— Никогда не слышала такого.
— Вы плохо знакомы с историей! — шутливо заметил я.
— С историей чего? — Викки внимательно взглянула мне в глаза.
— С историей вообще... Человеческая мудрость безгранична во времени и в пространстве.
— Вы говорите слишком умные вещи. Мне трудно понять вас, — покачала головой Викки. — Я всегда смотрела на жизнь проще: как на огромное поле цветов, залитое солнцем...
— И усыпанное пеплом? — добавил я.
— Пеплом? Почему пеплом? — удивилась она.
Мне показалось, что в её голосе прозвучала обида.
— Потому что думать о жизни, как о прекрасной сказке, вам мешают навязчивые мысли о смерти... Я не прав?
Некоторое время Викки пристально смотрела мне в глаза. Наконец, сказала:
— А вы очень мудрый человек!.. Сейчас мне кажется, что вы проникаете сквозь меня, в самую глубь моей души... И мне становится страшно от этого... Кто же вы, наконец? Провидец? Мудрец? Герой?.. Кто?
Викки вопрошающе смотрела на меня.
— Я человек. Обычный человек, загнанный обстоятельствами на самые крутые вершины жизни.
— Вы всегда так красиво говорите? — холодно усмехнулась она. — В ваших словах есть какая-то притягательная неопределённость... И, вообще, вы какой-то загадочный, как этот океан...
Викки посмотрела на безграничные водные просторы.
— Скорее, ваши глаза похожи на океан, в котором так легко утонуть, что я опасаюсь надолго окунаться в них, — с лёгкой улыбкой произнёс я.
Девушка возбужденно взглянула на меня, но не улыбнулась в ответ. Сказала:
— Пойдёмте назад! Здесь стало прохладно.
Мы вернулись к магнитору, который оставили на высоком откосе скалистого берега.
— А хотите, я познакомлю вас со своим отцом? — после некоторого колебания неожиданно предложила Викки.
— А вы считаете, что это необходимо? — Я с интересом посмотрел на неё. — Буду польщён.
— Тогда садитесь! Что же вы?
Она подняла на меня глаза, и я увидел в них столько трогательной детской растерянности, что сердце моё защемило от жалости.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ПЕПЕЛ
Весь обратный путь Викки молчала, сосредоточенно следя за дорогой и иногда с наслаждением подставляя разгорячённое лицо ветру, ещё хранившему прохладу и солёность океана. У ворот виллы мы остановились. Я вопросительно посмотрел на неё.
— Нужно предупредить охрану о нашем приезде, — объяснила девушка. — Оставайтесь в машине. Я скоро!
Открыв дверцу магнитора, она ступила на песок дорожки и лёгкой походкой направилась к воротам. Я проводил её взглядом, пока она не скрылась за металлической калиткой. Затем мои глаза опустились на переднее сидение машины, где осталась лежать сумочка Викки, сшитая из изящно выделанной бардовой кожи. Эта сумочка давно уже привлекла моё внимание. Откинувшись на сидении и как бы невзначай положив руку на спинку соседнего кресла, я незаметно и осторожно приподнял сумочку двумя пальцами. Она оказалась слишком тяжёлой для тех безделушек, какие обычно носят с собой девушки. Похоже, я не ошибся в своих догадках. С тем же скучающим видом и так же незаметно, я нажал на крохотный замок, и одного беглого взгляда было достаточно, чтобы убедиться, что внутри действительно имеется встроенная кобура с никелированным пистолетом. Мелькнула мысль: "Может быть, вынуть из него обойму?".
В это время калитка снова распахнулась и из неё выпорхнула сияющая Викки. Девушка, словно бабочка, пролетела над дорожкой и ловко впорхнула в салон магнитора. Бросив на меня быстрый взгляд сияющих глаз, она уверенно включила магнитный активатор.
— Ну, как? — поинтересовался я, изобразив голосом лёгкое волнение.
— Замечательно! Папа будет рад вашей встрече!
Викки быстро развернула машину и въехала в широко распахнувшиеся ворота. Двое дюжих охранников тут же закрыли их за нами. Я заметил, что сегодня охрана вооружена автоматами. Странно. К чему это они готовятся?
Едва мы вышли из магнитора, как я увидел, спускающегося навстречу нам по ступеням лестницы Наоку. Он был в домашнем лёгком костюме из мягкой материи кремового цвета и расстёгнутой на груди сиреневой рубашке. Сейчас он совсем не походил на того грозного и властного Наоку, которого я рисовал в своём воображении. Слегка одутловатое лицо его несло лёгкую печать усталости, но в тёмных колючих глазах затаился дьявольский огонь.
— Пап! Вот это тот самый господин Маро, у которого я разбила машину! — с детской непосредственностью, представила меня Викки.
— Думаю, в следующий раз ты будешь более внимательной! — с лёгким укором сказал Наока, обращаясь к дочери, и доброжелательно улыбнулся мне, протягивая в приветствии руку. — Молодой человек! Надеюсь, вы не пострадали?
Я почувствовал, как его холодный взгляд пронизывает меня до самых костей.
— Нет. К счастью, всё обошлось удачно для нас обоих.
— Сколько я вам должен за вашу машину?
Было видно, что такой пустяк не заставит его долго торговаться. Наока даже потянулся к внутреннему карману своего пиджака, как-будто собираясь достать бумажник и расплатиться со мной тут же, не сходя с места. Я взглянул на Викки.
— Ну! Не стесняйтесь! Назовите вашу цену, — словно подбадривая меня, почти беспечно произнёс Наока. Похоже, он решил, что я намерен выудить из него побольше денег.
— Пожалуй, она стоила так мало, что нет смысла об этом даже говорить, — мягко улыбнулся я.
Наока тоже улыбнулся тонкой, хорошо отрепетированной перед зеркалом улыбкой, но глаза его остались по-прежнему холодными.
— Брен! Идёмте! Я покажу вам свою комнату.
Викки взяла меня под руку, и щёки её покрылись лёгким румянцем.
— Да, идите, — согласился с ней Наока. — Покажи ему весь дом, дочка! Простите, что не могу сделать этого сам, — со всей любезностью обратился он ко мне. — С минуты на минуту ожидаю приезда гостей. Старые друзья всегда требуют особого внимания. Не так ли? Отдыхайте и чувствуйте себя непринуждённо!
Я ответил ему любезной улыбкой и последовал за Викки, которая нетерпеливо тянула меня за руку. Внутри дом выглядел ещё роскошнее и богаче, чем снаружи. Почему-то у меня появилось неприятное ощущение: вся эта роскошь так не вязалась с разрухой и запустением, не редкими даже в центральных кварталах столицы. Стены зала, где мы стояли, были отделаны пластинами кристаллов, отливавших нежными серебристо-розовыми переливами перламутра. Вдоль одной из стен тянулся широкий кожаный диван, плавно изгибавшийся, повторяя очертания помещения. Всю противоположную стену занимало окно, выходившее в сад. Здесь был даже крохотный бассейн с фонтаном и удивительно прозрачной голубой водой. Широкая лестница с витыми перилами вела на второй этаж, отражаясь в огромном, под потолок, зеркале на противоположной стороне зала.
— Никогда не думал, что при новой власти кто-то может позволить себе такое богатство! — искренне изумился я, когда мы стали подниматься наверх по мраморным ступеням.
— Какой вы всё-таки противный! — сморщив носик, пропела Викки. Слово "противный" в её устах прозвучало комплиментом в мой адрес. — Вам так и хочется поддеть меня!
— Вовсе нет. Просто мне давно не приходилось бывать в таких роскошных домах. Руины стали более привычны для моего взора. Многие, приехавшие в столицу, живут в самодельных шатрах на берегу океана или под открытым небом.
— У папы есть какие-то знакомые в новом правительстве... — обронила Викки и тут же сменила тему разговора: — Вы сейчас очень похожи на одного моего знакомого. Он так же хмурит брови, когда ему что-то не нравится.
— Почему вы решили, что мне что-то не нравится? У вас замечательный дом! Вполне достойный такой очаровательной принцессы, как вы.
Викки на секунду потупилась. Сказала с улыбкой:
— У вас на лбу появилась морщинка... Вот здесь... И вы сразу стали старше!
— О! Я очень, очень старый! — с наигранной серьёзностью воскликнул я.
— Вы просто смеетесь надо мной! — возмутилась девушка, понизив голос.
— Вовсе нет... Но я немного теряюсь.
Викки молчала, продолжая пристально смотреть мне в глаза. Я заметил, как туманные волны нежности вдруг поплыли в её зрачках.
— От чего же? — наконец, негромко спросила она.
— Ну... Возможно, оттого, что вокруг так много дорогих предметов. И потом...
— Что потом? — Викки в упор взглянула на меня.
— Нужно обладать очень большим мужеством, чтобы вот так вот смотреть в ваши удивительные глаза.
Девушка ничего не ответила, только взяла меня под руку и повела по галерее верхнего этажа вглубь дома. Я бросил взгляд вниз: сквозь прозрачную стену была видна лужайка перед домом, залитая красным солнцем. Наока всё ещё стоял на ступенях лестницы и отдавал какие-то распоряжения начальнику охраны. Тот вытянулся перед ним, как солдат, и послушно кивал головой.
Интересно, каких гостей ждёт Наока? Судя по всему, сюда сегодня должны приехать все его подельники. Мой улов обещал быть как никогда богатым. Но меня смущала реакция самого Наоки на моё появление в его доме. Почему он так странно повёл себя со мной? Даже не поинтересовался, кто я такой и чем занимаюсь... Довольствовался рассказом дочери?.. Но она знает обо мне не больше него. Не может быть, чтобы такая хитрая лиса, как Наока проявил подобное легкомыслие. Тогда что? Неужели он узнал меня? Я мысленно восстановил в памяти картину его ареста — всё, шаг за шагом. Нет, здесь ошибки быть не могло. Он не видел моего лица ни до, ни после ареста. Голос? Сомнительно. Станет ли он помнить голос какого-то проходимца, с которым дважды разговаривал по визиофону больше месяца назад? Тогда что?..
— Ну что же вы остановились? Вот она, моя комната! — удивлённый возглас Викки заставил меня вернуться к действительности.
Я улыбнулся ей.
— Любопытно посмотреть, как живут принцессы! Что же за этими дверями? Дворец, ещё прекраснее этого?
— Уфф! — Викки сморщила носик, состроила недовольную гримасу и почти силой втолкнула меня в комнату. Решительно закрыла за собой двери. — Вот, смотрите! Как видите, никакого дворца здесь нет! Самая обычная комната. И прекратите называть меня принцессой! Иначе я действительно разозлюсь на вас!
В самом деле, помещение выглядело очень просто. Мягкая мебель из тёмного дерева и махровой обивкой с ярко-бордовыми цветами; пушистый ковёр на полу; несколько картин на стенах; на окнах лёгкие золотистые занавеси. Стены комнаты выдержаны в приятных нежно-розовых и кремовых тонах. Фильтры на окнах опущены, и освещение внутри помещения казалось удивительно мягким и спокойным, почти земным. Очутившись здесь, я почувствовал себя тепло и уютно. Викки прошла на середину комнаты и остановилась, сложив на груди руки и глядя на меня требовательным взором.
— Что же вы встали у дверей? Проходите, смотрите, изучайте!
Жемчужно-розовый свет широкой рекой лился сквозь распахнутые шторы, и девушка казалась юной Афродитой, только что вышедшей из пенной морской пучины.
— Изучать? Ну что ж! Тогда, пожалуй, начну вот с этого.
Я взял с полки у дивана толстый альбом в теснённом кожаном переплёте, будто специально оставленный здесь хозяйкой для меня.
— Насколько я понимаю, здесь вся ваша родословная?
— Да, там есть очень старые голограммы.
Викки взяла у меня альбом и, беззаботно усевшись на диван, раскрыла его, уложив себе на колени.
— Вот эта, например... — Девушка перевернула тонкий полупрозрачный лист поликристалла. — Папа здесь ещё совсем, совсем маленький и такой толстый и смешной! Правда?.. А вот это тоже он, только уже взрослый.
— Кто это с ним обнимается?
Я слегка наклонился к ней, вглядываясь в объёмное изображение.
— Это его друг. Он потом погиб: разбился на гравиплане... Перед самой папиной свадьбой. Представляете, какое горе?
— А ваша мать? Любопытно было бы взглянуть и на неё.
— Вот, — Викки указала на маленькую голограмму на следующем листе. — Это единственная у меня и самая дорогая!
Из глубины плоского кристалла мне приветливо улыбнулась большеглазая девушка с распушенными чёрными волосами, совсем как живая. Слегка раскосые глаза смотрели прямо и открыто, тая в тёмной глубине гордое бесстрашие.
— Красивая женщина, — задумчиво произнёс я. — И вы очень похожи на неё.
Викки смущённо опустила ресницы.
— А почему её не видно в доме? Где она?
— Мама умерла много лет назад... Мне тогда было три года, — слегка нахмурившись, произнесла Викки. — Папа говорит, что она не любила сниматься...
— Простите, я не знал об этом.
— Ничего.
Викки приветливо улыбнулась мне и даже коснулась тёплыми пальцами моей руки.
— А кто вот этот человек, улыбающийся вашему отцу?
Я указал на голограмму, где была запечатлена группа людей, скорее всего на каком-то торжественном приёме, среди которых я увидел Наоку рядом с Хо. Я без труда узнал того, несмотря на его моложавость и отсутствие бороды.
— Это? — Викки взяла у меня альбом и долго всматривалась в изображение. Затем покачала головой: — Нет, этого человека я не знаю. Я с ним не знакома.
Девушка беспомощно посмотрела на меня. Бедная девочка! Ясно, что в этом доме постарались, чтобы ты никогда ничего не узнала о своём настоящем прошлом.
— Вы любите своего отца, Викки?
Я посмотрел ей в глаза.
— Почему вы спрашиваете об этом? — удивилась девушка.
— Видимо, он всегда заботился о вас? Оберегал от всяческих невзгод? Баловал?
— Вам опять хочется задеть меня, Брен? — на этот раз Викки пристально посмотрела мне в глаза. — Но вы напрасно стараетесь. Я не обижусь, так и знайте! — Зрачки у неё стали медленно расширяться.
— Да? Почему же?
— Потому что...
Викки оборвала себя на полуслове. Резко поднялась с дивана и подошла к окну, выходившему в сад. Остановилась, задумчиво глядя на деревья внизу. Я приблизился к ней, бесшумно ступая по мягкому ковру. Осторожно обнял её сзади за плечи. Викки вздрогнула, быстро повернула ко мне лицо. Взглянула широко раскрытыми, растерянными глазами.
— У вас красивый сад, — заметил я, глядя в окно.
— Сад? — медленно она начала возвращаться к реальности. — Да, пожалуй... Я люблю гулять в нём, когда тревожно на душе.
— И когда не хочется думать о смерти? — понимающе кивнул я.
Девушка бросила на меня быстрый взгляд. Раскрытые губы её слегка вздрагивали, как будто лепестки розы на утреннем ветерке.
— Пойдёмте в сад? — негромко предложила она, судорожно глотая воздух, и решительно направилась к двери.
Я задержал её руку.
— Я обидел вас, Викки?
— Нет, что вы? Просто здесь очень душно... Идёмте?
Помедлив, я последовал за ней. Спускаясь по лестнице, Викки снова взяла меня под руку. Внизу, в холле, слышались чьи-то громкие голоса и смех. Один из голосов показался мне удивительно знакомым, но я не успел сообразить почему — мы вышли в поле зрения Наоки и его гостей. Их было пятеро. Они стояли около бассейна и при нашем появлении дружно смолкли. Пока мы спускались по лестнице, я успел их хорошенько рассмотреть. Двое не представляли для меня никакого интереса. Первый — низкорослый толстяк с опухшим лицом и совершенно лысым черепом, длинными, доходившими до колен, руками, делавшими его похожим на неуклюжую обезьяну. Второй, как бы в противовес ему, был худощав и высок, с рыбьими глазами и птичьим носом, таким острым, что он, наверное, мог бы без труда проткнуть им череп толстяку.
