся дверей других вагонов.
Раскуроченный поезд.
Стальное дерево с распятой девушкой.
Полуголая девушка в ветровке, которая почти ничего не прикрывает.
Другая девушка лежит неподвижно на полу.
Парень с тухлым взглядом.
Этой картине явно не хватало кульминации.
— Дамы и господа! — слова вырвались против воли. Толпа встрепенулась и чуть подалась вперёд. Я улыбнулся. — Настоятельно рекомендую сдать билеты.
Берлин повернулась ко мне и жестоко резюмировала:
