— Пока не придет время хорошенько надавать им по морде! — закончил фразу начальник президентской охраны Дуган Буремен.
По внешности Буремен больше всего напоминал свирепого пещерного человека. Рост под два метра, мощные большие руки, грудь колесом, грубое лицо с выступающими надбровными дугами, жесткая щетка коротких светлых волос, похожих на проволоку, неподвижный взгляд маленьких серых глаз, в которых не просматривалось ни малейших признаков интеллекта. Однако обладая только этими впечатляющими внешними данными, бывший армейский офицер, когда-то выдернутый парламентарием Леридом Кирстеном из одной неприятной истории, вряд ли смог бы стать тем, кем он был сейчас — не только начальником президентской охраны, но и членом Ближнего круга. За старательно поддерживаемой маской тупого солдафона скрывался ловкий тактик и великолепный организатор, втайне заправляющий всеми делами скандально известного Союза Молодых Прогрессистов. Буремен был просто незаменим в тех делах, где требовалось не утонченное плетение комбинаций, а прямолинейная грубая сила, но при необходимости начальник охраны был способен на не менее хитроумные интриги, нежели признанный мастер этого дела Сеймор Скэб.
В Ближнем же кругу Буремен сознательно брал на себя роль некоего провокатора, публично озвучивающего мысли, которые не принято произносить вслух. Он безошибочно определял, что и когда следует сказать, чтобы беседа приняла новое направление.
Как и в этот раз.
— Именно так, надавать по морде! — рассмеялся Кирстен, хотя взгляд его сохранял серьезность. — Но это мы положим себе в качестве дальней цели, цели на будущее. А пока что нам следует грести все под себя. Генерал, у вас все готово к демонстрации?
— Да, — коротко кивнул генерал Могли. — Две воздушно-десантные бригады переброшены на нашу базу на острове Крэй и приведены в боевую готовность. С пришельцами все согласовано. У меня, правда, возникло впечатление, что наш партнер по переговорам провернул все это на уровне личной дипломатии, не ставя в известность собственное командование, но нас это не должно волновать. В ближайшие пять суток операция может быть проведена в любой удобный для нас момент. Но вы должны отдавать себе отчет, господин президент. Это рубеж. Обратного хода не будет.
— Не будет, — согласился Кирстен. — Нас проклянут за то, что мы обращаем оружие против своих. Но чтобы успешно противостоять пришельцам, мы обязаны любой ценой получить в свое распоряжение все ресурсы Западного континента. Я говорю, Западного, потому что с тех земель, которые великодушно подарили нам пришельцы на Востоке, еще долго не будет никакого толку. Генерал, готовьте операцию на завтра и вылетайте на базу. Ленни, вы отправитесь вместе с ним, а затем совершите блиц-рейд по всем столицам континента. Надеюсь, все договора у вас готовы?
— Готовы, — сыто промурлыкал Ленни Чоллон. — С этим не должно возникнуть никаких проблем. Зато проблемы могут появиться здесь. Наш общий знакомый Корчер Бауль, узнав, что его в очередной раз обошли, наверняка поднимет шумиху в парламенте. А мы окажемся там не просто в меньшинстве, а я бы сказал, в подавляемом меньшинстве.
— Ленни, отправляйтесь в свой заграничный вояж и ничего не опасайтесь. Пока вы будете приводить Западный континент под руку президента Горданы, мы все займемся наведением порядка здесь. И не смотрите на меня так, генерал. Я не собираюсь опускаться до банального военного переворота. Все будет проведено постепенно, почти пристойно и даже в рамках законности. Начнем же мы с того, что сосредоточим у себя деньги. Сеймор, вы определились со сроками?
— Да, — коротко бросил Сеймор Скэб. — Мои люди заканчивают последние приготовления. Предлагаю провести операцию тридцать третьего.
— Хорошо. Вы слышали, господа? Подгоняйте ваши планы к этой дате. В первую очередь, это относится к вам, Дуган. Как движется подготовка процесса?
— Все идет полным ходом, господин президент, — отрапортовал начальник охраны. — Все статисты уже на местах. Завтра на сцене появятся главные персонажи. Мы готовы начинать.
— Ну что же, — президент понял со столика забытый бокал с вином. — За судьбоносный завтрашний день, господа! За наше славное начало!
Корчер Джойвар относился к тем людям, которые постоянно чувствуют себя обделенными. В детстве он ненавидел собственных родителей, которые, будучи скромными служащими, не могли дать ему всего того, что с легкостью получали его более обеспеченные сверстники. В Зейгалапском коммерческом колледже, куда он поступил, не пробившись в престижные университеты, он тратил практически все время на попытки выбить себе стипендию, убеждая всех окружающих, что только эти хлопоты мешают ему показать нужные результаты в учебе. Получив на руки диплом юриста, он устроился в крупную аудиторскую фирму, но проработал там всего полтора года, разошедшись во мнениях с руководством относительно того поста, который в наибольшей степени соответствовал бы его талантам.
Убедившись, что его нигде не могут оценить по достоинству, Джойвар бросил юриспруденцию ради политики, которая казалась ему самым верным путем к тому, что манило его больше всего — деньгам и власти. Перед очередными парламентскими выборами он устроился помощником к одному из кандидатов в депутаты, но был оттеснен от "тела" более удачливыми соперниками. Обидевшись, он попытался продать компромат политическим противникам, был пойман за руку и только чудом избежал серьезных неприятностей.
Несколько лет после этого Джойвар подрабатывал выполнением различных поручений сомнительного свойства. Это давало кое-какие деньги, но подобный заработок был сопряжен с постоянным страхом, так как первый же промах мог привести к потере лицензии на юридическую практику. Когда появилось Движение, он вступил в него одним из первых, вовремя уяснив, какой потенциал имеет эта организация, но и там не достиг серьезных высот. Его услугами пользовались, порой его благодарили, но — не доверяли.
Беда Джойвара заключалась даже не в переоценке собственных способностей. Просто-напросто он, при всей своей неудержимой склонности к интригам, не умел интриговать. Ему всегда не хватало терпения, да и все его ходы были настолько явными и прямолинейными, что те, против кого они были направлены, всегда успевали вовремя их засечь и парировать. Кроме того, Джойвар, несмотря на неплохую, в целом, голову и хорошо подвешенный язык, категорически не умел нравиться и заводить друзей. Даже с девушками у него ничего не выходило.
Будучи человеком нестойким и склонным к истерике, Джойвар, наверное, скоро бы спился, но два года назад его жизнь круто изменилась. Людям, которые вышли на него через одного из старых клиентов, была нужна информация о Движении. За нее они были готовы платить, пусть не очень щедро, но регулярно, хотя это было не главное. Корчер Джойвар впервые почувствовал, что жизнь его обрела смысл. Он представлял себя отважным разведчиком во вражеском тылу, а рутинная работа, которой он занимался для Движения, внезапно приобрела острый вкус предательства.
Месяц назад эти люди вышли на него снова. О, на этот раз речь шла не о заурядном сборе сведений! Они готовили нечто грандиозное, такое, с чем мог справиться только он! Конечно, они требовали от него многое, но за это он должен был получить двести тысяч — сумму, о которой он грезил с детства и о которой даже перестал мечтать в последние годы.
За это он был готов на все. Выстрелить в полицейского во время демонстрации, организованной Движением? Нет ничего проще. Выступить на заранее организованном процессе с обвинениями в адрес того же Движения? Он с энтузиазмом выучил всю свою роль и с большим огорчением воспринял то, что ему запретили вносить в нее изменения. Отсидеть пару лет в тюрьме? Пусть. Он пойдет и на эту жертву, зная, что за воротами его будут ждать двести тысяч на банковском счете (больше, больше! За этот срок успеют набежать проценты!). А после — он плохо представлял себе, что будет после, но знал, что это будет райская жизнь, жизнь сбывшейся мечты.
И вот он настал. Тот самый день. Его день. Джойвар плохо замечал, что происходит вокруг. Он много и шумно двигался, часто смеялся, говорил невпопад, не чувствуя на себе недоуменных взглядов. Он пришел в себя только после того, как, словно проснувшись, понял, что с ним говорит руководитель районной ячейки Движения за демократию. Руководитель советовал Джойвару пойти домой. Он был слишком возбужден, слишком резок, а на демонстрации это может быть опасно: полиция только и ждет повода. Нет, нет, поспешно ответил ему Джойвар. Он уже взял себя в руки. На демонстрации он будет спокоен и холоден как лед. Он понимает, как это важно. Руководитель кивнул и отошел, и Джойвар почувствовал к нему что-то вроде жалости. Ему вдруг захотелось предупредить его о том, что будет сегодня, но он справился с собой и сохранил молчание.
Джойвар уже не помнил, по случаю чего была организована демонстрация. То ли требование о введении пособия по безработице, то ли протест против массовых увольнений в какой-то фирме. Это было не важно. Он шел в одном из первых рядов, тяжелый пистолет неудобно оттягивал ему карман, и он с нарастающим напряжением ждал момента, когда полиция, как это было оговорено, преградит путь демонстрантам.
Ровная шеренга прозрачных пластиковых щитов поперек улицы на несколько секунд вызвала в нем страх. Он никогда, никогда не решится сделать то, что от него требуется! Выскочить сейчас из толпы, снять со счета в банке двадцать тысяч выплаченного аванса и бежать, бежать прочь из города!... Куда?...
С ужасом Корчер Джойвар осознал, что обратной дороги у него нет. И этот ужас придал ему силы. Пока полицейские теснили голову колонны, а руководитель районной ячейки пытался объясниться с их начальником, Джойвар отскочил в сторону, трясущимися руками вытащил из кармана пистолет и, как его учили, снял с предохранителя. Его заметили, к нему уже бежали люди, но он уже выбросил руку в сторону шеренги щитов, внезапно слившуюся в его глазах в одну серую неясную полосу. Он давил, давил, и никак не мог додавить курок, но первый добежавший к нему схватил его за руку и помог довершить движение. Остатками разума Джойвар успел повернуть ствол немного вниз. Он не хотел получать пожизненное заключение или пулю в затылок за убийство полицейского, к тому же, об этом он не договаривался.
Пистолет с ужасным грохотом выстрелил два раза и был выбит у Джойвара из руки. Его повалили на землю, начали пинать чем-то твердым в бок, но сильные руки людей в полицейской форме вырвали его из свалки и поволокли прочь. Мир снова обрел для него резкость, и Джойвар, перед тем, как его затолкали в воронок, успел увидеть и полицейского с окровавленной ногой, которому оказывали первую помощь, и отряд его коллег, с дубинками наперевес врубающихся в дрогнувшие ряды демонстрантов, и знакомого ему человека, стоящего чуть в стороне и одобрительно поднимающего вверх большой палец.
В полутемной одиночной камере где-то в подвале полицейского участка Джойвар окончательно успокоился и начал думать о том, на что он потратит свои двести тысяч. Почти все шло по плану, разве что слегка запаздывали журналисты, перед которыми он должен был сделать свое первое признание о заговоре в рядах Движения, ставящем своей целью насильственный захват власти. Однако представителей средств массовой информации можно было извинить. В тот момент в мире происходили и более важные события.
Неизвестные летающие объекты появились в небе Лиива в пять часов утра. Пока в штабах и воинских частях надрывались телефоны, а адъютанты и помощники поднимали с постели генералов и политиков, объекты (две девятки "Молний") успели углубиться в воздушное пространство Лиива на добрых сто километров и выпустили ракеты, с убийственной точностью накрывшие два аэродрома, на которых размещались военно-воздушные силы страны — тридцать шесть устаревших и шестнадцать современных истребителей, а также два десятка баргандских штурмовиков времен войны. Еще через пару минут новая серия взрывов возвестила кончину единственного в Лииве завода боеприпасов, а затем еще несколько ракет словно бабочек на огонь притянула к себе радиолокационная станция столичного аэропорта, после чего бедным лиивцам осталось наблюдать за незваными пришельцами только визуально.
Те, впрочем, и не скрывались. Ранние прохожие в столице Лиива городе Музураше имели возможность видеть в сером предрассветном небе стремительные силуэты серебристых хищных машин с короткими треугольными крыльями, словно кондоры, описывающих круги над беззащитным городом. После того, как несколько ракет взорвались в расположении полка зенитной артиллерии, который спешно и суматошно приводили в боевую готовность, попыток сопротивления пришельцам больше не предпринималось.
Еще через полчаса над Музурашем послышался гул множества самолетов, и над предместьями столицы начали появляться белые купола парашютов. Горданские десантники — свирепые, быстрые, в пятнистых маскировочных комбинезонах — за десять минут и без единого выстрела захватили музурашский аэропорт, и на свободные полосы стали с ревом садиться тяжелые транспортные самолеты с опознавательными знаками воздушно-десантного корпуса горданских вооруженных сил.
Самолеты выгрузили новых солдат, бронетранспортеры, джипы, вооруженные тяжелыми пулеметами, и еще спустя две квинты по ошеломленным улицам Музураша двинулась колонна горданской военной техники. Сопротивляться ей никто не мог, да и не пытался. Добравшись до Дворца Правительства, бронетранспортеры взяли его в кольцо и остановились в ожидании дальнейших приказаний, а по ступенькам Дворца не спеша поднялась группа людей в военном камуфляже, окружавших, подобно телохранителям, единственного штатского — заместителя министра иностранных дел Горданы Ленни Чоллона.
— Это разбой! — шумно протестовал премьер-министр Лиива Буршун Танги. — Вы совершили ничем не спровоцированное варварское нападение на нашу страну!
— Ничем не спровоцированное? — ехидно ухмыльнулся Чоллон, доставая и разворачивая листы бумаги с текстом заключенного две недели назад договора между Горданой и Лиивом. — А чем я могу назвать это как не наглой провокацией, направленной на то, чтобы возложить на горданский народ все бремя расходов на принятие вынужденных переселенцев с Восточного континента? Вы посчитали себя слишком умным, господин Танги. И будете за это публично высечены в назидание остальным, чтобы больше никому и в голову не приходило торговаться с Горданой и, тем более, надувать ее! Насколько я знаю, ваш парламент еще не ратифицировал договор. Ему придется провести эту процедуру с несколько иным документом.
— Браво! — Танги бегло просмотрел несколько листков, протянутых ему Чоллоном. — Роспуск вооруженных сил, бесплатные поставки минерального сырья и продовольствия, придание силы закона постановлениям горданского правительства... Вам, безусловно, удалось сказать новое слово в искусстве дипломатии, господин Чоллон. Такого в свое время не позволяли себе даже баргандцы. Вас не пугает перспектива войти со всем этим в историю? И как, кстати, отнесется к такому вопиющему нарушению международного права ваш собственный народ?
