Яманкан с издевкой хмыкнула. Моя реакция неожиданно оказалась ей на руку.
— Ты и вправду олицетворение слова "разочарование". Даже меня превзошла, — добавил я.
— Ну бедняжка считала, что это для меня будет что-то значить.
— Тогда значило, — сказала Вельская. — Ради этой шлюхи такого наворотила... Чувствовала с ней близость, да? Поди такая же шваль, как она, только ты богатая, а не нищая.
— Ох, господи... — Яманкан вновь потерла переносицу. — По крайней мере, мы выяснили, что словами ты тоже кидаться не умеешь...
Напоследок окинув Вельскую пренебрежительным взглядом, она обратилась ко мне:
— Стоит навестить Итиль. Ты ведь составишь мне компанию?
Казалось, вынырнув из ниоткуда, над головами прошла пара вертолётов: фельдъегерский Ка-62 с прожекторами под брюхом и Ка-226 с ульем дронов-разведчиков. Команда из Краснодара для поиска выживших наёмников.
— Пошли, — сказал я.
Не то, чтобы хотелось, но оставаться один на один с распятой девушкой — такой себе экспириенс.
— Хорошо. Мне не помешают свидетели.
— Намерена глумиться над раненой? В тебе совсем нет ничего человеческого?
В ответ улыбка. Ну конечно намерена! Нельзя откладывать шанс показать окружающим, что у тебя слова не расходятся с делом. Потом блеск победы потускнеет, актуальность упадёт.
Дверь тамбура захлопнулась за моей спиной, как только я переступил порог. Я крутанулся вокруг оси. Яманкан стояла по ту сторону: одна рука держала ручку, вторая тонкую пластину между замком и косяком. Времени анализировать ситуацию не было, и я дернул дверь, но она не поддалась. Яманкан не была настолько сильной — просто сплавила детали замка вместе. Появилось время подумать, и первая мысль была: дальше будет только хуже.
Возле двери был интерком на случай блокировки вагона, и я тут же нажал на кнопку связи.
— Ты что делаешь?
До боли клишированная фраза, но сегодня мы все ими решим. Яманкан повернулась спиной, не удостоив ответа. На пол полетел наушник, который тут же был раздавлен. Тонкие пальцы обвили узел галстука, и впервые на моей памяти, она его ослабила.
— Дорогая, пожалуйста, повтори ещё раз то, что сказала о... ней? — губы Яманкан растянулись в радушной улыбке, не предвещающей ничего хорошего.
Глава 13. Форма мести
Когда просит повторить обидное, масса вариантов действия, но вот когда распят — только один. Только Вельская им не воспользовалась, посчитав, что извиняться — глупо.
— Что слышала! Ха-ха, думала, буду извиняться? Я не ты, и не питаю тяги к отбросам.
Яманкан прижала ладошку к груди. Мерзкий знак примерно на девяносто пять процентов. Значит, она ударилась в дешёвую театральщину. А при ней она любила глумиться над людьми. Но если раньше это делала только на словах, то дверь она заблокировала для чего-то большего. Вельской требовалось хоть сейчас затолкать гордость куда поглубже и каяться, каяться, каяться.
— Но мне и вправду бы хотелось, чтобы ты это повторила. То, как ты её назвала было немного... кхм... обидно.
— На правду не обижаются.
— Не обижаются на истину. А правда у каждого своя... и, как правило, увидена в пятнах Роршаха.
Вельская не оценила остроумия. Она была прикована к стальному дереву, а сучья и кандалы глубоко впивались в кожу. Её переполняла злость и обида, которые искали выхода. Не имея возможность ударить Яманкан физически, Вельская попыталась сделать это словами.
— Шлюхой она была. Потому и сдох...
Яманкан коснулась контактного провода. Ветка, к которой крепилась рука Вельской, повернулась вокруг оси. Её кости не захрустели, но хватило и сделанного — крик её был просто ужасен. Так кричат от сильной и нестерпимой боли. Не отпуская провода, Яманкан равнодушно смотрела, как её противнице выкручивает руку.
— Прекрати-и-и! — завыла Вельская.
Подождав несколько секунд и вдоволь наслушавшись воплей, Яманкан повернула ветку обратно, но не до конца. Теперь рука Вельской была постоянно вывернута, причиняя ей ноющую боль.
— Прости, — извинилась Яманкан. — Не хотела тебя ранить.
— Да пошла ты! — выплюнула проклятие Вельская. Из её глаз текли слезы, дыхание участилось.
— Печально, что тебе чужда вежливость. Но мы можем побеседовать и без неё.
— Нам не о чем беседовать, тва...
Ветка провернулась, а потом встала обратно. Секунда боли, чтобы показать Вельской, что следует выбирать слова.
Я нажал на кнопку интеркома.
— Ты не забыла, что я ещё здесь?
Надеюсь, она перестанет измываться над Вельской, раз я могу это видеть.
— Можешь идти, я не держу.
На меня нахлынуло раздражение — ответ Яманкан вывел из себя. Она не заигралась в королеву? Гордыня и спесь затмили глаза? Решила помучать Вельскую из-за того, что она ляпнула не то и не тому, но она сейчас сделала тоже самое.
Палец с такой силой вдавил кнопку, будто хотел продавить интерком насквозь.
— Думаю... эм... Велька усвоила урок... Оставь её, и пошли к Итиль, — вежливо выдавил я.
— Нет, не усвоила. Такие как она плохо понимают слова, если не подкреплять их болью.
В тысяче двухстах километрах от нас, под Новодевичьим кладбищем, в гробу перевернулись кости Макаренко.
— Ты просто пытаешь её ради удовольствия.
— Тебе есть до неё дело? Правда? Она и тебя хотела убить.
Согласись я, и её затея станет общей. Положительный ответ превратит в соучастника не дав ничего взамен.
— У меня нет к ней претензий. Конфликт исчерпан.
— Не у меня.
Отчасти она права. Если я никогда не был зол на Вельскую, это не давало мне право мешать злится ей. Но была мелочь, которая всё портила: я ненавидел пытки. Только просить Яманкан прекратить лишь потому, что мне неприятно — глупая затея. Придется попробовать нечто иное.
— Помнишь, ты сказала, что благодарна мне за спасения и однажды вернешь долг?
Яманкан с подозрением посмотрела на меня, а потом медленно кивнула.
— Помню...
— Тогда я меняю это твою услугу, на её прощение. Жизнь на жизнь, так сказать... Прости за безвкусный пафос.
Девушка несколько томительных секунд смотрела на меня, потом повернулась и, махнув рукой, бросила:
— Отказываюсь.
Серьёзно? Она отмахнулась? От меня?
Я был шокирован. Она не усвоила, что я отличаюсь избирательной мстительностью? Думала, это из тех случаев, когда я не делаю зарубку в памяти, а только пожимаю плечами?
Единственная, но фатальная ошибка за сегодня. Лучше бы она согласилась на сделку.
Яманкан вернулась к Вельской.
— Скажи, ты когда-нибудь слышала о феномене "Веры в справедливый мир"? Людям необходима вера в то, что мир справедлив, а каждый получают то, что заслуживает. Они не могут принять, что мир суров, и стремятся убедить себя в обратном. Защитная реакция психики. На первый взгляд ничего дурного — у каждого свой антидепрессант. Вот только эта вера побуждает перекладывать вину на за преступления с виновников на жертв. Людям неприятно видеть страдания, вот они и пытаются найти объяснения того, как так получилось. Но признать виной реальность, значит допустить факт того, что опасность ходит рядом. Ты в любой момент можешь пострадать. Это так страшно... и утомительно! Вот люди и начинают думать, что мир — справедлив, а страдания жертв — заслуженны...
— Ты мне лекцию решила прочитать? — процедила Вельская.
Яманкан не стала в третий раз выкручивать руку. Ладонь девушки пробил тонкий сук. Брызнула кровь.
— Ааа!
— Не кричи — тебя не услышат. А если и услышат, то не помогут...
— Сука, сука, сука! Чтоб ты сдохла!
Я прижал палец к кнопке на гарнитуре.
— Линда, ты меня слышишь?
— Да, — пусть и не сразу, но Берлин ответила.
— Разыщи невидимку и бегите в хвостовой вагон! — максимально спокойным тоном попросил я.
— Что-то случилось? Вы поймали Вельскую?
— Да... Вроде того... Нужна твоя помощь. Срочно.
— Дорогая, не отвлекайся, пожалуйста, — Яманкан недовольно сдвинула брови. — Я стремлюсь тебя просветить, а ты столь бескультурно себя ведёшь. Так вот, именно благодаря этой вере, в обществе появился виктимблейминг. Русский аналог этого заимствованного слова: обвинения жертвы. Его используют для описания процесса очернения жертвы. Избили и ограбили? Не нужно ночью гулять. Изнасиловали? Не нужно короткую юбку носить...
— К чему ты это всё рассказываешь? — простонала Вельская. Кровь у неё уже перестала идти: Яманкан превратила конец сука в крупную монету, которую прижала к коже, как заклепку. Это остановило кровотечение, но сук так и остался в ране, причиняя боль.
— Чтобы научно объяснить тебе, тот факт, что ты — тупая, никчемная обезьяна, коими заселены города и веси. Ты считаешь себя умнее, чем ты есть. На деле же даже не можешь понять, почему говоришь или делаешь те или иные вещи. Ты презрительно отзывалась о человеке лишь потому, что прочитала сухой отчёт из украденного дела. Да, там было сказано "что" она делала, но там не было ответа "почему". А ты не из тех, кто умеет читать между строк. Проницательность на нуле. Нет, если это не так — переубеди меня. Ответь "почему".
— Я... не знаю... — выдавила Вельская.
— Но это не помешало осудить её, повесить ярлык и подвергнуть позору лишь потому, что тебя воспитали в ханжеском обществе, где всё делят на черное и белое, поскольку люди слишком ленивы, чтобы вдаваться в детали. Когда-нибудь всё, что сегодня случилось, станет историей. Вспоминать о ней станут только студенты, что в архивах будут читать сухие протоколы. Большинство решит, что ты злодейка... Кто поумнее, что антигерой... И лишь единицы поймут истину — ты просто дура. А в мире, который я намерена построить, таким как ты нет места.
— Ч-что? К-какой мир?
Яманкан развернулась и пошла к выходу. Слава богу, что она наигралась. Я ошибся, решив что она будет её пытать. Когда вернётся Берлин, извинюсь, что зря её позвал.
Присев возле кресла, за которым пряталась, Яманкан вырвала из пола нож.
...Или не извинюсь.
— Мир ни хороший, ни плохой. Его оценка строится из наших взглядов и чужих поступков. Но если уровнять эти две составляющие и склонить в нужную сторону, то мир вправду можно сделать хорошим. Нужно лишь привить всем людям то, что ляжет в основу этой общности...
— Что за бред ты несёшь?! Что ты собираешься прививать?!
— Возможность чувствовать боль других.
Держа нож на виду, Яманкан вернулась к Вельской.
— Боль? — губы делинквента расплылись в довольной ухмылке человека, который наконец-то нашёл разгадку. — Так ты это всё делаешь ради... неё? Серьёзно?! Да ты просто начитавшись красивых книжек дура! Такой глобальный и красивый план из-за чувства вины к судьбе малолетней потаск...
Яманкан провалилась как учитель. Велька ничего не усвоила и получила новую порцию боли. Но эта была сильнее предыдущих: даже без интеркома я смог бы услышать её жуткий вопль. Где носит Берлин? Невидимка нужна как никогда.
— Не смей так о ней говорить! — рявкнула Яманкан с невиданной прежде ярость. — Она была несравненно лучше многих, кого я встречала. И уж точно лучше такого ничтожества как ты: изменница, террористка... Ты не смеешь хоть кого-то осуждать. Тем более — её...
— Да она же просто...
Не дав договорить, Яманкан вновь применила способность и одна из шипованных веток вошла в плечо девушки. Девушка вскрикнула, по телу потекла струйка крови.
— Знаешь, какой максимальный срок для чистой инкапсуляции способности? Не полевой, когда только берут кровь, а полноценной. Сбор крови и спинномозговой жидкости, картографирование мозга... — Яманкан улыбнулась, будто ответ был наполнен детским смехом и ароматом луговых цветов. — Час пятнадцать. Последнее они сделать не смогут, но вот биоматериал получат свежим... почти.
— Ч-что ты з-задумала?! — голос Вельской задрожал. Вежливость, пытки и нож всегда заставляют волноваться.
— Видишь? — Яманкан указала острием ножа на горизонт, где далеко-далеко переливалась ровная водная гладь. — Краснодарское водохранилище. До города минут десять. Самолет после посадки к гейту дольше подъезжает... Нам нельзя медлить!
— Нет! Не смей! Отойди от меня! Ты не имеешь права! — заорала Вельская.
— Права убить тебя? Но почему? — изумилась Яманкан. — Ты то себе его дала, пусть я и не была преступницей. Так что сейчас оно у меня точно есть.
— Это не тебе решать!
— Но для тебя это и так единственная развязка. Или надеешься на снисхождение? Ты не получишь красный диплом, не встретишь отличного парня, не наденешь фату, не понянчишь детей. Здесь и сейчас конец всего твоего жизненного пути...
Бронежилет Вельской как и наш застегивался на груди. Не боясь того, что киномант приметит способность, Яманкан рывком расстегнула его. Под ним была только тонкая водолазка.
— Можешь просить пощады, но не советую: я не отступлю, а тебе это ничего не даст, кроме месяцев в каменном мешке, пока идёт суд. Потом обвинительный приговор и инкапсуляция. Кстати, знаешь как инкапсулируют делинквентов? — Яманкан игриво помахала ножом возле груди девушки, будто примеряясь, куда его удобнее воткнуть. — Тебя привязывают к хирургическому столу, вводят в кровь антикоагулянт и с помощью сжатого воздуха загоняют в затылок штырь. Учёные утверждают, что устройство разрабатывалось с расчетом на быструю и гуманную казнь, но в действительно это слегка модернизированная машина для забоя скота. Потом из тебя откачивают кровь, подцепляют за ноги крюками и волокут по кафельному полу к ванне с кислотой...
— Мы здесь, зачем ты нас звал? — за спиной раздался голос Берлин.
Я отпихнул её в сторону и рванул к невидимке.
— А?! Ты что делаешь?! — взвизгнула девушка, когда я распахнул её сумку и стал копаться в содержимом.
— Ох-ре-неть... — по слогам произнесла Берлин, палясь через стекло на раскуроченный вагон.
Пропуски, пропуски, пропуски. Их было так много, что казалось будто рука разгребала песок или воду. Острые края царапали кожу, но я продолжал рыться. Пальцы коснулись холодного металла.
— Это снотворное? — спросил я, вытаскивая наружу тонкий полированный цилиндрик с кнопкой на конце.
— Д-да. А что происходит?
Я не ответил, теперь ища электрошокер, который, как оказалось, ушёл на самое дно. Раскидывая в стороны пропуска, я рывком выхватил его, будто король Артур — меч из камня.
— Ничего из этого ты не увидишь. А жаль... Было бы несправедливо, если в последние минуты жизни тебя окружали посторонние, так что я бы задействовала связи и протащила твоих родителей на забой. В тюремных робах, с наручниками на руках, они бы видели последние минуты жизни их дочери. А я стояла бы рядом и в красках расписывала, что с тобой делают.
— Ооо... — Протянула Берлин, которая всё это слышала.
— Линда, нужно открыть дверь, — сказал я, не давая ей опомнится, ведь будь на её месте, я бы не стал ломать разделяющую нас преграду.
— Она закрыта, — сказала беловолосая Капитан Очевидность дернув ручку.
— ...Достойное завершение пути мстительной завистливой дуры. Считала себя лучше других, не разу не думаю прыгнула в омут предательства, чувствовала себя значимой строя планы и плетя интриги... А закончила распятой. Хорошо, что я вовремя остановлю тебя...
