— Ну? — невидимка возникла у меня под боком. Даже в такой ситуации, она считала что я главный. Мелочь, а приятно.
— План такой: ты накидываешь на нас полог невидимости. Потом мы идём к концу вагона, там Бергман подсаживает меня к потолку, дальше я сама, — ответила за меня Яманкан.
— И всё? — спросила невидимка, которую удивил столь короткий и незамысловатый план.
— И так много, — сказал я. Мысль, что придётся устраивать Цирк дю Солей нервировала. — Поторопимся.
Мир стал серым, как в тот раз, когда невидимка затащила меня в переулок. Взяв невидимки под руки с боков, мы пошли вперед. Мы точно невидимы? Без шанса узнать это со стороны, появилось чувство беззащитности. По вагону мы шли медленно: нужно было сохранять одну скорость и не споткнуться о вещи пассажиров. Я скосил глаза вбок. Закатные лучи прорезали равнину, проходили сквозь грязные стёкла и улетали дальше. Никакой тени на кресла мы не отбрасывали. Их обивка красилась алым, но моя рубашка так и оставалась белой.
Звук двигателя проникал даже сквозь свист ветра за бортом и шумоподавляющие стекла. Я уже видел длинную тень что он отбрасывал. Он вправду висел высоко — метров-пять-шесть над крышей. Достаточно чтобы держаться расстояние от поезда, но в случае проблем быстро спустится и забрать наёмников.
— Подойдёт, — сказала Яманкан, когда мы дошли до конца вагона.
Я прижался спиной к креслу, присел и сложил руки в замок. Когда она поставила туда туфлю, я подтолкнул её вверх. Она быстро оторвала вторую ногу от пола и поставила на подлокотник кресла. В лицо уперлась шершавая ткань юбки. Вытащив из проволочных ножен закрученный нож, Яманкан как сверлом стала пробивать пластиковый потолок.
— Тебе стоит... сбросить... пару кило...
— У меня индекс массы тела — девятнадцать.
— Даже в такой ситуации хвастаешься...
— Просто озвучила непреложный факт.
— ...И пытаешься скрыть это за объективностью.
— При стрессе на тебя находит болтливость?
Яманкан попыталась закончить эскападу самым подлым способом — ударив по больному. Я и сам заметил, что в критических ситуациях начинаю балагурить больше обычного. Хотелось быть безмятежным, как буддийский монах после недельной медитации, а выходило... как выходило.
— Не хочу умирать в тишине.
— Насколько тебя узнала, думаю, ты и так умрешь в одиночестве. Считай это репетицией.
— К тому времени, как я состарюсь, наука уже создаст кошкодевочек для домашнего использования.
— К тому времени, как ты состаришься, я издам указ о запрете разведения кошкодевочек.
— Поступишь так, и я отрежу тебе лицо, надену как маску и буду охотиться на тебя как на животное!
Мой безумный тон заставил Яманкан покачнуться. Всё ещё ковыряя потолок, она торопливо ответила:
— Шучу-шучу... Просто шучу...
А ведь она тоже боится. Пусть и не так сильно. Мы оба пытались скрыть волнение за глупыми диалогами. Но она всё-таки держалась бодрее. В конце концов, её вела жажда славы, а меня только стремление выжить.
Предгорья и холмы давно закончились. Им на смену пришли бескрайние поля начинающей золотится пшеницы, перелески и одникие рощи. Вдали всё чаще можно было разглядеть трактора и комбайны. Сквозь нас проносились тени столбов и ветряков, которых тут стояло немало. Махины медленно крутили лопастями, заставляя багряный шар солнца периодически мигать.
Руки начали дрожать. Яманкан хоть и была худой, но весила прилично. Все полцентнера... или несколько десятков килограмм. Смотря как считать: оскорбительно или уважительно.
— М... Готово. Будьте готовы бежать.
— Куда?! — спросила невидимка.
— Обратно и быстро.
— Прямо сейчас?
— Нет. Через минуту-две, если ничего не изменится.
— Что ты делаешь? — спросил я.
— Убиваю людей, — ответила Яманкан. — Теперь ты доволен, что говорю как есть?
Я промолчал. С одной стороны, убивать — плохо. С другой стороны, такая мысль ни разу не промелькнула в голове, когда стрелял из "Буравчика" в депо Малой Дукки. Совесть должна мучить только после боя. Это роскошь, уготованная выжившим. Сейчас я хотел уцелеть и был готов как угодно помогать Яманкан.
Потолок заскрипел.
— Началось, — сказала Яманкан.
— Ну... А скоро закончится? Типа, я не могу долго вас прятать, — сказал невидимка.
Я совсем забыл, что себя она может скрывать от глаз часами, но стоит использовать невидимость на посторонних и расход ПБА взлетает до небес.
— Сколько у нас времени? — спросил я.
— Ну минут десять...
С неба посыпались искры. Сплошной стеной. Алые росчерки стали заливать окна. Потолок опять начал скрипеть и гудень, будто лист железа на ветру.
— Советую прятаться, — в наушнике раздался голос Сергея. — Вертолёт по вашу душу.
— Но они нас не видят, — сказал я.
— Зато видят работу металломанта. Она сейчас изрешетят весь вагон. Бегите!
— Яманка-а-а-н! — протянул я, готовясь её сбросить на пол.
Вертолёт прикрытия вправду стал приближаться. Оба стрелка навели оружие. Когда не видишь врага, лучше для надежности расстрелять всё подряд. Вагон тряхнуло с такой силой, что я покачнулся. Яманкан оттолкнулась от меня и мягко спружинил приземлилась на пол.
— На этом моя работа окончена.
— Но ты ничего не сделала.
— Уверен?
Вагон опять тряхнуло и я понял, что его что-то пытается утащить вверх. Из-за иск почти уже ничего не было видно. Рёв двигателя стал ещё быстрее. Салон заполнил треск перекрытий. В этот момент за окном пронеслись трассеры. Наводчики стреляли, но не по нам, а куда-то поверху.
Опять скрип, грохот, гул. Сейчас над нами творилось черте-что, а я даже не знал, как быть.
— Лучше нам поторопиться. Вертолету недолго осталось.
Один из наводчиков достал ещё один из револьверный гранатомёт. Крышу над нами смяло. На голову посыпались треснувшие плафоны, пара осколков расцарапали лоб и по коже тут же заструилась кровь. "Серость" мира исчезла — невидимка от неожиданности отпустила способность. По крыше опять что-то ударило. Скрип и визг ужа так били по ушам, что хотелось зажать уши. Мы все вместе рванули обратно, даже не стремясь прятаться за креслами. Только бы убежать подальше. Плевать на стрелков — в вагоне и без них было опасно.
Уже перпрагвая в последний вагон, поезд тряхнуло так сильно что мы потеряли равновесие, а потом за окном я увидел десантный вертолёт. Извергая искры из основания винта тот медленно падал на бок. Вспышки у крепления лопастей и она отлетают в стороны, а потом стекла кабине отстреливаются в стороны и пилоты катапультируются вверх. А сама машина, продолжает падать в поле. Из днища её растет серебристая стальная лента, заканчивающаяся на крыше вагона.
Просверлив крышу ножом, Яманкан взяла под контроль весь металл в крыше и стала делать из него тонкий росток, который всё выше и выше поднимался вверх, пока не коснулся днища вертолёта. Там металлоремонт сплавляя его с корпусов вертолёта и получила доступ к нему. Не мудрствуя лукаво, она тут же стала деформировать автомат перекоса: где-то наращивала, где-то убирала. Отсюда были искры и нарастающий гул.
Наводчики заметили, что происходит и попытались расстрелять ленту, но не успели. Попытки пилота просто набрать высоту и уже разорвать её тоже провалились — металла оказалось слишком много. А лопасти вращались всё медленнее, а двигатель надрывался всё сильнее. Наконец подъемная сила ослабла настолько, что вертолёт пошёл вниз.
Падая в сторону вертолет опустился настолько, чтобы лента зацепилась за одних их электростолбов. Звук рвущейся ткани звучал странно, но очень подходил. Вертолет отбросило, лента наконец порвалась и закручиваясь вокруг оси вертолет упал в пшеницу, оставляя длинную борозду, а потом топливо в баках полыхнуло. Огненный гриб стал расти вдалеке, по стёклам ударила ударная волна.
Яманкан безмятежным взором проводила горящие обломки.
— Это то, что будет тяготить меня до конца дней.
Я покосился на неё.
— Правда?
— Ну, я так буду говорить на интервью.
С вертолёта прикрытия вниз упала винтовка. Один из стрелков сидел странно, будто готов был вот-вот вывалиться за борт, но его удерживала страховка. А второй целился на вагон с Сергей и Елены из гранатомета. Потом он дернулся как от удара, и оружие полетела в пшеницу. Сам стрелок тоже стал оседать как параноик.
Боковое стекло кокпита окрасило красным, вертолетов сильно вильнул в полёте. Рядом с соплом появился язык пламени и чадящая струя черного дыма. Вертолёт трясло всё сильнее. На его поверхности появлялось всё больше дыр от пуль, а сам он начал рыскать. С каждой секундой крен всё увеличивался и оба стрелка под своим весом вырвали крепления страховки, которое, видимо, было сделано в гражданском вертолете наспех.
Машина всё сильнее кренилась. Языки пламени уже вырывались наружу на несколько метров. Двигатель стал глохнуть, отчего вертолет стал снижаться. Наконец скорость упала до такой степени, что маглев стал его обгонять. Последнее, что удалось увидеть, как вертолет коснулся земли. Полозья шасси оторвало и срезая пшеницу он разлетелся в стороны. Сам корпус при ударе подбросило носов вверх и распахивая землю он проехался по земле, сминая всё на пути, а потом просто замер, продолжая гореть.
— Бергман, ты же не против их простить?
— Кого именно? — я вот совсем не был уверен в том, что правильно понял добродушие Яманкан.
— Наших защитников.
— Э... О чём ты?! — выпалила невидимка. — Они нас спали убив это говнюбков...
— Не отвлекайся! — сказал я и толкнул девушку в спину. — Нужно вернутся.
Мне не хотелось объяснять ей, что не имея времени на то, что инвертировать способность и тем самым расстрелять вертолёт считай в упор, они отослали нас подальше сделав приманкой. Вот бы кто блистал на этическом конкурсе студенческих выборов.
Потеря вертолета поддержки не заставила атакующих Итиль наёмников растеряться, они даже больше усилил напор стреляя всё чаще и яростнее. Заслон опять стал белеть. Шум воды, треск автоматов, звон гильз по полу. Прошла минута, затем ещё одна. Именно тогда Итиль первый раз воспользовалась компенсатором. Истратив весь ПБА в теле, теперь ей нужно будет постоянно его восполнять. Одна ампула компенсатора давала половину естественного запаса белка, так что пользоваться инъектором Итиль теперь будет часто. Да и запасы не бесконечны — десять минут столь интенсивного использования способности, и она больше не сможет сражаться.
Пролетев над головами наемников, в заслон врезалась граната, выпущенная из помпового гранатомета. Но вместо того, чтобы взорваться в толще воды, она стала выпускать что-то светло-зеленое. Чем бы это ни было — Итиль испугалась. Сильно.
Со стороны выглядело, будто она отрезала от воды тонкий слой. Напоминающий хлебный тост, этот слой удерживал гранату и токсин. Поддерживая его форму с помощью тонкого перешейка из воды, Итиль достала дистанцер и направила на "тост". Вода разошлась, образовывая бойницу, и женщина выстрелила в "тост". Перешеек исчез. Теперь она создала дополнительный щит, который должен был защищать её от ядовитых гранат.
Новая граната врезалась в "тост", но вместо распыления токсина, взорвалась. Анкер дистанцера оторвало, а вся отравленная вода пролилась на трупы утопленных щитоносцев. Следом прилетела ещё одна граната — вновь с токсином. Итиль поняла, что трюк с дистанцером ждали. Убрав его, она вновь отрезала "тост", а затем ещё один и ещё. Удерживая их перешейком, она стала создавать перед собой многослойную защиту. Не стремясь избавиться от гранат с токсином, она просто увеличивала время, за которое отрава дойдёт до неё.
Наёмники тоже поняли тактику Итиль и принялись чередовать взрывчатку и яд. Бой превратился в какую-то чехарду. Итиль отрезала или сливала "тосты" вместе, наемники не прекращали стрелять, уменьшая количество доступной ей воды. Выбитая от взрывов, она никуда не утекала, просто разливаясь по полу, но у Итиль не оставалось времени, чтобы сосредоточиться и собрать её обратно. ИМОС применил тактику изматывания, заставляя Итиль постоянно концентрироваться на поддержании гидроформ и смене тактики.
Итиль вновь себя компенсировала. Её тактика пока работала, но это долго продолжаться не могло. Каждый взрыв выбрасывал часть отравленной воды на следующие слои, и она всё ближе подбиралась к гидроманту. Понимая, что она проигрывает, Итиль стала отступать. Была потеряна уже треть воды.
Медленно, шаг за шагом, наёмники стали продвигаться вперёд. Хлюпающая под ногами вода их уже не беспокоила — Итиль не до того. Бой всё сильнее стал смещаться к центру вагона, где лежала Нивина. Но что будет, когда Итиль до неё дойдёт?
От былой уверенности в победе не осталось и следа: Итиль на пределе; группа Сергея и Елены отрезана; Инна продолжает подавлять электричество, ибо ещё один тазер и командира точно застрелят; про последнюю группу лучше и не думать — там первый стреляет, второй кровоточит, третий лечит. Если всё будет ухудшаться, Итиль придётся отдать ментоскопа. Да, это означает провал операции, но если подойти к вопросу прагматично — это лучше, чем потерять фельдъегерей-профессионалов. Нивину можно будет вернуть, а вот оживить мёртвых — нет. Кладенцы из погибших пригодятся, но нужны те, кто ими умеет пользоваться.
До ряда, где лежала Нивина было уже метров пять-шесть. Дальше отступать нельзя. Хоть костюм взрывотехника и надежно защищал от пуль, но рикошет мог найти лазейку. Она всем нужна живой. Нивиной несказанно повезло, что из ментоскопов не могли создавать кладенцы, иначе ИМОС бы перемолол вагон в труху. Но так им приходилось сдерживаться, стремясь отстрелять фельдъегерей.
С глухим звуком гранаты взрывались в воде, образовывая белые сферы. С центра водяного куба, Итиль сместилась почти в самый конец. Ещё немного и ей придётся выйти. Что закончится раньше: гранаты или чистая вода?
В ход пошёл третий компенсатор, а воды осталась только половина. При других обстоятельствах поддержка Итиль зашла бы к наёмникам с боков, отвлекая на себя, но в узком пространстве ей приходилось сдерживать наемников один на один.
Уже пятеро наемников — половина оставшихся — миновали утопленных товарищей и продвинулись вперёд. Первый нес щит, двое за ним стреляли по воде, а пара замыкающих по очереди стреляли гранатами. Оставшиеся засели у перехода между вагонами, готовые в любой момент прийти на помощь.
Всё-таки, Итиль переоценила силы. ИМОС прислал слишком много людей. Будь здесь Копирка или Побирушка, они бы бульдозером прошли вперёд, оставляя за собой только трупы, но Итиль приходилось не атаковать, а обороняться.
Мы ввалились в вагон к фельдъегерем, когда они уже стояли у пенобетона. Берлин сидела на полу вытянув ноги и хмуро смотря в пустоту. При виде меня она тяжело поднялась.
— Хорошо, что ты жив.
— Оу... — протянула Яманкан и посмотрела на меня с ехидством. Но я тертый калач и понял, что дело отнюдь не в "этом".
— Чтобы не было — отказываюсь.
— Поговори с ними! — зашипела она.
— Мы ждём, — сказал Сергей и указал не стену пенобетона.
