Я покосился на Нивину, что продолжала меня игнорировать с мастерством жены после двадцати лет неудачного брака. Рискнуть подружиться, чтобы завести хоть одного союзника? Ну уж нет!
— А плохая новость? — спросила Нейдгарт.
— Часть денег мы уже не вернём — долго думали. А чтобы не лишиться остальных денег, сейчас нужно действовать так...
Всего нас ждало три этапа.
Преодолеть первый было проще всего: держась на расстоянии друг от друга, мы широкой цепью шли через буреломы в направлении, что показывала стрелка, прежде чем исчезнуть. Если бы кто-то стал возвращать деньги, он должен был об этом крикнуть. Нужный путь нашёл Ордин. Все вместе мы рванули к нему, а потом, идя плотнее, продолжили искать путь. Всё это напоминало игру "горячо-холодно". О том, чтобы идти быстро речи не шло: от нас ожидали смекалки.
Здесь мы потеряли целую тысячу. Мы слишком долго бежали вперёд, надеясь на чудо, а не анализировали ситуацию.
Стрелка вернулась на место, когда чаща закончилась. Лес поредел. Через кроны стали пробиваться лучи, света, что узорчатыми зайчиками замелькали по траве и нашей белой экипировке. Все повеселели, чем организаторы и воспользовались.
Второй этап тоже требовал от нас идти цепью. Но тут учитывалось не скорость или сообразительность, а скорость реакции. В определённые моменты мы должны были резко останавливаться, а угадать этот момент можно было по тому как резко списывают деньги. Но резко списывали их лишь у одного участника, поэтому он должен был быстро подать сигнал остальным, кто ни о чем не догадывался. Сложность крылась в том, что предупредить он должен был молча! Как оказалось, в наших очках были не только камеры, но и микрофоны. В первый раз, когда Нейдгардт громко крикнула, что её штрафуют быстрее обычного, у всех одновременно баланс мигнул красным и мгновенно списал тысячу рублей.
Шёпотом мы договорились предупреждать друг друга поднятой вверх рукой. Только вот шли мы по лесу и на расстоянии друг от друга. Приходилось постоянно вертеть головой, следя за соседями. Если поднималась рука в центре — все узнавали быстро, если с краю — по цепочки сигнал доходил с опозданием и все опять теряли деньги.
Здесь мы потеряли тысячу триста рублей.
Даже удивительно, насколько прост был третий этап: переход по железобетонным балкам, перекинутых как мостки через неглубокие расщелины. Таких переходов было пять, и от нас требовалась лишь преодолевать их как можно быстрее. Вроде просто, но это был единственный этап с угрозой здоровью. Хоть способностями пользоваться запретили, каждый раз я молча активировал хрономантию. Стоило нечаянно навернуться, и я взлетел бы обратно целый и невредимый.
Может зря я жаловался Кретовой? Всё-таки способность, в каком-то роде, делала меня бессмертным. Почти... Отмотка не запускалась автоматом, так что сверни я шею, и на один кладенец в стране станет больше.
Здесь мы не потеряли ни копейки.
Если верить очкам, мы уже пробежали пять километров, но маршрут и не думал заканчиваться. Даже на спокойные последние этапы, ноги у всех были свинцовые из-за нагрузок в начале.
Этап с мостками проходил на лысом склоне, откуда можно было разглядеть кубик учебного корпуса, и, казавшийся совсем крошечным, сам студгородок. Поэтому мы понимали, что уже сделали широкий крюк и теперь возвращались обратно. Скорее всего, нам уже было недалеко до финиша. Все оживились. даже я, хоть мне не давала покоя мысль, что впереди ждет что-то плохое.
Проблемы начались, когда мы вновь попали в лес. До этого мы стабильно бежали под уклон, и только здесь пошел ровный участок, перед последним спуском. Привычно стали списываться деньги, хоть и медленнее обычного, но все комбинации Яманкан в этот раз не срабатывали, а найти ответ не удавалось — в этот раз подсказок не было никаких. Стоишь — стипендия уменьшается, бежишь — тоже. Да и стрелка была на месте.
— Ничего не выходит! — воскликнула Нейдгардт, которая стала нашим голосовым ассистентом для дашборда. — Паулина, ну ты же умна! Придумай что-то.
Никогда не понимал тех, кто так говорит. Это как прилюдно признаться, что ты тупой. При это скажи это вслух, и получишь невежливый ответ. Парадокс!
Яманкан, до этого молча бежавшая вровень со всеми, резко остановилась, вспахав землю ребром кроссовок.
— У меня есть предположение, но оно требует проверки.
— Ты что-то поняла? — спросил Перевалов.
— Да... Но не хочу делиться деталями. Нужно, чтобы вы продолжили бежать без меня. Только темп высокий не берите, чтобы я могла вас нагнать.
— Уверена?
— Да. И не тяните!
Все не сговариваясь побежали вперед. Фигура девушки скрылась за деревьями, и неожиданно счётчик стал крутиться в обратную сторону.
— Ура! — воскликнула Нейдгардт. — Только что мы сделали? Так... стоп... Ааа! Опять убывает?!
Радость была недолгой. Понимая в чём смысл этапа, я обернулся и увидел Яманкан, несущуюся через лес с резвостью профессионального спринтера. Подбежав, она спросила Перевалова:
— Что с деньгами?
— Ненадолго стали прибывать. Что ты сделала?
— Я? — последовала улыбка. — Ни-че-го...
— Как так?
— Я просто стояла на месте, а потом отправилась за вами.
— А в чём смысл? — спросил Ордин.
— Всё достаточно просто: на этом этапе от нас требуется лишь одно — бросить одного из команды.
— Б-бросить? — Нейдгардт не поверила ушам.
Яманкан кивнула.
— Условия требуют, чтобы один из нас стоял на месте, пока остальные бегут вперед.
— Так почему ты не осталась? — вежливо поинтересовалась Решетникова.
— Этап может быть не последним, и вы должны знать, с чем столкнетесь в дальнейшем.
Повисла тишина. Каждый из нас пришёл к одному выводу, но боялся его озвучить.
— Я в предвкушении... — слова Куваевой стали неожиданностью.
— Чего? — спросила Нейдгарт.
— Ответа.
— Э... Ответа на... что?
— Кто останется, — единственный глаз Куваевой блестел азартом.
— А разве... — Нейдгардт запнулась. Кажется, она последней поняла то, что не было сказано. — Паулина, а деньги тебе... эм... вернули?
Люди предпочитают думать, что чтобы не происходило — их это не коснется. Ровно до того, как такой момент не наступит. Принцип "кто-кто, а уж точно не я" стремительно сменяется на "это точно буду я". На тебя накатывает страх, во рту становиться сухо, сердцебиение учащается, а главное — ты остаешься один. Мне, как одиночке, к такому не привыкать, а вот остальные осознают, что теперь сами за себя.
— Чем дальше от тебя будут отдаляться участники команды, тем больше будет терять оставшийся, — ответила Яманкан.
— Так вот в чём настоящий смысл? — сказал Перевалов. — Слаженность пар, групповая работа... Им просто нужно было стравить нас друг с другом. Не перестаю восхищаться этим местом: за тысячи километров от дома, но всё такое знакомое...
О чём он, вообще? Есть в Университете хоть кто-то без проблемного прошлого? Горечь, с которой была не наигранно.
— Но как решить, кто... эм... останется? — Нейдгардт как-то быстро стала переходить на родной язык.
— Никак. Остаюсь я, — ответил ей Перевалов.
— Илья! — воскликнула Решетникова. — Вот не надо геройства!
— Не в геройстве дело. Я не хочу, чтобы цель состязания была достигнута... Я не допущу развязки, которой ждут.
Его популярность оправдана. Может ты даже станешь тем, в ком мой гнилой взгляд не различит пятнышек. Пусть шанс на это мал. В каждом они есть — поэтому я никогда не смотрю в зеркало.
— Давай не торопиться! У нас ещё есть время подумать, — не сдавалась Решетникова.
Я только сейчас заметил, что пока мы стоим, деньги уходили значительно медленнее. Всё было организовано так, чтобы у нас было время всё обсудить, но недостаточно, чтобы не впасть в панику.
— Не вижу альтернатив. И не нужно отговаривать.
— Нужно... У нас трое парней: будет лучше если вы, как мужчины, решите это между собой.
— Э... Ну если Илья согласен, то зачем что-то решать? — спросил Ордин.
Нейдгард скривилась от омерзения, пусть до этого порядком струхнула от мысли, что может остаться. Но это естественно. Как только опасность отступает, люди клеймят позором других, чтобы никто не вспомнил, что они вели себя так же.
Решетникова фыркнула и неожиданно повернулась ко мне.
Вот это ты зря.
— Может ты поведешь себя подобающе?
— Я не останусь.
В студгородке не важно, сколько у тебя денег за его пределами. Ввозить их запрещалось, а закинуть на телефон было невозможно. Хоть наша стипендия измерялась рублями, но это были ненастоящие деньги. Что-то вроде игровой валюты, созвучной с государственной.
Когда мы расплачиваемся в магазинах или кафе, владельцы получают только информацию о сумме покупки, а лишь затем, после конвертации по специальному курсу, им переводят деньги. Например, буханка хлеба стоит в магазине двадцать пять наших рублей, но Университет отдаёт за неё пятьдесят настоящих. Я особо не вникал в смысл этой системы, но знал одно: даже богачки, вроде Яманкан и Крашенинниковой, жили лишь на свои.
Так почему Яманкан спокойна, будто уверена, что это пустяк? Прежде, она с удовольствием рассказывала о деталях этапа, то теперь хранила молчание, чего-то обдумывая.
— Даже если мы за тебя проголосуем?
Странно, что о голосовании вспомнили только сейчас. Неужели начинаем продумывать варианты?
— Да.
— Не думаешь, что это не по-мужски?
Губы Яманкан тронула улыбка. Она понимала, что это не подействует. Мне же было совсем не смешно: прессинга я не выносил. Требовалось ответить так, чтобы от меня отстали, но не питали потом обиды, а это было непросто.
Я уже было открыл рот, чтобы сказать фразу, которая сразу бы перевернула всё с ног на голову, когда вновь поймал взгляд Яманкан. Так очень тихо, почти незаметно, покачала головой.
— Да, — ответил я после долгой паузы, решив довериться ей. Может это и глупо, но мой путь мог бы быть ещё хуже. — Но я не хочу оставаться.
— И не нужно, — сказал Перевалов. — Вера, я уже решил, что остаюсь.
— Илья, вообще-то ты побежишь вместе со всеми.
После долгого молчания, дав всем как следует повариться, в дело наконец вступила Яманкан.
— Паулина?
— Остаюсь я...
— Но я уже решил.
— И это правда поступок мужчины, — она чуть отвела взгляд и прикусила губу. — Но есть обстоятельство, которое не позволяет тебе жертвовать собой — моё присутствие. В своей предвыборной кампании я говорила, что не стану перекладывать проблемы на других и стану помогать эсперам. Будет странно, если я в текущей ситуации я... кхм... прикрась тобой. Да, твой поступок идет от всего сердца, но его мотивы — благородство, а мои — обязанность. Так что тут у меня преимущество.
— Паулина, тебя не станут винить, если откажешься.
— Но я себя — буду.
— Почему?
— Никогда не иду против своих принципов. Ты ничего не потеряешь, если побежишь со всеми, а я стану мучиться виной. Согласись, что у меня преимущество?
— А твой принцип — помогать в ущерб себе?
— Мой принцип: если тебя избрали, то будь готов нести ответственность.
Есть! Вот оно! Я понял, куда она вела. Вот только времени всё меньше.
— Ты можешь потерять не меньше пятнадцати тысяч.
— Люблю транжирить деньги.
— Илья, если она хочет остаться, то это её право, — вмешалась Решетникова.
— Скорее обязанность. Ты то уж должна это понимать, как староста.
Яманкан закинула крючок.
— Я... я понимаю, — смутилась Решетникова, не ожидая такого поворота. — Но ты выше меня по статусу, так что я не стану тебе мешать.
— Половина из нас из твоей группы... Мы сейчас в равных условиях.
— Я ответственна за троих... а ты за семерых.
Я бросил взгляд на дашборд. А денег-то всё меньше — успеет она сыграть спектакль до конца? Ну меня то это точно тревожить не должно: в крайнем случае побегу один.
Или нет?
Я хочу победить Яманкан. И пусть удачная возможность для этого ещё не представилось, это не значит, что я отступил. У меня впереди четыре года — можно и потерпеть. Но почву можно подготовить прямо сейчас. Даже если есть мизерный шанс, что мой следующий поступок усыпит бдительность Яманкан — стоит попробовать.
Я медленно зашел за спину Решетниковой.
— Решайте уже кто останется... Только на меня не рассчитывайте, — хоть я и обращался ко всем, но говорила так, чтобы расслышала лишь она.
— Да мы это уже поняли, — брезгливо бросила Решетникова через плечо.
— Ну да... Я такой, какой есть... — сказал я, а потом добавил. — Мне чуждо позёрство.
— Это не позёрство! Кто-то останется без денег.
— Зато произведет впечатление... А ничто так не влюбляет, как сильный характер и благородные поведение.
От Яманкан не укрылось, то что я перекинулся парой слов со старостой, но она не отреагировала. Я отошел подальше и, просунув руки в рукава кирасы, стал ждать развязки. Вот только она не наступала — Решетникова молчала.
Ну же! Давай!
Стань тем камнем, который подтолкнули. Ты должна была понять намек. Тебе остается лишь вступить в дело. Одно слова и все получат, что хотят: команда — добровольца, я — шанс на победу, ты — внимание, Яманкан — деньги и чистую репутацию.
Я не зашел ли я слишком далеко? Да, у меня была причина так поступить, но была ли она правильной? Неужели я так долго был с Яманкан, что её яд стал отправлять мне душу? Она манипулирует людьми из эгоизма, а я считаю это низостью. Тем не менее я поступил так же. Причем, уже во второй раз. Что сейчас, что две недели назад, на сцене Концертного Зала, у меня была причина... или я её сам для себя нашёл?
Чёрт! Сколько ещё ждать развязки?!
— Ладно, я сдаюсь! — вздохнул Перевалов. — Ты можешь остаться...
— Я... против!
Решетникова приблизилась к ним и повторила.
— Я против. Я тоже готова остаться.
Интересно, а когда Яманкан такое вытворяет каждый день, она чувствует себя столь же паршиво, как я сейчас?
— Э... вот ис дуинг? — Нейдгардт опешила, а заодно вновь вернулась к своей дурацкой манере речи.
— Становиться всё интереснее... — Куваева оживилась.
— Но почему? — спросил Перевалов. — Паулина же не против.
— Она права. Нести ответственность — и моя обязанность. Я ведь староста нашей группы.
— Согласна с тобой, — сказала Яманкан и повернулась к Перевалову. — Извини, Илья, но это касается лишь нас. Президент и староста должны помогать другим, а не рядовые студенты.
— Ты правду необычная, — повторил Перевалов.
— Тебе кажется... Наверное, у тебя мало опыта общения с девушками?
— Не сказал бы.
— Тогда тебя прежде окружали не те девушки.
— Вы ведь не забыли, что пока мы тратим время, то тратим и деньги? — вмешалась Решетникова.
— Ах, да. Мы вправду отвлеклись... — согласилась Яманкан, поняв, что ещё пара минут лёгкого флирта, и Решетникова заткнула бы ей рот не словами, а шишками.
Перевалов тоже кивнул, и отошёл чуть назад, будто давая им место решить всё самим.
— Вера, я понимаю, что, если попрошу тебя уступить, ты не согласишься. Поэтому, давай решим всё игрой в камень-ножницы-бумага?
