Небо за стеклами иллюминаторов уже потемнело и приобрело ту особую прозрачность, которую можно встретить только на больших высотах. Кэноэ отстегнул ремень и встал с кресла, с удовольствием разминая слегка затекшие ноги.
Та-ак, с чего начнем?
— Что будете пить, ваше высочество? Туа, сок, вино? Или что-нибудь другое?
Стюардесса. Распахнутый китель, чуть ли не наполовину расстегнутая белая блузка с отложным воротничком, чисто символическая юбочка подчеркивает долготу стройных ножек. Поставила поднос на стол и стоит, чуть наклонившись. Прямо как в прошлый раз. Тогда, помнится, полет прошел совсем незаметно...
Ну что, повторить? Вот она, совсем рядом. Симпатичное озорное лицо, весело прищуренные глаза, понимающая полуулыбка. Длинные шелковистые волосы небрежно заброшены за спину... Красивые у нее волосы, почти такие же, как у Кээрт, только у Кээрт они просто золотистые, а у стюардессы — с модным зеленоватым отливом.
Кээрт... Кэноэ вдруг представил ее на месте этой девчонки. Сейчас они бы сидели на тех низких диванчиках друг напротив друга, он рассказывал бы ей историю 38-й провинции, а она слушала бы его, приветливо улыбаясь, а в конце сказала бы что-то совершенно неожиданное, но вместе с тем, прекрасно дополняющее его рассказ.
Кэноэ почувствовал внезапный укол совести. Он ничего не сказал Кээрт о своей поездке, даже не пожелал ей сегодня доброго утра. И вообще, как он может сейчас думать о забавах, когда там, впереди, горе?! Он снова взглянул на стюардессу. Та по-прежнему стояла у стола, заученно улыбаясь и демонстрируя ему свои великолепные ноги. Обычная шлюшка, если разобраться. И ничего в ней такого нет...
— Оставьте поднос и идите, Тенэе (смотри, даже имя ее вспомнил). Я хочу побыть один.
Ушла, слава Звездам. Но почему, во имя черного пламени, эти девчонки носят такие короткие юбки?! Это же каким извращенцем надо быть, чтобы не отреагировать?!
Ладно. Остынем. Нальем себе лучше водички, холодной, со льдинками и чуть щиплющими за язык пузырьками газа. Вот так. Хорошо. А теперь неплохо бы вспомнить, на чем он остановился.
Кстати, а где именно произошло это землетрясение? 38-я провинция большая. А он так торопился, что и не узнал никаких подробностей. И куда это он, получается, летит? Тьма и пламя! Ничего себе, подготовился к поездке! Впрочем, а секретари на что?
— Таутинг, зайдите ко мне.
— Слушаюсь, ваше высочество.
Явился. Строгий костюм, лицо старательного отличника. Нет, надо будет обязательно порекомендовать ему очки, без них он как-то не так смотрится. Но позже, не сейчас.
— Таутинг, у вас есть информация о землетрясении?
— Да, ваше высочество. Толчок силой в семь и восемь двенадцатых балла по двенадцатибалльной шкале произошел в четыре часа утра по местному времени. Эпицентр находился в горах Гиита, в трехстах шестидесяти километрах к северо-западу от столицы провинции города Мерзабо.
— Какие-то города сильно пострадали?
— Да, ваше высочество. Разрушения и жертвы зарегистрированы в нескольких дюжинах населенных пунктов. Самый крупный из них — город Гомзи, где сила землетрясения достигала семи баллов.
Бедная Нриант. И как там ее родственники?...
— Стоп. Таутинг, а куда мы тогда летим?
— Насколько я знаю, в Мерзабо, ваше высочество. Это столица провинции...
— Я знаю, что это столица провинции! Кто выбрал такой маршрут?!
— Обычно это входит в компетенцию старшего честедержателя, ваше высочество.
— Ах, вот как!
Кэноэ почувствовал, как в нем закипает гнев. Опять кто-то собирается решать за него!
— Мерк... Меркуукх, где вы?
— Я здесь, ваше высочество.
— Распорядитесь поменять курс. Мы летим в Гомзи.
— Это невозможно, ваше высочество. Вас уже ждут в Мерзабо. Когда вы прилетите, по местному времени это будет почти вечер. Вам необходимо провести ночь так, как это подобает вашему рангу. Кроме того, вас будет встречать губернатор провинции...
— А почему губернатор сидит у себя в столице, когда в его провинции произошло несчастье?! Или его оторвали от дела ради меня?! Немедленно свяжитесь со своим помощником и сообщите, что мы прибываем не в Мерзабо, а прямо в Гомзи. Я должен быть там, где пострадали люди!
— Это никак не возможно, ваше высочество. Мы уже вышли на расчетную траекторию и не сможем приземлиться нигде, кроме как в Мерзабо.
— Это вы мне рассказываете?! — рассмеялся Кэноэ. — Да я сам не один раз пилотировал и такие лайнеры, и нечто покруче! Да ему триста шестьдесят километров разницы — это мелочь! И сядет он где угодно! Или вы сомневаетесь в квалификации наших пилотов?
— Прошу извинить меня, ваше высочество, — надзорник виновато склонил голову. — Но прошу понять, мои возражения были продиктованы наилучшими побуждениями. Разрешите мне удалиться, чтобы отдать необходимые распоряжения?
— Разрешаю, — кивнул Кэноэ.
Его не оставляла мысль, что только что он одержал важную победу. А еще что-то говорило ему, что эта схватка была не более, чем пробой сил.
На исходе третьего часа полета командир лайнера предложил пассажирам занять места в посадочных креслах и пристегнуться ремнями. Лайнер клюнул носом и начал медленно скользить вниз.
Кэноэ почувствовал, как его сердце снова тревожно зачастило. Что его ждет внизу? С чем ему придется столкнуться? Что он должен там делать? Он не знал ответов на эти вопросы.
Правда, кое-что он все-таки знает, успокаивал он себя. В последние полтора часа он просмотрел все материалы по землетрясению, подготовленные Таутингом и снабженные комментариями Наарит, которая, как оказалось, была родом из 38-й провинции и неоднократно бывала в городе Гомзи.
Наибольшее впечатление произвела на него короткая — меньше десяти минут — запись, сделанная через несколько часов после землетрясения. Вначале снятые с большой высоты дома казались игрушечными, а город выглядел как макет, в который кто-то бросил несколько камней — среди аккуратных прямоугольных кварталов виднелись, как следы попаданий, покосившиеся, полуобвалившиеся, полуразрушенные здания. Он спокойно и равнодушно смотрел на них, как смотрел бы видеофильм, но укрупнившийся вдруг масштаб заставил его вздрогнуть. Лопнувшая эстакада с поваленным набок поездом и последними двумя вагонами, свисающими в провал, шестиэтажный дом с обнажившимися лифтовыми шахтами и лестничными клетками, рухнувшие набок словно костяшки домино многоэтажные жилые здания — все это было настоящим. Взаправдашним.
Раньше ему несколько раз приходилось видеть подобные кадры, но это было всегда не больше, чем изображение на экране, наспех втиснутое между результатами спортивных состязаний и репортажем об открытии нового моста или завода. Сейчас он должен был увидеть все это воочию и не был уверен, что у него хватит на это сил...
Лайнер тем временем продолжал снижаться. Внизу появилась плотная пелена облаков, похожая на замерзшее море, и он с размаху нырнул в нее, утонув в серой мгле. По иллюминаторам потекли струйки воды.
Облака кончились только тогда, когда лайнер перешел на антигравы, над самой посадочной площадкой, казавшейся странно пустой и заброшенной. В Гомзи шел дождь с мокрым снегом, и группа встречающих в ярких парадных одеждах походила на стайку мокрых птиц посреди широкого поля.
— Одевайтесь, ваше высочество, — камердинер протянул Кэноэ теплую фуфайку из шелковистой шерсти таангурайского яка и парадный костюм.
Кэноэ мысленно содрогнулся. За три часа лайнер перенес его не только из одного полушария в другое, но и из лета в зиму, но в салоне было так тепло и уютно, и казалось, что в этой куче одежды он немедленно изойдет потом.
Застегивая золотой фибулой парадный голубой плащ, он вдруг почувствовал, что не должен одевать эту роскошную одежду. Он не имел права прибыть в город, где только что случилась беда, этаким раззолоченным фазаном, любопытствующей столичной штучкой. Не говоря уже о том, что в такой одежде трудно сделать лишний шаг, не то что ходить по развалинам...
— Фруамс, помогите снять плащ. Есть у меня что-нибудь более удобное?
Хорошо все-таки иметь понятливого камердинера. Не прошло и двух минут, и вот уже у него на плечах не нелепый в своей непрактичности парадный плащ, а мягкая и теплая короткая куртка из непромокаемой ткани. А на голове вместо расшитой золотом высокой круглой шапки — широкополая шляпа со скошенными назад полями, похожая на рыбацкую.
С неизменным Тенью Гига за спиной он вышел в тамбур, куда уже суетливо подкатывали парадный трап, но был остановлен вежливым шипением честедержателя Меркуукха.
— Ваш-ше высочество! Я бы советовал вам одеться так, как положено по протоколу. Ваше появление в таком виде нанесет урон чести Императорского Дома.
— Я прибыл не на прием, а в город, где не далее как сегодня погибли люди, — высокомерно отрезал Кэноэ. — Я полагаю, излишняя пышность в данном случае не уместна.
— Данные случаи не предусмотрены протоколом, ваше высочество, — старший честедержатель согнулся в поклоне, но продолжал смотреть прямо и твердо. — Я настойчиво советую вам соблюдать требования, иначе я буду вынужден доложить о вашем пренебрежении принятыми правилами.
Кэноэ на секунду заколебался. С надзорниками лучше не спорить. Он вспомнил, как три года назад они не с кем-нибудь, а с самим кронпринцем перебрали на каком-то приеме в Седьмой провинции и устроили представление. По возвращении Император отругал их как маленьких детей, а после этого их почти полгода не выпускали из Дворца. Но если он уступит сейчас даже в мелочи, сможет ли он настоять на своем, если речь пойдет о чем-то более серьезном? Как говорила как-то Кээрт, повиновение быстро входит в привычку.
И он, молча отстранив надзорника, сам распахнул дверцу, вздрогнув от хлынувшей внутрь волны холода. Сердце его снова рухнуло куда-то глубоко вниз и он, чтобы успокоиться, начал шепотом считать ступеньки трапа. Ступенек было восемнадцать.
— Мы счастливы приветствовать вас на нашей земле, ваше высочество, — мокрый губернатор провинции, крупный мужчина средних лет в насквозь пропитанном водой плаще, опустился перед ним на одно колено прямо в снежную кашу, уже успевшую покрыть ковровую дорожку.
— Эта земля покорна Императору, — сказал в ответ Кэноэ, положив губернатору руку на плечо.
Он некрепко знал этот ритуал, и поэтому старался сосредоточиться. За левым плечом он чувствовал дыхание надзорника и был уверен, что в случае затруднений получит подсказку, но тем более важно было не допустить никакой ошибки.
Он произнес еще одну положенную по протоколу фразу, поднял губернатора с колен, и они вместе обошли короткий строй встречающих. Почетного караула ему по протоколу не полагалось, и он был этому только рад. Ветер, гулявший по практически пустой посадочной площадке, не знал удержу и все время норовил сыпануть в лицо пригоршню мокрого снега пополам с дождем.
Завершив церемонию ритуальным преломлением лепешки, поданной на большом серебряном блюде, он с удовольствием дал препроводить себя в здание пассажирского терминала. Снег повалил еще сильнее, и он ускорил шаг, хотя знал, что по протоколу ему надлежит шествовать медленно и торжественно. Что же, еще один повод для неудовольствия у надзорника. Одним меньше, одним больше.
На пороге зала для делегаций его встречали маленький толстый человечек в костюме придворного (тот самый младший честедержатель Лмугэо) и миловидная девушка с микрофоном, сопровождаемая высоким парнем с камерой на плече.
— Служба информации 38-й провинции, — девушка сделала поклон и протянула в его сторону руку с микрофоном. — Ваше высочество, разрешите задать вам вопрос. Что привело вас в нашу землю?
Держаться перед камерой всех принцев учили с детства. Медленные плавные жесты, исполненная достоинства поза, отстраненно-равнодушный взгляд свысока, размеренный покровительственный тон... Сейчас все это вдруг показалось Кэноэ до отвращения фальшивым.
— Я почувствовал, что не могу остаться в стороне, — сказал он, глядя прямо в черный зрачок камеры. — Я хочу сказать всем жителям города Гомзи и 38-й провинции, пострадавшим от землетрясения, что Император знает и помнит об их беде. Держитесь, и Держава придет к вам на помощь. Считайте мое прибытие сюда символом того, что мы с вами и поддержим вас в дни несчастья.
Получилось не слишком складно, зато искренне. Кэноэ был готов ответить и на другие вопросы, но девушка с микрофоном, смущенно пробормотав что-то благодарственное, уже скрылась в толпе. В зал для делегаций ни ее, ни оператора не впустили.
— Прошу вас, ваше высочество, — губернатор показал на длинный стол, заставленный яствами. — Приношу глубочайшие извинения за скромность приема, но мы все ждали вас в Мерзабо и поэтому не успели как следует подготовиться. После небольшой трапезы вы сможете ознакомиться с ходом спасательных работ, а вечером я приглашаю вас в столицу провинции, где будет дан прием в вашу честь. Прошу вас, не отказывайтесь. Принцы Императорского Дома так редко посещают наше захолустье...
— Я бы не хотел отрывать вас от дела, — мягко сказал Кэноэ. — Вы ведь, вероятно, руководите спасательными работами.
— М-да, конечно. Я это, в самом деле, осуществляю общее руководство. Но это не значит, что я не могу сопровождать вас.
— Вот и хорошо, Достойнейший, — улыбнулся Кэноэ, называя губернатора принятым для его ранга официальным титулом. — Тогда я хотел бы осмотреть город сейчас, пока еще не стемнело. А сюда я мог бы вернуться позднее. Кстати, Достойнейший, а вы не хотели бы переодеться?
— С удовольствием, ваше высочество, — губернатор с видимым облегчением сбросил с плеч мокрый плащ. — Я счастлив пригласить вас и ваших спутников в свой гравикатер...
Сверху город Гомзи был очень похож на запись, которую он смотрел полтора часа назад. Пилот вел машину под самыми облаками, сыпавшими снегом как из прохудившегося мешка, и дома внизу казались далекими и какими-то ненастоящими. Рядом зудел над ухом губернатор, очевидно, рассказывая о ходе работ, а Кэноэ снова охватило тягостное чувство неестественности происходящего. Сейчас они облетят город, вернутся обратно к накрытым столам, а затем жизнь вернется в прежнее состояние. Будто ничего и не было... Ничего?
И увидев прямо под собой те самые поваленные набок многоэтажные дома, Кэноэ, сбрасывая с себя оцепенение, повернулся к пилоту.
— Спускайтесь. Я хочу осмотреть спасательные работы на месте.
Внизу разрушенный землетрясением город уже никак не мог показаться компьютерной имитацией из кинофильма. По-прежнему шел снег, то и дело превращающийся в дождь, дул холодный мокрый ветер, а грязь — густая непролазная грязь, которой было совсем не видно сверху, — сердито чавкала под ногами и хваталась за ботинки, будто желая сорвать их и похоронить в своей толще.
Рухнувшее набок здание высилось над головой нелепым наклонным монолитом, выпирая наружу торчащими балконами. На стене, которая вдруг стала крышей, работали люди. Ветер относил в сторону обрывки слов, брызгали искрами электросварочные аппараты, а одинокий кран на антигравитационной подушке, похожий на голенастого журавля, трудился, не переставая, отбрасывая в сторону панели и балки.
