— Это... как его... ну... Вы кто?
Пот градом катился по его лбу и толстой бычьей шее, стекал на волосатую грудь, и было трудно понять то ли это от жары, то ли от смущения, то ли и от того, и от другого сразу.
— Откуда вы взялись-то? — снова спросил одноногий более внятным голосом.
— Мы потерпели воздушную аварию километрах в сорока отсюда, у города под названием Аполлион. Решили идти лесом, но заблудились. Чуть было не забрели в болото и вот вышли сюда, к вам, — охотно объяснил я.
— А-а... — рассеянно протянул одноногий, как будто и не расслышал моих слов. Внимание его снова сосредоточилось на Юли.
— Послушайте! — Я взял его за плечо. — Мы едем в Южную столицу. Может быть, вы знаете, нет ли поблизости станции, где можно сесть на поезд до Линь-Шуй?
Одноногий повернул ко мне блестевшее от пота лицо.
— Эва! — усмехнулся он. — Поезд! Да, здесь, считай, на сто вёрст нет никаких дорог, кроме козьих троп, а вы поезд!.. Был один, возил с прииска золото в столицу, да и того теперь нет.
— А что случилось?
— А кто ж его знает! — с досадой сплюнул одноногий. — Вот уже третий месяц ждём его, дьявола! Провиант кончается, да и золото, опять же, девать некуда... Раньше-то, при старых хозяевах, исправно поезд ходил раз в месяц. Тут тебе и жратва, и выпить чего, и деньжата, опять же. А как же? Без денег кто же работать-то будет? А теперь вона — революция! Не до нас стало новой власти, видать. В столицах своих забот и без того хватает!
— Так вы старатели? — догадался я.
— Мы-то? — одноногий довольно прищурился. — Ага! Они самые и будем! А это посёлок наш, стало быть. А вот вы кто такие за люди? — Он недоверчиво посмотрел на меня.
— Я, Максим Новак. А это моя жена, Юли, — представился я, добродушно улыбаясь ему.
— Вот и имена у вас какие-то странные! — снова прищурился одноногий. — Какие-то нездешние.
— Это верно, — согласился я. — Ведь мы прилетели к вам с Земли.
— С Земли? — протянул одноногий и многозначительно посмотрел на своих товарищей. Ропот удивления пробежал по толпе. Похоже, только теперь одноногий опомнился.
— А вам что здесь, представление бесплатное, что ли? — грозно гаркнул он. — Чего зенки-то повылупили? Людей не видели, что ли? Вон, девушку всю засмущали! А ну, давай, расходись! — Одноногий угрожающе поднял над головой увесистый кулак и погрозил им кому-то невидимому в пронзительном синем небе.
Люди неохотно стали расходиться.
— Или же работы на вас нету? — кричал им вдогонку одноногий. — Так я вам покажу, что делать!
Было видно, что он пользуется здесь уважением, и его даже побаиваются.
— А тебе что, Хрящ, заняться нечем? — язвительно обратился одноногий к голубоглазому крепышу, который первым заметил нас. — Ты что до завтра будешь домину-то делать? Видишь, жара какая? Хочешь, чтобы стухло всё? А ну, принимайся за работу, живо! — И одноногий грубо пихнул в плечо того, кого назвал Хрящём.
Хрящ обидчиво поджал губы.
— Чего толкаться-то? — Он отёр кулаком пот со лба, но спорить с одноногим не стал. Молча вернулся к обструганному стволу и взял в руки виброрубанок.
Видя, что его послушались, одноногий снова повернулся к нам.
— Значит, с Земли, говорите? В помощь революции, стало быть? Что ж, может и так.
Он понимающе закивал головой.
— А вы не плохо информированы в такой-то глуши! — заметил я.
— Чего уж! Грамотные! — обидчиво проворчал одноногий.
— Муж просто хотел сказать, что и в столице не все знают о такой помощи, — вступила в разговор Юли, заметив, что мои слова задели старателя, и обворожительно улыбнулась ему, от чего у того снова выступила испарина на лбу.
— А в столицу-то вам зачем? — снова спросил одноногий, косясь на меня.
— Мы путешествуем, — опять вставила Юли, не спуская с него коварных пристальных глаз. — И потом, у мужа там какие-то дела по работе.
— Ясно, — буркнул одноногий. — Чего уж тут не понять? Только добраться вам туда трудновато будет, пешком-то!
Он беззлобно усмехнулся.
— Но вы говорили о каком-то поезде? — напомнил я.
— Поезд что? То ли он есть, то ли нет его! Кто знает, когда он теперь будет? Может через месяц, может через два... а может завтра придёт! — Одноногий старатель издал нервный смешок.
— А можно мы пока у вас поживём? — попросила Юли, решив размягчить суровый нрав старателя своим обаянием. — Пока поезд не придёт... Мы вас не стесним.
— Да чего уж там! — пожал плечами одноногий, стараясь не подать вида, что предложение Юли ему явно пришлось по душе. — Живите, коли хотите. Места всем хватит. Вон, как раз и дом для вас освободился.
Он указал на строение, стоявшее поперёк общего ряда, слева от нас.
— Раньше там Свистун жил, а теперь его дом пустой... Чего ж добру пропадать-то? Живите на здоровье.
— А что случилось с этим... со Свистуном? — поинтересовался я.
Манера давать людям вместо имен клички несколько смущала меня, но здесь, по всей видимости, никто не видел в этом ничего предосудительного.
— Чего сталось-то? — снова прищурился одноногий. — А помер он давеча!
— Как "помер"? — невольно вырвалось у Юли.
— А так. Помер и всё тут! Как человек помирает? Вон, и домину ему Хрящ уже мастерит, схоронить, значит, что б... Да вы не пугайтесь, девушка! Не заразное это. Его это... деревом зашибло, вот, — помолчав, пояснил одноногий. — А хотите, я сам провожу вас туда?
И, не дожидаясь ответа, он заковылял в указанном направлении. Мы с Юли пошли следом за ним.
— А вас как зовут? — поинтересовалась у него Юли.
— Меня-то? — Одноногий посмотрел на неё через плечо. — Кулаком называют.
— "Кулаком"? — удивилась Юли. — Ну, а имя-то у вас есть?
— Может и есть, да только зачем вам оно? Здесь меня все так называют, вот и вы кличьте так же.
— Вы здесь, значит, главный? — спросил я, невольно перенимая его манеру говорить.
— Ага, — кивнул Кулак. — Староста я ихний. Вон и контора моя. — Он указал в противоположный конец посёлка, где стоял дом больше всех остальных. — Золото мы здесь моем. Работа по такой жаре адская! Выгоды по нынешним временам никакой, только хлопоты одни. Так что приходится ещё потихоньку и лес валить. Лесорубством, значит, заниматься.
— Чего же не уедите отсюда? В столицу, например? Тем более, с золотом!
— Э-э! — махнул рукой Кулак и с досадой сплюнул в горячую пыль. — Сейчас за золото и в каталажку угодить вся недолга. Я же говорю, хлопоты одни... Да и одинокий я. Куда мне ехать-то? Зачем? А здесь люди мои, товарищи, значит. Хорошие ребята, в общем-то, и все, как дети мне. А золото, оно что? Сегодня оно есть, а завтра нету его. А жизнь она одна!
— А старик со шрамом тоже у вас здесь живёт? — зачем-то спросила Юли.
— Какой старик? — Кулак подозрительно посмотрел на неё.
— Ну, такой, с бородой и ужасным шрамом на щеке. Когда мы шли по лесу, он встретил нас и провёл через болото... Разве вы не знаете его? — искренне изумилась Юли.
Кулак отрицательно замотал головой.
— Не-а, такого не знаю. У нас со шрамами никого нету. А если бы кто и был, так я бы знал, непременно. Потому, как главный я здесь! Кому, как не мне знать?
Кулак сильными пожал плечами.
— А вы никогда не встречали его в лесу? — в свою очередь, спросил я. Мысли о незнакомце, так таинственно появившемся, и столь же таинственно исчезнувшем, не покидали меня и меня.
— Нет, не встречал, — снова мотнул головой Кулак. — Всякие люди по лесу шастают, а нам туда без надобности не зачем. У меня своих забот во как хватает! — И он подвёл сомкнутые пальцы под подбородок, показывая, сколько именно у него забот.
— Ну, вот и пришли! — Кулак остановился, отирая со лба пот рукавом рубахи.
Я окинул наше будущее жилище критическим взглядом.
— Да вы не беспокойтесь! Дом хороший, новый, — заверил меня Кулак. — И дверь крепкая, с засовом! — почему-то он отметил эту деталь особо.
— А это важно? — Я внимательно посмотрел на него.
— Да как сказать... — Кулак как-то странно взглянул на меня. — В лесу живём, может и сгодиться когда... Ну, вы обживайтесь тут, а я побежал! Дел полно, да и за людьми приглядеть надо, не случилось бы чего. Нужно будет что, так вы прямо ко мне обращайтесь, значит. Я в конторе своей всегда, и живу там. Ну, пошёл я!
Он напоследок взглянул на Юли и заковылял в противоположный конец посёлка.
— Странный он какой-то, — задумчиво произнесла Юли, провожая его взглядом.
— Нормальный человек! Поживёшь здесь, привыкнешь.
Она посмотрела на меня, но ничего не ответила. Послушно поднялась по лестнице вслед за мной. Я распахнул дверь, пропуская её в дом. На пороге ещё раз обернулся.
Посреди поляны Хрящ всё ещё мастерил гроб, с вдохновением скульптора обтёсывая толстый древесный ствол. Полуденное солнце нещадно палило, заливая поляну ослепительными красными лучами, но старатель, казалось, не замечал этого, увлечённый своей скорбной работой.
* * *
"Ягуу-ууу-уу-у...".
Протяжный вой шершера разнёсся над лесом, действительно, чем-то похожий на вой шакала.
— Что это, Максим? — Юли, зябко ёжась, прижалась ко мне, подняла лицо, освещённое луной.
— Ничего... Это шершер воет... Не бойся, сюда он не придёт.
Я крепче обнял любимую за плечи, вслушиваясь в леденящий душу вой. Сам я тоже слышал его впервый раз, но Кулак рассказывал, что шершер всегда воет по ночам в конце месяца в самую полночь. А сегодня как раз то самое время. Кулак вообще любил рассказывать всякие лесные пугалки, будто мы с Юли были детьми.
В сером свете луны, стлавшемся над дощатым полом, подобно туману, проступал край деревянной лавки в углу, бревенчатые стены, крепкая, умело сработанная дверь, запертая на железный засов. Нет, сюда шершер не заберётся. В узкое, похожее на щель, окно был виден край чёрного ночного неба, залитого лунным светом. Звёзд совсем не было видно.
Вот на фоне неба появился широкий лохматый лист, похожий на лист пальмы, и на полу, в полосе лунного света, возникла и вытянулась до противоположной стены чёрная тень. Пожалуй, эта тень — единственная реальная вещь в этом, похожем на сон, мире.
Я взглянул на Юли. Она тоже смотрела на меня, будто изучала моё лицо. Глаза у неё сейчас огромные и глубокие, как ночь за окном, и такие же серые. Сказала, как будто только что догадалась о чём-то:
— А ведь ты тоже боишься, Максим!
— Боюсь?.. Что ж, пожалуй, боюсь... Ты права, — признался я.
Юли обняла меня за шею, уткнулась лицом мне в грудь, тяжело вздохнула:
— Ой, Максим! Скорее бы кончилась эта ночь! Скорее бы утро!
Да, она права, я тоже с трудом переношу здешние ночи, залитые мертвенным светом луны, а теперь ещё и этот ужасный вой шершера.
Полоса лунного света затрепетала, словно на ветру. Скоро уже утро! На небе начинают появляться облака, значит скоро утро. Здесь всегда так.
— Максим! — позвала Юли. — А правду говорят, что у шершера шесть ног, грива, как у льва, а голова, как у крокодила?
Я удивлённо посмотрел на неё.
— Где ты такое слышала?
— Хрящ рассказывал.
— Ерунда! Это он шутил так. Все звери здесь такие же, как и на Земле или почти такие же. Они привезены сюда с Земли... и лес этот тоже привезен с Земли. Поэтому у них не может быть шести ног! Такое бывает, наверное, только у мутантов в зонах захоронения радиоактивных отходов, но люди там не живут. А шершер... Он похож на обычную собаку, только больше. Кулак мне рассказывал... Спи!
Опять завыл шершер — протяжно и тоскливо. Я нащупал кобуру, висевшую на стене, вынул пистолет. Патрон остался всего один, последний. Я встал с топчана.
— Ты куда? — встревожилась Юли.
— Сейчас. Не бойся! Я только посмотрю что там.
Я подошёл к двери, отодвинул тяжёлый засов. Жалобно заскрипев, дверь отошла от толстого бревна, служившего косяком. Широкая полоса серого лунного света проникла внутрь дома. Я раскрыл дверь совсем и остановился на пороге. Поляна, служившая главной и единственной улицей в посёлке, была пуста. В лунном свете всё вокруг выглядело как-то нереально и нелепо, как-будто это была огромная театральная декорация: и бревенчатые дома на сваях, и чёрная зубчатая стена леса с обеих сторон вырубки, и луна, похожая на большой серый фонарь. В самом дальнем конце посёлка светился крохотный огонёк. В этом месте стояла контора, и сейчас там, наверное, никого нет. Только Кулак сидит за столом и хлебает из глиняной кружки бродило, да иногда подходит к окну, ковыляя на своём костыле. Всё смотрит, не наступило ли утро.
Вот уже вторую неделю, как мы здесь, а каждую ночь повторяется одно и то же: серый свет луны, этот огонёк в конторе, словно мутный светящийся глаз самого Кулака, выискивающего в ночи неведомую опасность, и вот теперь ещё и заунывный вой шершера в лесу. С тех пор, как мы появились здесь, Кулак пьёт не переставая. Похоже, он кого-то боится, поэтому и не спит по ночам. Работу свою совсем забросил. Всё ждёт того самого поезда, которого нет уже несколько месяцев. Старатели целыми днями без дела уныло слоняются по посёлку. Только и слышно что разговоров, как об этом поезде. А его всё нет, и нет. Действительно, в этой глуши недолго и с ума. Юли с каждым днём всё больше хандрит. В Шэнь-Цян ждёт Ен с Наокой, а я застрял здесь, и не известно, когда мы сможем выбраться. Провизия у старателей давно закончилась, и теперь мне часто приходится самому бродить по лесу в поисках какой-нибудь пищи. А старатели в лес не ходят, боятся, только не говорят чего или кого. И, вообще, здесь творятся странные вещи. В лесу, около посёлка я несколько раз видел какие-то непонятные следы, но так и не понял, кому они принадлежат...
Шершер завыл совсем уж близко, и вдруг смолк. Наступила полная тишина. Я прикрыл дверь, задвинул засов. Повернулся к Юли. Она сидела на топчане, закутавшись в одеяло, и выжидающе смотрела на меня.
— Ну что?
— Всё в порядке! — Я вернулся к ней, лёг рядом.
— Максим! А старик этот, он кто?
— Какой старик? — Я не сразу понял, о ком она спрашивает.
— Ну, тот, из леса. Помнишь? — пояснила Юли.
— Зачем тебе знать о нём?
— Так, не зачем... Просто у меня из головы никак не идёт этот его шрам — такой ужасный! Я никогда раньше таких не видела... Как ты думаешь, откуда он у него?
— Не знаю. Откуда мне знать? Спи! Скоро утро! — Я натянул одеяло до самых глаз и отвернулся от неё к стене.
Вдруг снаружи донесся отдалённый, едва различимый человеческий крик, и снова всё стихло. Я вскочил, чувствуя, как бешенно колотится сердце в моей груди. Насторожено прислушался.
— Что это было?
Юли смотрела на меня широко раскрытыми, немигающими глазами.
— Максим! Мне страшно. В самом деле, — прошептала она.
— Успокойся!
Я откинул в сторону одеяло, снял со стены кобуру с пистолетом.
— Ты куда? — изумилась Юли.
— Посмотрю, что там случилось.
— Нет! Не ходи! Умоляю, не ходи туда!
Юли была так напугана, что не могла даже встать с лежака, чтобы остановить меня. Что это с ней такое?
— Не бойся. Это совсем не опасно.