Снег продолжал валить, и Неллью не сразу заметил впереди препятствие. Дорогу им преграждал рухнувший железнодорожный мост. Справа и слева надо льдом поднимались бетонные опоры, а между ними торчали из воды накренившиеся фермы.
— Тормози! — выкрикнул Неллью, показывая вперед.
— Поздно! — рявкнул Ворро. — Держитесь!
Мотор завыл громче и на более высокой ноте. Самолет помчался быстрее, задрав нос, будто и в самом деле собрался оторваться от воды. Перед самым препятствием Ворро рванул на себя штурвал, и машина, повинуясь его воле, подпрыгнула в воздух и, не удержавшись, рухнула обратно по другую сторону барьера. Все произошло настолько быстро, что Неллью даже не успел испугаться.
— Так держать! — проорал Ворро, повернув к Неллью радостно возбужденное лицо. — Это мне нравится! Я снова живу!
Спустя два с лишним часа их полета по речным волнам на возвышенном берегу слева появились высокие белые дома, разрушенные и совершенно целехонькие.
— Криденг, — сказал Ринчар Линд. — Дошли все-таки...
Казалось, он сам не верил, что такое возможно.
Снегопад поутих, и Неллью с интересом разглядывал город, раскинувшийся по обоим сторонам широкой реки Вегер. После уничтоженного Лимеолана и стертого с лица планеты Тогрода Криденг выглядел невероятно, неправдоподобно целым. Конечно, его тоже жестоко бомбили, но в нем уцелела почти треть зданий, через реку была наведена понтонная переправа, маскирующаяся обломками разрушенного моста, а на высокой набережной правого (но левого от них) берега были видны люди. Они удивленно смотрели на вдруг появившийся на реке самолет с вилкандскими красно-бело-зелеными опознавательными знаками либо приветственно махали ему вслед.
На какое-то мгновение у Неллью сжалось сердце. Почему, ну почему уцелел этот город, когда его родной Лимеолан превращен в мертвые руины? Рядом у Ворро как-то отвердел взгляд, а в уголках губ собрались жесткие горькие морщины. Очевидно, ему в голову пришла та же мысль.
Река здесь уже полностью замерзла, и "Буревестник" подминал под себя и с хрустом ломал на части корку льда, оставляя за собой, подобно ледоколу, полосу чистой воды с плавающей в ней ледяной крошкой. Перед мостом Ворро начал снижать скорость, но слегка не рассчитал, и самолет замер в десятке метров от цели.
Темно-серый лед, рассеченный трещинами, казался ненадежным, но на него уже ложились широкие доски, по которым все четверо без труда перебрались на мост. Сильные руки помогли Неллью взобраться на понтон, и он оказался в круге радостно оживленных людей, хлопающих его по плечу и приветствующих его на почти понятном языке. Неллью даже почувствовал себя так, будто бы он в этой чужой стране вернулся домой.
Следующие полтора часа прошли для него как во сне. Напряжение, не оставлявшее его ни на один миг во время полета, без всякого перехода сменилось убаюкивающей расслабленностью. Он послушно шел вместе с остальными сначала по мосту, затем по занесенным снегом разрушенным и полуразрушенным улицам, отвечал на задаваемые ему по-вилкандски вопросы, тут же их забывая, стоял между Ворро и Линдом в жарко натопленном и ярко освещенном подвальном помещении, где Кир Гордис, как урывками переводил ему Линд, рассказывал об их путешествии и просил связаться с центральными властями...
Очнулся он как от толчка, обнаружив себя сидящим за обеденным столом рядом с нервно кусающим губы Линдом.
— Простите? — сказал он, поняв, что Линд что-то говорит ему дрожащим от напряжения голосом.
— Мне надо идти... домой, — повторил Линд. — Вы не составите мне компанию?
— Вы боитесь идти один? — спросил Неллью, хотя знал ответ.
— Я вообще боюсь идти, — признался Линд, тиская в руках ложку. — Я уже знаю, что мой район пострадал не слишком сильно, но как представлю, что там меня может ждать то же ... что и вашего друга...
— А как Ли? — поинтересовался Неллью.
— Ли уже нашел себе здесь приятелей, — Линд махнул рукой в сторону дальнего конца стола, где Ворро что-то рассказывал группе молодых людей обоего пола. — Так вы идете?
— Да, конечно...
Уже поднявшись из-за стола, Неллью понял, что почти ничего не ел, но возвращаться было уже поздно.
Линд вел его в наступающих сумерках по заснеженным городским улицам, где развалины перемежались с непострадавшими кварталами. Ниоткуда не пробивалось ни огонька, и Неллью несколько раз спотыкался о незаметные под снегом камни. Мороз щипал за нос и щеки, но из-за быстрой ходьбы он не чувствовал холода.
— Пришли, — хрипло сказал Линд, показывая на большой пятиэтажный дом с высокой аркой входа. — Слава Единому...
Дом, как и его соседи, не подавал признаков жизни, хотя под его арку тянулись цепочки следов. Одни его окна были забиты фанерой или завешены плотной материей, другие превратились в пустые черные провалы, в третьих еще сохранились целые стекла, заклеенные крест-накрест бумажными полосками. Сверху продолжал падать снег, обволакивая все мягкой тишиной, которая сейчас казалась зловещей.
— Мои окна все затемнены, — прошептал рядом Линд, — Господи, только бы мама была там... Господи...
Губы его беззвучно двигались. Кажется, неверующий Линд молился. Быстрым шагом он прошел под арку во двор, повернул направо и толкнул тяжелую дверь подъезда. Внутри было совершенно темно, только кое-где на ступеньках смутно белел снег, занесенный через выбитые окна. Почти на ощупь они поднялись на четвертый этаж, и Линд замер перед крайней справа дверью. Неллью почти слышал, как колотится его сердце.
— Ну, с богом, — прошептал Линд и несколько раз несмело стукнул в глухо загудевшую дверь.
Прошла целая томительная вечность, пока с той стороны не раздался строгий женский голос.
— Кто там?
— Свои! — радостно воскликнул Линд, от избытка чувств хлопнув Неллью по плечу.
— Это кто — свои? — неуверенно спросили изнутри.
— Это я, мама! Я вернулся! Со мной мог друг из Вилканда!
За дверью послышался неясный возглас, затем раздался лязг замков, и на лестничную площадку брызнул свет. Немолодая невысокая женщина в очках с короткими седыми волосами бросилась на шею счастливому Линду. А из глубины квартиры показался еще один силуэт. Молодая стройная женщина с длинными темно-рыжими волосами держала в руке дрожащий огонек свечи. На ее красивом лице с правильными и тонкими чертами отражалась странная гамма чувств — радость, смущение, неловкость и даже опасливая напряженность. Неллью даже показалось, что глаза ее подозрительно блестят. Линд не сразу заметил ее и вдруг растерянно выпустил из объятий мать. Сумка с вещами глухо стукнулась о пол.
— Тэви?!
В старинном подсвечнике горела единственная свеча, рассеивая тьму в небольшой комнате с книжными полками на стенах и пишущей машинкой на столике у завешенного одеялом окна. Чуть синеватый огонек приковывал к себе взгляд, но Ринчар Линд смотрел сквозь него — на Тэви. В комнате было холодно, и она сидела, поджав ноги, на диване с высокой спинкой, закутавшись в клетчатый махровый плед.
— Извини, — сказала Тэви, и ее красивое лицо слегка дрогнуло. — Все вышло случайно. Я встретила твою маму на улице, а когда она предложила жить вместе, я согласилась. Тогда мне было все равно. Рейн погиб, мои родители попали под бомбы уже за городом, и мне некуда было идти.
— Мне очень жаль, — хриплым голосом произнес Линд.
— С тех пор прошло больше месяца. Мне уже не так больно.
— Как странно, — вздохнул Линд, и пламя свечи заколебалось. — Нет ничего бессмысленней сбывшейся мечты. Когда-то я мечтал о том, чтобы ты пришла ко мне, пусть даже потому что тебе было больше некуда идти. Но я никогда... никогда не хотел видеть тебя рядом такой ценой...
— Какой ценой?! О чем ты, Ринчар? Пойми, это всего лишь совпадение, странная игра случая, толкнувшая навстречу друг другу двух людей, которые больше не могли оставаться одни. Если бы я встретилась не с твоей мамой, а с кем-то другим из своих знакомых, я бы пошла с ним. Мы не виделись с тобой восемь лет, у каждого из нас была своя жизнь, и я была в ней вполне счастлива. И если ты все эти годы не мог примириться с этим, это не моя вина, а твоя беда!
— Я понимаю, Тэви. Конечно, было глупо цепляться за так и не сбывшееся прошлое, но ты была для меня почти идеалом. Нет, нет, я знаю, идеальных людей не существует. Но я не встречал никого, кто мог бы сравниться с тобой — по крайней мере, с моей точки зрения. И я не мог не вспоминать...
— Извини, Ринчар, но я вспоминала о тебе только тогда, когда читала твои книги. Кстати, спасибо, мне понравилось, как ты меня изобразил. Я и не подозревала в себе столько положительных качеств.
— Ну... Это была не совсем ты. Но ты права. Описывая свою героиню, я думал о тебе. Поэтому в ней так много от тебя.
— Только ты зря выдумал такую сложную теорию. Все было гораздо проще. Тогда я выбрала Рейна, потому что он был ближе. Он ни на что не претендовал, ему достаточно было быть рядом со мной. Ты же был вечно куда-то устремлен, не любил развлекаться в компании, да еще и постоянно пытался командовать. Для Рейна я была всем, а для тебя — только частью твоей жизни, пусть даже и важной частью. Для тебя главными были твои собственные амбиции.
— Зачем все это? — прошептал Линд.
— Затем, чтобы ты понял. Я не та Тэви, которую ты знал восемь лет назад. И не выдуманный тобой идеализированный образ. Я хочу, чтобы ты не питал напрасных надежд и не испытывал ненужных разочарований. Я поселилась здесь не из-за тебя и могу уйти, если мое присутствие будет вызывать у тебя дискомфорт.
— Нет! — вырвалось у Линда. — Не надо...
— Тогда ты должен примириться с тем, что рядом с тобой будет жить не идеал твоей юности, а реальный человек, у которого может быть плохое настроение, который может быть раздражительным, недовольным тобой, делающим, говорящим и думающим не то и не так, как хотелось бы тебе. Человек, который тебе почти не знаком и которого тебе придется узнавать заново. Человек, у которого есть своя жизнь и своя работа... Кстати, ты знаешь, я сейчас работаю в городской администрации. Занимаюсь информацией и оповещением населения. Это не совсем то, что мне приходилось делать раньше, но я учусь.
— Я тоже буду учиться, — сказал Линд. — Ты права: все эти годы я любил не тебя, а придуманный и взлелеянный мною образ. Но его больше нет, как нет и всего прежнего мира, в котором наши пути разошлись в разные стороны. Я буду рад познакомиться с тобой, Тэви. И пожалуйста, проявляй терпение и ко мне. Я иногда бываю совершенно несносным...
— Хорошо, Ринчар. Честно, я очень рада, что ты вернулся. И у тебя замечательная мама. Я не буду говорить банальности о том, чтобы начать заново или возвратиться в прошлое. Ты верно сказал, Ринчар. У нас больше нет прошлого. И может быть, не будет никакого будущего. Мы можем рассчитывать только на настоящее. И в этом настоящем мы с тобой просто начнем. Как два человека, встретившихся после конца света.
— Договорились, Тэви. Тогда спокойной ночи. Я пойду, переночую в большой комнате.
— Не надо. Там ведь спит твой друг из Вилканда. Как странно: я уже столько времени не разговаривала по-вилкандски, а оказалось, все помню!... Оставайся здесь, Ринчар, ведь это твоя комната, верно? Ложись на свой диван, а я постелю себе на кушетке.
— Может, наоборот?
— Нет, Ринчар. Мне кушетка будет в самый раз, а вот тебя она не выдержит!...
Ночью снег прекратился, и над белым городом вставало неяркое зимнее солнце.
— Мой путь продолжается, — сказал Кир Гордис, глядя куда-то поверх их голов. — Пришельцы сбросили свои бомбы на семь наших городов. Мой друг Дан Мергайдинг побывал в эпицентре взрыва и теперь смертельно болен. Завтра я еду на север. По приказу президента Калансиса там создается новая исследовательская группа. Мне предложено ее возглавить.
— Увы, но я вам больше не могу помочь, — развел руками Ворро. — Наш "Буревестник" уже надежно спрятан на суше, но на его ремонт уйдет не одна неделя. Так что я остаюсь зимовать здесь.
— Я знаю, — кивнул Гордис. — Спасибо вам за все. Вы уже совершили невозможное. Желаю вам счастливо пережить зиму в Криденге. А вы поедете со мной, Ринчар?
Ринчар Линд долго молчал.
— Не сейчас, — наконец сказал он. — Ваша семья эвакуирована на север, но моя-то здесь, и я пока не могу их покинуть. В городе выпускается информационный бюллетень, буду работать в нем. А весной будет видно.
— Пусть будет так, — согласился Гордис. — Буду рад когда-нибудь снова встретиться с вами.
Напоследок физик повернулся к Неллью.
— До свидания, — попрощался он с ним по-вилкандски. — Желаю удачи. Сожалею, что вы сейчас так далеко от дома.
Неллью просительно глянул на Линда.
— Переведите, пожалуйста. Скажите, что в этой стране я не чувствую себя чужим. И я охотно останусь в Криденге — до весны.
Глава 63. Времени больше нет
Почти всю стену палаты занимало огромное окно, забранное глухим толстым стеклом с чуть сероватым оттенком. Как было известно Вирте Эрилис, этот цвет объяснялся повышенным содержанием в стекле солей свинца.
Внутри палаты на единственной койке лежал Равель Мэнсинг, опутанный капельницами и проводами, тянущимися от неизвестных Вирте аппаратов. Мэнсинг был совершенно не похож на себя прежнего: он невероятно исхудал, кожа его приобрела странный кирпично-красный оттенок, а совершенно облысевшая голова с заострившимися чертами лица неприятно походила на анатомический муляж.
— Есть надежда? — шепотом спросила Вирта, словно боясь, что Мэнсинг может ее услышать через стекло.
Врач покачал головой.
— Никакой. Организм просто отказывается работать. Три, пять дней и... все. Мы больше ничего не в силах сделать.
Вирта печально кивнула. От радиационного поражения, получившего название лучевой болезни, не существовало никаких лекарств. Мэнсинг, Дан Мергайдинг, лежащий в соседней палате, и спасенные из Флонтаны, у которых тоже появились признаки страшного недуга, были обречены. Оружие пришельцев продолжало разить насмерть даже спустя много дней и недель.
— Можно мне туда, к нему? — спросила Вирта.
— Можно. Только недолго, — врач оценивающе посмотрел на нее. — Вы тоже были... там?
— Да. Но лишь на окраине. Нам повезло. Никто из нас не получил опасной дозы.
— Я тоже там был, — кивнул врач. — На следующий день после вас. Заходите, конечно. Он будет рад вас увидеть.
Вирте предложили защитную одежду из толстой прорезиненной ткани, но она отказалась, ограничившись обычным медицинским халатом и перчатками. Мэнсинг выглядел таким слабым и беззащитным, и мысль о том, что от него надо отгораживаться защитным барьером, представлялась Вирте кощунством.
— Привет, Вирта, — прошептал Мэнсинг, когда они присела на стул у изголовья его кровати. — Как вы там?...
— У нас все хорошо, — начала Вирта, грустно улыбаясь.
Она еще никогда не навещала умирающих и не знала, как себя вести. Напускная бодрость казалась ей глупой и неестественной, но и скорбеть рядом с еще живым человеком, показывая ему, что он уже ушел за грань, было невозможно. И Вирта, чтобы преодолеть возникшую неловкость, начала рассказывать Мэнсингу последние новости спасательной службы, будто бы она пришла к заболевшему товарищу, который вскоре должен вернуться в строй.
