Глава 55. Новая жизнь
Казалось, Кэноэ был готов к любым последствиям своей поездки в 38-ю провинцию... но только не к тому, что вышло на самом деле. За целый день, прошедший после его возвращения, никто даже не поинтересовался, где он был и что делал. Нет, конечно, нельзя сказать, что к нему вообще не проявили интереса: мама сказала ему, что гордится им, а повариха Нриант вообще смотрела на него с немым обожанием (как выяснилось, все ее родственники остались живы и здоровы, только один из братьев получил легкие порезы осколками стекла). Но мама и Нриант как бы не считались, а невнимание остальных жестоко задело Кэноэ. Даже Кээрт была где-то в отъезде, что весьма сильно его обидело.
В совершенном расстройстве чувств на следующий день он сбежал на прогулку в город, но и там не смог вернуть себе душевное равновесие. Даже любимые места казались скучными и обыденными, а слияние с толпой, ранее освобождавшее его от постоянного гнета избранности, больше не вызывало никаких положительных эмоций.
После 38-й провинции ему больше не хотелось прятаться в толпе, становиться одним из многих. Идея пришла к нему внезапно. "Весь Голодайчик только и говорит о вас", — сказал ему две с лишним дюжины дней назад Суорд. А адрес человека со штрафной карточкой, которого он спас от полиции, до сих пор настойчиво звучал у него в голове: Старый Город, Голодайчик, дом господина Грауха.
Прежде его не тянуло туда, но неожиданно вспыхнувшее желание поразило его своей настойчивостью. И Кэноэ, повинуясь его зову, направился в окраинный район, откуда отправлялись скромные неприметные автобусы без табличек, связывавшие Столицу со Старым Городом, которого официально не существовало в природе. Как и все прочие виды нелегального бизнеса, этот маршрут работал круглосуточно и без перебоев.
Автобус привычно петлял по неровной дороге между заводскими корпусами, а Кэноэ, зажатый в угол сиденья толстой теткой, о чем-то переговаривавшейся с соседкой сзади, чувствовал, как его решимость понемногу сходит на нет. Он неоднократно бывал в Старом Городе, но никогда не заходил дальше знаменитой барахолки, которую в Столице называли толчком. О лабиринтах улочек Старого Города рассказывали страшные вещи, но даже если не принимать во внимание заведомо неправдоподобные детали, все равно получалось, что в тех местах, где каждый житель находился не в ладах с законом, очень не любили чужаков. Поэтому расспрашивать на улицах, где находится Голодайчик, а в нем — дом господина Грауха, вряд ли было разумным решением.
Но, как не странно, эта проблема разрешилась проще всего. Водитель автобуса, не моргнув глазом, за несколько монет передал Кэноэ неряшливо отпечатанную на копировальном аппарате схему, на которой был отмечен даже дом Грауха, очевидно, считавшийся какой-то местной достопримечательностью. Внимательно разглядев схему, чтобы заранее выучить маршрут, Кэноэ аккуратно сложил ее, спрятал в карман и свернул от шумной площади в нужный переулок.
Старый Город походил, скорее, на декорацию к фильму, чем на место, где живут люди. Относительно новые постройки соседствовали в нем с развалинами едва ли не трехсотлетней давности и обширными пустырями, поросшими бурьяном и пыльным кустарником. Выщербленные тротуары были усеяны камнями, обвалившимися с карнизов старых зданий, а на мостовой зияли ямы и глубокие трещины, из которых топорщилась жесткая трава. Над всем этим господствовал удушливый запах гниения, распространяемый огромными мусорными баками, неизменно заполненными до краев.
Однако это унылое место вовсе не производило впечатление необитаемого. Из окон верхних этажей тянулись веревки, на которых сушилось белье, где-то играла громкая музыка, на пустырях шумно гонялись друг за другом дети, а в подворотнях то и дело маячили легко и ярко одетые женщины или сидели на корточках молодые парни в черных спортивных штанах и разноцветных майках, провожающие Кэноэ подозрительными взглядами. Эти взгляды, казалось, обшаривали его с ног до головы, и Кэноэ чувствовал, что становится объектом какого-то недоброжелательного внимания.
"Еще два квартала прямо, — повторил он про себя маршрут. — Затем поворот направо и..."
— ...И куда это он так торопится? — раздался поблизости глумливый голос.
Повернув голову, Кэноэ увидел, как к нему не спеша приближаются пятеро крепких молодых парней.
— Ты кто такой? — повелительно спросил один из них, одетый в невообразимо яркую рубашку из оранжевых, голубых, черных и желто-зеленых пятен.
— Не видишь, человек, — спокойно ответил Кэноэ.
"Человеком" на местном сленге, как он знал, звали фраера, чужака, не относящегося к криминальному миру, что, в общем, соответствовало истине.
— Вижу, что не мужик, — ухмыльнулся главарь. — А чё ты здесь делаешь?
— Иду себе мимо, — Кэноэ настороженно следил, как пятерка окружает его полукругом, прижимая к стене разрушенного дома. — Ищу кое-что.
— И что ты ищешь?
— Общество трезвости! — отрезал Кэноэ.
Один из пятерых громко захохотал, но главарь цыкнул на него, и тот замолк.
— А проводники тебе не требуются? — плотоядно ухмыльнулся главарь.
— Может, и требуются, — Кэноэ отступил на пару шагов, на ровный и относительно гладкий участок тротуара. — Если сойдемся в цене.
Двое бандитов снова захохотали.
— Тютя, — ласково сказал главарь. — Цена обычная — все, что у тебя есть!
— Дороговато будет, — спокойно заметил Кэноэ.
Он уже успел прокачать бандитов и полагал, что из всей пятерки по-настоящему опасен только один — молчаливый длиннорукий парень, стоящий справа от главаря. Остальные могли всерьез угрожать ему только огнестрельным оружием, но его Кэноэ пока не замечал.
— Ишь ты, дороговато, — главарь уже откровенно играл на публику. — Так ты, оказывается, плохой человек. Жадный. Придется тебя немного поучить...
Он, не спеша, засунул руку в карман, но вынуть ее уже не успел. Кэноэ нанес удар первым, и главарь, получив мощный апперкот в верхнюю часть живота, буквально отлетел назад на несколько шагов и красиво врезался в мусорный бак. Длиннорукий, промедлив всего полсекунды, бросился в бой, но Кэноэ, опередив его, нанес ему в прыжке удар ногой в лицо, от которого бандит без чувств рухнул на землю. Кэноэ, приземлившись на руки после прыжка, в одно мгновение был на ногах и снова принял боевую стойку. Насчет первых двух он мог не беспокоиться — как учил его наставник, он бил так, чтобы отключать противника с первого удара, — но оставались еще трое.
Те словно окаменели. Мгновенный выход из строя двух вожаков, похоже, ошеломил их, но давать им время придти в себя Кэноэ не собирался. Он отработал на них, как на манекенах, потратив на три удара не больше четырех секунд.
Отряхивая штаны, Кэноэ не без удовольствия осмотрел поле боя. Все пятеро неподвижно лежали в разных позах, и только главарь, уткнувшийся мордой в кучу мусора, слабо дергался, словно порываясь отползти в сторону. Проходя мимо, Кэноэ без размаха ткнул его носком ботинка в нервный узел, и главарь, резко дернувшись, затих.
— Возможно, это научит вас не тявкать на меня, когда я мирно иду по своим делам, — громко сказал Кэноэ, обращаясь не к поверженным бандитам, а к многочисленным зрителям — массе бледных лиц, словно ниоткуда появившихся за оконными стеклами и опасливо выглядывавших из подворотен.
Объясняться со всей этой толпой, в которой наверняка могли находиться сообщники побитых бандитов, не входило в его планы, и Кэноэ ускорил шаги, благо до цели оставалось всего два квартала.
Дом Грауха и в самом деле заслуживал того, чтобы быть отмеченным на схеме. Это было длинное серое шестиэтажное здание с рядами квадратных окон, будто поставленное сверху каким-то исполином прямо на развалины и пустыри. Из всего того, что видел Кэноэ в старом городе, этот дом был самым новым и по своему стилю (если здесь вообще было применимо это слово) резко контрастировал с окружающим.
На несколько секунд Кэноэ даже остановился — в такой махине могли жить сотни человек, и найти среди них одного, которого он, к тому же, не знал по имени, представлялось почти невозможным. Тем не менее, отступать было уже поздно, и Кэноэ уверенно потянул на себя массивную дверь, оббитую поцарапанным железом, и очутился в полутемном вестибюле.
Изнутри дом Грауха походил на маленькую неприступную крепость. Было заметно, что в нем постоянно готовы к встрече незваных гостей. Вестибюль от пола до потолка перегораживала массивная решетка, изготовленная даже не из стали, а из более прочного молочно-белого металлопластика. Чтобы попасть к широкому турникету, перегораживавшему единственный проход, посетителю надо было пройти не менее пятнадцати метров между этой решеткой и глухой стеной, выкрашенной в грязно-белый цвет. При этом сам он оказывался освещенным светом ярких ламп в колпаках из металлической сетки, а остальная часть вестибюля, заставленная массивной мебелью, терялась в полумраке.
Возле турникета в стеклянной загородке дежурил благообразный старичок в шапочке с козырьком, но приглядевшись, Кэноэ вдруг понял, что стекло в загородке не простое, а противоударное, выдерживающее даже выстрел из игломета.
— Вы к кому? — строго спросил старичок.
— Я ищу одну женщину... — начал Кэноэ, чувствуя себя несколько глупо.
— Здесь таких нет, — отрезал вахтер. — Веселый дом через квартал, налево.
— Вы меня не поняли, — высокомерно сказал Кэноэ. — Женщину, которую я ищу, зовут Хеле ка-Таанехт. У нее трое детей и сама она, насколько я знаю, ждет четвертого. Три дюжины дней назад она жила здесь.
— А что вам от нее надо? — старик не становился любезнее ни на грамм.
— Собственно говоря, у меня дело не к ней, а к ее мужу, — Кэноэ пока сохранял вежливость. — Я как-то помог ему выбраться из небольшой передряги и хочу узнать, как у него дела.
— Как зовут мужа?
— Не знаю. Мы с ним не успели познакомиться. Так у вас живет такая семья или нет?
Въедливый вахтер уже начал его злить.
— Так какое у вас все-таки дело? — старик оценивающе посмотрел на Кэноэ сквозь стекло. — Его вы не знаете, ищете через беременную жену... Да кто вы такой?...
В книгах, которые приходилось читать Кэноэ, подобная проблема обычно разрешалась с помощью пары некрупных купюр. Он даже полез в карман, но вдруг остановился. Предложив вахтеру деньги, он поступил бы недостойно, и вместо этого Кэноэ по внезапному наитию сунул руку в другой карман, нащупал свою настоящую личную карточку и медленно разжал ладонь. Золото и лазурь ярко блеснули в свете ламп.
— Вот мои документы! — тихо сказал Кэноэ, с интересом наблюдая за сменой чувств на лице вахтера: раздражение — удивление — недоверие — прозрение — страх и, наконец, глубочайшее изумление.
— Ваше... вашество... заплетающимися губами пробормотал старик, не отрывая глаз от голубой с золотым обрезом карточки. — Простите... Я никогда...
Лицо его побелело, и Кэноэ испугался, что тот грохнется в обморок. Но дедуля был крепок и благополучно пережил потрясение. Кажется, он попытался встать на колени прямо у себя в загородке.
— Тихо! — свистящим шепотом остановил его Кэноэ. — Не привлекайте излишнего внимания! Я бы хотел сохранить инкогнито. Так у вас проживают Таанехт и ее муж?
— А как же, ва... ваше... ство, — вахтер все никак не мог придти в себя. — Выходит, правду Кмалорн говорил. А я, дурак старый...
— Его зовут Кмалорн? — успокаивающим голосом уточнил Кэноэ. — Где мне его найти?
— По лестнице, — вахтер слабо махнул рукой себе за спину. — Третий этаж, комната 330. Дома они сейчас. Ах, беда какая... Теперь мне никто не поверит... И никого рядом, как нарочно!...
— А вы привирайте побольше. Может, тогда поверят.
Кэноэ прошел через турникет и, обогнув загородку вахтера, стал подниматься по широкой и относительно чистой лестнице. В конце пролета он едва не столкнулся с молодой женщиной, спускавшейся вниз. Она внимательно посмотрела на него, но прошла мимо, не оглянувшись.
На третьем этаже Кэноэ оказался в длинном коридоре со множеством дверей. Это был жилой коридор: за приоткрытой дверью виднелась большая кухня, из которой тянуло жареным, слышались неразличимые голоса, приглушенная музыка, а где-то впереди шумно ссорились с бросанием на пол различных предметов.
Из-за двери с табличкой ? 330 не раздавалось никаких звуков. Легонько постучав и получив ответ, Кэноэ решительно толкнул дверь и оказался в небольшой комнате, разделенной выцветшей полотняной занавеской на две части. Прямо напротив него беременная женщина средних лет, сидя за небольшим покосившимся столом, кормила из пластиковой миски девочку лет трех. Еще одна девочка, постарше, сидела рядом, опустошая вторую миску. У дальней стены, возле полуоткрытого окна, затянутого сеткой, стояла трехъярусная кровать из некрашеного дерева, сверху свисала на шнуре электролампочка. Больше в этой части комнаты ничего не было.
"На редкость чистая нищета", — вспомнилась Кэноэ фраза из какой-то книги. В комнате, действительно, было очень чисто, пол из неровных крашеных досок был тщательно вымыт, а у порога лежала влажная тряпка.
Женщина вопросительно посмотрела на Кэноэ, но тут занавеска распахнулась, и навстречу гостю вышел темноволосый мужчина, торопливо застегивающий рубашку. Кэноэ узнал его сразу, хотя до этого видел его всего несколько минут и больше двух дюжин дней назад. Глаза мужчины расширились от удивления — он тоже узнал Кэноэ.
— Вы? — изумленно пробормотал он, делая медленный поклон. — Ваше?...
— Мое, мое, — добродушно кивнул Кэноэ. — Вас зовут Кмалорн, верно?
— Верно, — мужчина уже справился с волнением. — Хеле, дорогая, это тот человек, который выручил меня во время облавы...
— Ваше высочество! — женщина поднялась из-за стола и сделала неглубокий поклон, разрешенный в ее положении. К удивлению Кэноэ, она исполнила его совершенно правильно, будто придворная дама. — Мы рады приветствовать вас в нашем скромном жилище!
Вместе с матерью поклонились и дети, сделав это с трогательной серьезностью. Кэноэ наклонил голову им в ответ.
— Я много... думал о вас, — медленно сказал он, с трудом подбирая слова. — Когда живешь во Дворце, просто не видишь... некоторых вещей. После той... встречи я чувствую... что-то вроде ответственности за вас. Я хотел бы лучше узнать вас... узнать, как и чем вы живете... Может быть, чем-то помочь...
— Мы благодарим вас за заботу, ваше высочество, — Кмалорн уже совсем не походил на того несчастного, что рыдал от бессилия во время полицейской облавы. — Но мы неплохо справляемся и сами. Благодарение Небу, у меня хорошая работа, начальник меня ценит и даже готов взять на постоянную должность после моей... легализации. Если Небо сохранит нас, через четыре или пять дюжин дней я смогу стереть штрафную отметку в карточке и получить разрешение на проживание и работу... Мой младший сын, когда родится, будет уже столичным жителем... Мои старшие дети ходят в школу, там работают прекрасные люди, настоящие подвижники, они дадут им хорошее образование. Нам ничего не нужно, ваше высочество. Деньги? Они не бывают лишними никогда, но я умею зарабатывать их и сам. Конечно, я бы не отказался получить сейчас чистую личную карточку, лучшую работу, маленькую квартирку где-то в Столице. Но разве это в вашей власти?
