На губах Хо появилась лёгкая улыбка.
— В непроглядной тьме даже самый слабый свет освещает дорогу.
Он замолчал. Молчал и я, погрузившись в созерцание белоснежных контуров северной столицы Гивеи, всё отчетливее вырисовывавшихся в лучах восходящего солнца. К ней лежал сейчас наш путь, там я надеялся найти успокоение своей мятущейся душе, переполненной негодованием и жаждой справедливости. Мысль покарать Ена Шао за его предательство и вероломство не покидала меня с момента моего "второго рождения", когда заботливые руки Хо вернули меня из-за черты безвременья. Нет, я вовсе не желал смерти Ена. Я хотел справедливого суда для него, хотя в глубине души и понимал, что подобный суд вряд ли возможен здесь и сейчас. Ведь если люди, поставленные революцией защищать интересы народа, оказываются предателями и пособниками бандитов, то чем они сами отличаются от бандитов? А их вожди, приведшие свой народ к краю пропасти?
Но в моих руках была запись всего происходившего на вилле Наоки в тот роковой для нас с Юли день, сделанная Хо остававшимся на свободе. Эта запись была неопровержимым доказательством измены Ена Шао своему долгу и его тесной связи с преступным миром Гивеи. Я всё ещё надеялся, что попав в руки высокого начальства ОЗАР, эта запись положит конец дальнейшей карьере Ена Шао. Ведь изменников и предателей не жаловали во все времена и у всех народов. Конечно же, моя затея была сопряжена с большим риском. Но рядом со мной был мой верный товарищ, готовый в минуту опасности прийти мне на выручку, а в сердце моём пылала неугасающая любовь к Юли. Она придавала мне сил и уверенности.
Я взглянул на Хо.
— Пора! — кивнул тот.
Мы посадили гравиплан в сорока километрах от столицы, прямо в раскалённой степи, где ветер гнал тучи пыли и волны иссушающего жара. Переодевшись в форму офицера-конвойного, оставшуюся ещё со времени нашего нападения на лагерь смерти, я помог Хо выкатить из грузового отсека магнитор и закрыл за собой люк. Мой план был прост и уже однажды испытан на деле. Хо станет исполнять роль арестованного заговорщика, а я буду изображать из себя конвоира, которому приказано доставить бунтовщика в Главное Управление ОЗАР столицы. Единственное, что беспокоило меня — удастся ли нам беспрепятственно миновать многочисленные посты охраны на подступах к городу и уйти от патрулей, не вызвав ни у кого подозрения. Но, пройдя первый кордон, я понял, что моя тревога была напрасной. У заградительной баррикады, сооруженной из груды металлических балок и каменных блоков, грозно высилась стальная громада боевой машины, молчаливо и тупо уставив перед собой раструбы двух излучателей. Броневик преграждал дорогу множеству повозок и машин, тех, что ехали в столицу со всех концов планеты. Подобную картину можно было увидеть на всех дорогах, ведших в Шаолинсеу.
Уже ничему не удивляясь, я смело и решительно подъехал прямо к узкому проходу в баррикаде, где несколько солдат в странной синей форме томились от жары на гусеницах броневика.
— Сержант! Мне необходимо срочно проехать в столицу! — вылезая из машины, окликнул я старшего из них, козыряя ему на ходу, и небрежно показывая своё удостоверение сотрудника ОЗАР.
— Для проезда в столицу нужно особое разрешение... — взглянув в мои документы, неуверенно возразил сержант и покосился на мои офицерские нашивки.
— Какого чёрта? — огрызнулся я, заглядывая в его прищуренные глаза. — По-вашему, я ехал сюда сотню миль, чтобы услышать, что мне нужна какая-то особая бумажка?
Сержант безразлично и устало пожал плечами.
— Вы хотя бы понимаете, насколько важно доставить этого человека в Главное Управление ОЗАР? — кивнул я в сторону магнитора, где понуро сидел Хо.
Сержант недоверчиво посмотрел через моё плечо на старика. Неуверенно произнёс:
— Но лейтенант, у нас приказ...
— А вы думаете, что я притащился сюда по своей собственной воле? У меня тоже есть приказ защищать революцию от её врагов и изменников!
— Конечно... — промямлил сержант, виновато опуская голову под моим холодным взглядом.
— Ладно, — примирительно сказал я. — Свяжитесь со своим начальством и сообщите обо мне. Я не хочу, чтобы вам влетело из-за меня.
Сержант растерянно оглянулся назад и снова попытался вытянуться по стойке "смирно".
— Виноват! Связаться нельзя. Нет связи со штабом... Уже третий день.
— Прекрасно! И что же теперь прикажите делать мне? Торчать здесь неизвестно сколько, пока не восстановят связь? Где находится ваш штаб?
— В пяти кварталах отсюда, к югу, — охотно сообщил сержант, явно обрадованный возможностью избавиться от меня. — Нужно ехать в этом направлении...
Он указал дорогу, облизывая пересохшие губы. Крупные капли пота катились по его лбу, разъедая глаза, но он не решался отереть лицо.
— Хорошо. Я сам поеду в штаб и получу это ваше разрешение! — решительно заявил я, исподволь наблюдая за его реакцией. Но сержант, судя по всему, и не собирался возражать мне.
Вернувшись к магнитору, я быстро сел за управление и резко взяв с места, промчался под услужливо поднятый шлагбаум. На экране заднего обзора было видно, как сержант из охраны облегчённо отирает рукавом вспотевшее лицо, провожая меня долгим взглядом. Сделав для видимости небольшой крюк в указанном направлении и миновав несколько полуразрушенных кварталов, я, наконец, выехал на пустынный проспект Цы-Син, выходивший прямиком к центру города. Позади остались мрачные развалины приземистых одноэтажных домиков на узких улочках, заваленных битым камнем, искорёженным железом и всевозможным мусором. Здесь же, на проспекте, уцелевшие дома, сложенные из ноздреватого белого камня, одиноко возвышались вдоль дороги, кое-где обнесённые изгородями из корявых колючих кустов. Чёрные свечи обугленных деревьев, когда-то стоявших в тенистых аллеях, вздымали в пышущее жаром небо сотни кривых ветвей, словно прося о помощи. Неослабевающий ветер гнал вдоль улиц сорванные с домов лозунги. Голубые ленты их застревали в ветвях мёртвых деревьев и судорожно змеились на ветру. Нигде не было видно ни одной живой души.
Я посмотрел на Хо. Он сидел, молча, печально взирая на арочные окна домов, черневшие непроглядной темнотой. Когда-то за этими окнами цвела жизнь, слышались голоса и смех детей, было чьё-то счастье и печаль... Сейчас же они были безжизненно пусты.
Седые брови Хо с каждой минутой хмурились всё больше.
— Печальное зрелище, — наконец, тихо произнёс он. — Я помню время, когда этот город был красивейшим на планете. Здесь прошла моя молодость... И что я вижу теперь? — Он посмотрел на меня, и в глазах его застыла горечь.
— Вы слишком много времени провели в своём затворничестве, — сказал я. — Мир сильно изменился со времени вашей молодости.
— Да, верно, — вздохнул Хо. — И не в лучшую сторону! Почти вся планета лежит в руинах, как одно большое пепелище... Города сожжены и покинуты, люди ввергнуты в нищету ещё большую, чем когда-либо при прежних режимах. И ради чего всё это было? Ради каких великих идеалов нужно было уничтожать всё, что создавалось кропотливым трудом множества поколений, на протяжении сотен веков? Кому всё это было нужно? Чья бездумная рука направляла всё это безумство?
— Вот им! — сказал я, указывая вперёд, где посередине проспекта высился громадный постамент, на котором рука об руку шествовали трое революционных вождей.
Хо взглянул в указанном направлении.
Кровавый отлив высоко стоявшего солнца, полыхал в отшлифованной черноте металла, подчёркивая грозную непреклонность литых фигур. Голубые ленты лозунгов беспомощно трепались у огромных ног вождей, а ниже, прямо на белом камне пьедестала, какой-то отчаянный смельчак начертал чёрной краской слово: "Палачи!"
— Вы же сами сравнивали эту революцию с испепеляющей лавой, — снова заговорил я, видя как Хо нахмурился ещё больше. — И вы были тысячу раз правы! Мы на Земле не представляли себе, что всё может так обернуться для народа Гивеи. Слишком огромные расстояния — пространственные и временные — разделяют нас. Слишком по-разному мы смотрим на мир и на своё место в нём. Я и сам, находясь здесь, до последней минуты был уверен, что всё произошедшее и происходящее на Гивее делается ради блага людей. Считал, что мой долг всемерно помогать революционным преобразованиям на этой планете... Только теперь я понял, как глубоко заблуждался в своих взглядах. Мне нужно было гораздо раньше рассмотреть за показными лозунгами и речами, страшное лицо этой революции...
— Вы, на Земле как большие дети, — грустно усмехнулся Хо, выслушав меня. — Вы живёте в своём счастливом и светлом обществе, считая, что мир вокруг должен быть таким же прекрасным и добрым. Вы ожидаете честности и благородства от других людей, потому что сами честны и благородны. Но другие миры совсем не такие, как ваш мир.
Хо был прав, и я не нашёлся, что ему ответить. Через полчаса, удачно миновав ещё два поста охраны, мы, наконец, выехали на центральный проспект Свободы, где царило некоторое оживление. Правда, прежних митингов и манифестаций с зажигательными речами фанатичных ораторов, призывавших своих слушателей к единению вокруг вождя Чой Чо Рена, уже не было, но понурые очереди у продовольственных ларьков стали ещё длиннее и безысходнее. Я медленно проезжал мимо них, ощущая на себе затравленные людские взгляды, со страхом взиравшие на мою форму. Сердце ныло в груди от тревоги и тоски, от сознания того, что я ничем не могу помочь этим людям. С каждой минутой я всё больше ощущал себя чужим в этом мире. А сколько ещё таких же землян, как и я откликнувшихся на страстный призыв Трудового Братства помочь молодому гивейскому государству, затерялось на просторах этой планеты? Теперь, после всего случившегося здесь, у нас не было между собой никакой связи, и о судьбах друг друга мы могли только догадываться. Может быть, многие уже канули в неизвестность, пав от рук палачей карательных отрядов ОЗАР, шнырявших по планете в поисках "врагов революции"? Ведь мы, земляне, сейчас представляли для властей особую опасность, потому что могли заразить гивейский народ неповиновением и свободомыслием, могли повести гивейцев против своих вождей.
Главное Управление ОЗАР северной столицы располагалось в здании, где когда-то размещалась секретная служба Сообщества. Массивное мрачное сооружение из серого камня затерялось в глубине жилых полуразрушенных кварталов, обнесённое высокой оградой из витых металлических прутьев, за которой оказался чудом уцелевший чахлый сад из корявых пыльных деревьев. С обеих сторон широкой лестницы, ведшей к главному входу, стояли молчаливыми стражами изваяния оскалившихся мифических чудовищ. Когда-то они символизировали мощь и силу всепланетного гивейского государства. Ныне же в разинутые пасти грозных драконов были вдеты голубые полотнища, изрекавшие мудрость народного вождя Чой Чо Рена: "Революция должна безжалостно уничтожать экстремистов и других наших врагов". Двор и сад перед зданием ОЗАР были забиты арестантскими фургонами и карателями из истребительных отрядов. Тут же, ожидая своей участи, на палящем солнце томились несколько сот людей из самых разных слоев гивейского общества. Время от времени кого-нибудь из них уводили внутрь здания, откуда они уже не возвращались. Иногда группы арестованных из трех-пяти человек увозили со двора в зарешеченных фургонах в неизвестном направлении, и насчёт их дальнейшей судьбы у меня не было никаких сомнений.
Поручив присмотр за магнитором заросшему щетиной лысому сержанту-карателю, я повёл скованного наручниками Хо к главному входу, внимательно осматриваясь вокруг. Мрачный, плохо освещённый холл первого этажа так же, как и двор перед зданием, был забит людьми в форме ОЗАР, солдатами в синих мундирах и карателями, одетыми в коричневую униформу. Последние томились в ожидании приказов начальства, расположившись вдоль стен и у грязных запылённых окон, громко смеясь, ругаясь и смачно сплёвывая прямо на каменный пол, который давно потерял свой первоначальный блеск и чистоту. Со стороны все это скопище вооруженных людей напоминало банду отъявленных убийц и головорезов, и совсем не походило на защитников революционной законности. Несколько лестниц, расположенных с трёх сторон холла, вели на верхние этажи здания. По ним так же беспрестанно сновали вверх-вниз сотрудники в форме ОЗАР, конвойные и вечно спешащие рассыльные.
Оглядевшись по сторонам, я уверенно подошёл к дежурному, приютившемуся на небольшом круглом "пятачке" справа от входа.
— Добрый день! Лейтенант регионального отдела ОЗАР города Шэнь-Цян, Вэл Сбаро! — представился я, козырнув ему.
— Чем могу быть полезен, лейтенант? — поинтересовался он, ответив на моё приветствие.
— Где я могу видеть капитана Ена Шао?
— У вас к нему дело? — осведомился дежурный, внимательно осмотрев меня и стоявшего за моей спиной Хо.
— Да. Я имею приказ доставить этого арестованного лично на допрос к товарищу Шао. Это касается дела о заговоре, которое он вёл, будучи ещё начальником местного отдела ОЗАР. Мы все очень сожалеем, что товарищ Шао покинул нас, — добавил я, напуская на себя лёгкую грусть, но тут же бодро отчеканил: — Но мы рады его повышению и переводу в столицу. Это очень достойный человек.
Моя осведомленность произвела на дежурного должное впечатление, и всё же он предложил:
— Одну минуту. Я вызову конвой.
Я и глазом не моргнул.
— Это излишне. У меня приказ лично доставить арестованного на допрос. К тому же, — доверительно сообщил я, — мне хотелось бы самому повидаться с товарищем Шао и поболтать о наших прежних делах. Какой у него кабинет?
— Комната двести тридцать шесть, — сообщил дежурный, заглянув в какой-то список у себя на столе.
— Да, вот ещё что, — спохватился я, доставая из внутреннего кармана кителя пакет с мемонограммой. — Вот это мне поручено передать лично генералу Бао. Надеюсь, вы сделаете мне одолжение? Думаю, генерал по достоинству оценит ваши старания, сержант.
— Конечно, лейтенант! — Дежурный с лёгким трепетом принял у меня пакет и осторожно убрал его в стол. — Не сомневайтесь, я лично передам его генералу с остальной почтой.
— Замечательно, — улыбнулся я. — Приятно было с вами познакомиться, сержант!
Я ещё раз козырнул ему и грубо пихнул в спину Хо.
— Пошли!
— Что ты задумал? — негромко спросил у меня старик, когда мы уже поднимались по лестнице на третий этаж, к кабинету Ена.
— Ничего особенного. Хочу напоследок повидаться со своим старым знакомым... Ну, двигайся живее, сволочь! — Я снова сильно толкнул Хо в спину, козыряя идущим навстречу офицерам ОЗАР. Как только они прошли мимо нас, я быстро расстегнул наручники на руках Хо.
— Я бы не стал этого делать, Максим! — предостерёг он меня. — Мы и так неоправданно рискуем своими жизнями. Ты представляешь, что будет, если тебя здесь кто-нибудь узнает?
— Успокойтесь, Хо. Доверьтесь моей счастливой звезде! Пока всё идёт, как нельзя лучше.
Суматоха, царившая в здании, придала мне уверенности в успехе задуманного. Никому вокруг не было до нас никакого дела. В воздухе стоял монотонный гул голосов и тяжёлый запах немытых тел, табачного дыма и пыли. Миновав с десяток тесных, плохо проветриваемых и освещённых коридоров, и отсчитав не одну сотню ступеней по крутым лестницам (лифты в здании не работали), мы поднялись на нужный этаж. Я почувствовал, как лёгкое волнение охватило меня, как учащёно бьётся сердце в моей груди. Внимательно всматриваясь в лица идущих навстречу людей, я опасался только одного — увидеть среди них Ена. Встреча с ним где-нибудь в коридоре означала бы провал всего моего замысла, построенного на неожиданности нашего появления здесь. Но удача, в который уже раз, не оставила меня. Дойдя до дверей комнаты двести тридцать шесть и не встретив никаких препятствий, я остановился на минуту и прислушался. За дверью было тихо.
