По моим наблюдениям, на вершине этой преступной пирамиды стоял кто-то очень влиятельный и умный, наживавшийся на горе простых людей. Он ещё ни разу не попадал в поле зрения ОЗАР, и это было для меня удивительно. Ударные операции народной службы безопасности были малоэффективными. Все они были направлены против курьеров, мелких перекупщиков и распространителей, но главари преступных банд, заправлявшие наркоторговлей, оставались недосягаемыми для народной власти.
Я не был сторонником подобных сомнительных мер борьбы с преступностью. Но, будучи воспитан на земных законах о справедливости, твёрдо знал — преступность нужно искоренять систематически и действенно, а не ради какой-то отчётности перед вышестоящим начальством. Поэтому пользуясь своим особым положением здесь, я старался действовать самостоятельно и по своему усмотрению. Тем более, что Ен Шао был занять в основном расследованием всякого рода "заговоров", а это меня совершенно не интересовало — я прекрасно понимал, что это борьба с "ветряными мельницами". Не ради этого я улетал так далеко от Земли. Мне нужно было настоящее дело, которое принесёт пользу гивейскому народу. Только так я мог почувствовать себя нужным ему, только так моё присутствие здесь было необходимым и оправдывало душевные терзания моей любимой, отважно последовавшей за мной.
Кропотливо изучая старые уголовные архивы, я совершенно неожиданно для себя наткнулся на дело некоего известного в прошлом преступника. Может быть, и не стоило уделять ему столько внимания теперь, если бы ни одно обстоятельство, весьма заинтересовавшее меня. Напуганный угрозой смертной казни, этот самый уголовник во время следствия рассказал обо всех, с кем когда-либо работал, тем самым выдав всю сеть тайной поставки наркотиков с Южного материка. Так же он назвал имена курьеров и поставщиков, причастных к этому. В том числе, упомянул он и имя одного очень влиятельного тогда промышленника, который якобы был напрямую причастен к распространению наркотиков, руководя всем этим подпольным бизнесом. В прежние времена этот громкий судебный процесс имел широкий общественный резонанс, но арестовать главного подозреваемого тогда так и не удалось, потому что единственный свидетель обвинения таинственным образом умер в своей камере в тюрьме, не дождавшись своего приговора. Дело было отправлено в архив, а затем и вовсе забыто. Имя того самого очень влиятельного человека — Тохеро Наока...
Где-то я уже слышал это имя? Быстро пробежав взглядом по оперативным сводкам последних двух недель, я без труда нашёл то, что искал — вот оно! Снова сообщение о скупке наркотиков в южных провинциях и о продаже их в притонах северной столицы. И снова один из задержанных курьеров на допросе упоминает имя некоего Наоки.
Не тот ли это Наока, который благополучно ускользнул от закона много лет назад? Из разговора своих хозяев курьер понял, что Наока является важной фигурой в их тайном бизнесе. Странно только, почему никто из следователей ОЗАР не обратил на эту немаловажную деталь никакого внимания. Все снова ограничились арестом мелких перекупщиков и гонцов.
Я посмотрел в конец сводки, чтобы увидеть имя того, кто вёл это дело, и с удивлением обнаружил там резолюцию Ена Шао. Ну, уж он-то должен был заинтересоваться данным фактом! Неужели Ен не знаком с архивными делами тридцатилетней давности? Это странное обстоятельство ещё больше подогрело мой интерес к человеку по имени Наока, и я решил лично заняться выяснением всех подробностей этого незавершённого дела, интуитивно чувствуя, что ухватился за нужную ниточку.
Но кто такой этот Наока? Перерыв архивы, и просмотрев все имевшиеся в ОЗАР материалы, я, наконец, составил для себя определённое представление об этом человеке.
Сразу же после революции Тохеро Наока попал в поле зрения ОЗАР, как и все люди его круга, считавшиеся тогда врагами народной власти. Но в отличие от многих репрессированных или казненных, Наоке каким-то образом удалось избежать подобной участи. В его деле имелась короткая запись: "Данные о враждебной революции деятельности не подтверждены имеющимися у следствия фактами". Дело очередного "врага революции" было закрыто за отсутствием доказательной базы, и Наока тут же растворился в неизвестности.
Сведений о его дальнейшей жизни мне нигде не удалось обнаружить. Лишь по отдельным разрозненным фактам я постепенно пришёл к выводу, что Наока вовсе не исчез бесследно, как это могло показаться. Скорее всего, он несколько лет скрывался на Южном материке, а сейчас снова является важной фигурой в преступном мире. Возможно, даже центральной фигурой всего подпольного бизнеса южной столицы Линь-Шуй.
Для меня оставалось непонятным лишь одно: почему столь очевидные факты до сих пор не привлекли внимание никого из работников ОЗАР? Даже Ен не придал им никакого значения, хотя через его руки проходят все оперативные сводки. Хотя он, по его же словам, занят другими проблемами, чем какие-то недоказанные свидетельства и мои необоснованные догадки.
В общем, вопросов в этом деле у меня было гораздо больше, чем ответов на них. Не полагаясь больше на помощь своего нового начальника, который последние месяцы был полностью поглощён выявлением "скрытых врагов революции", я решил действовать на собственный страх и риск. Я решил, во что бы то ни стало, арестовать этого самого Наоку и передать его в руки закона. Я был уверен, что доказать вину Наоки при желании будет совсем не сложно. Обдумав план своих действий по поимке Наоки, я отыскал в старых архивах сыскной полиции его прежний адрес и визиофонный код. Как оказалось, Наока часто наведывался в северную столицу и имел здесь в своё время неплохой бизнес. Я надеялся, что обнаруженные мною контакты помогут мне выманить Наоку из подполья и расквитаться с этим неуловимым преступником — окончательно и бесповоротно. Почему-то я был уверен, что Наока сейчас находится именно в Шаолинсеу, ведь в северную столицу стремились попасть гивейцы со всех уголков планеты в поисках лучшей жизни.
Стоя пред зеркалом, я несколько минут изучал в нём своё отражение, стараясь придать лицу бесстрастно-холодное выражение, но в глазах продолжал светиться какой-то дьявольский огонёк. Прислушиваясь к ощущениям внутри себя, я защёлкнул замки защитного антиинерционного жилета и пристегнул к нему потайную кобуру. Поверх надел свободную куртку спортивного кроя, в каких здесь обычно ходила молодёжь. Взяв со стола пистолет, я вставил в него обойму с электрошоковыми пулями, а запасную, с боевыми патронами положил в карман куртки. Вложил пистолет в кобуру и почувствовал ощутимую тяжесть на левом боку. Снова внимательно осмотрел себя в зеркале: типичный молодой человек из средних классов, не очень сильно обиженных революцией, и сумевших неплохо приспособиться к новым условиям постреволюционной жизни. Таких в обеих столицах встречается довольно много... Да, но здесь-то не столица!
Из кухни вышла Юли, неся поднос со стаканом горячего молока, хлебом и тушёным мясом с овощами. Непривычные запахи заполнили комнату. Откуда взялись все эти продукты? Неужели она ходила в "распределитель"?
Будто угадав мои мысли, Юли тихо и растерянно произнесла:
— Я не ходила. Честное слово! Это рассыльный ОЗАР принёс. Я отказывалась, но он оставил всё перед дверью и ушёл. Не бежать же за ним было?
Она виновато опустила глаза. Ну, конечно же, это Ен "подкармливает" нас! Он знает, что я не хожу в "распределитель" и считает это неразумным поведением.
Юли снова посмотрела на меня.
— Ты уходишь?
Я попробовал уловить интонацию её голоса, но она ускользнула от меня.
— Да. Нужно ненадолго съездить в столицу.
Я постарался придать голосу безразличие, как будто речь шла о каком-то пустяке, но это не обмануло Юли.
— Можно я поеду с тобой?
— Будет лучше, если ты останешься здесь, малыш.
Она посмотрела на меня недоверчиво и с опаской.
— Если ты так говоришь, значит, это может быть опасно... Это очень опасно, Максим?
На слове "очень" она сделала особое ударение. Я взглянул ей в глаза и понял, что обманывать её бесполезно. Нежно обнял любимую за плечи.
— Всё будет зависеть от меня самого. Но если я не вернусь к утру, ты должна обязательно сообщить об этом Ену. И назови ему имя — Наока. Запомнила? Но это только если я не вернусь к утру! Хорошо? Ну вот. Ты же у меня умница!
Она кивнула. Печально вздохнула, уткнувшись лицом мне в грудь.
* * *
Дорога в столицу тянулась через раскалённую степь. Пропылённые деревья, подобно изнуренным путникам, одиноко горбились у обочины. Пронзительно синее небо у горизонта казалось палевым и колыхалось там, в мареве горячих испарений. Горькая пыльная сушь проникала в салон магнитора через открытые окна, оставляя в горле ощущение противного колючего комка. Чтобы хоть как-то избавиться от него, пришлось включить принудительную вентиляцию. Терморегуляторная система магнитора работала со сбоями, но это была лучшая машина, которую мне удалось раздобыть в местном отделе ОЗАР.
Вскоре, узкая, словно лезвие бритвы, линия горизонта изогнулась плавной дугой, и в волнах горячего воздуха, подобно миражу, заплескались белые очертания Шаолинсеу. Отсюда, с дороги, он, в самом деле, походил на сказочную птицу, выгнувшую грудь навстречу океану.
Длинный, на несколько километров, ряд разбитых допотопных машин, шатких повозок, запряжённых вьючными животными, и просто пеших людей, тащивших на себе свой скромный скарб, занимал всё полотно главной дороги. Эта нескончаемая вереница изнурённо двигалась в сторону городского миража вдали. Изможденные жарой и усталостью животные громко ревели, отупело озираясь на грохочущие машины. Казалось, они из последних сил тащат свои тяжёлые ноши и вот-вот упадут замертво тут же, на дороге. Люди обречённо брели вслед за ними, обливаясь потом на палящем солнце. Запылённые старенькие облезлые машины пыхтели и скрежетали железом, как будто от усталости, совсем как живые. Вся эта нескончаемая процессия останавливалась у контрольно-пропускного пункта, где несколько солдат в форме народно-революционной армии томились на жаре, тоскливо поглядывая на скопище беженцев на дороге. Здесь же, преграждая путь переселенцам, стояли две тупомордые бронемашины, щерясь амбразурами для пулемётов.
Я пристроился в общий ряд и выключил магнитный активатор — магнитор плавно опустился на грунт, подняв небольшое облачко пыли. У обочины, по обеим сторонам дороги, прямо в степи расположилось множество шатров и каких-то шатких построек, сложенных из листов пластика, кусков железа и грубой материи.
Я взглянул на юг, в сторону океана, и увидел, что этот стихийный лагерь тянется до самого побережья.
— Люди едут в столицу в поисках лучшей жизни, — донёсся до меня чей-то хрипловатый голос.
Обернувшись, я увидел раскрасневшееся лицо пожилого мужчины, сидевшего в потрёпанном временем и ветрами магниторе. Он остановился справа от меня на обочине. Маленькие желтоватые глазки мужчины смотрели на меня с любопытством. Он отёр со лба обильно струящийся пот и заговорил снова, особо не заботясь тем, слушаю ли я его:
— Да, да, почти со всей планеты едут сюда! Даже в южной столице живётся не так хорошо, как в Шаолинсеу... Относительно хорошо, конечно... Если вообще можно говорить о чём-то хорошем в наше время.
Мужчина не без зависти осмотрел мой магнитор. Сказал:
— Вы посмотрите, на чём приехали сюда эти люди! Такая машина, как у вас, теперь большая редкость. А кто в этом виноват, я вас спрашиваю?
Я взглянул на него, затем кинул взгляд на начало бесконечной вереницы машин, повозок и людей. Заметив этот взгляд, мой неожиданный попутчик досадливо проворчал:
— Это надолго... Если нет специального разрешения, можно простоять здесь несколько дней. А тех, кто приехал из южных провинций, вообще не пускают в северную столицу. Видите вон там? — Мужчина указал в сторону побережья, где расположился стихийный лагерь. — Эти люди приехали сюда несколько месяцев назад и уже успели обжиться в этой степи... И как они могут так жить? — Он снова сокрушённо покачал головой и с любопытством взглянул на меня.
— Извините, а вы в столицу по делу, или тоже с Южного материка?
— Нет. Из Шэнь-Цян, по делу, — неохотно бросил в ответ я. Жара не располагала к задушевному разговору.
— Понятно. — Мужчина кивнул и, видимо, поняв, что я не склонен к дальнейшей беседе, вылез из своего магнитора.
Взглянув ещё раз на начало унылой очереди, я включил магнитный активатор. Магнитор плавно двинулся с места. Минуту спустя я был уже у контрольно-пропускного пункта. Заметив мой смелый манёвр, один из солдат, наверное, старший, поспешно выступил вперёд, делая энергичный жест рукой, требуя, чтобы я остановился. Двое других неохотно поднялись вслед за ним. Я слегка пригасил инерционный магнитный поток, притормаживая перед ними. Сержант, помедлив, заглянул в салон и лениво потребовал у меня документы. Я протянул ему свою карточку. Он долго, без выражения, изучал кусочек фиолетовой пластмассы с золотыми иероглифами. Суровое, скорее от усталости и жары, нежели по характеру, лицо его болезненно подергивалось; крупные капли пота медленно катились по лбу и щекам, стекая за воротник выгоревшей, распахнутой на груди форменной рубахи. Наконец, он вернул мне удостоверение, на мгновение остановил на мне недоверчивый взгляд и неохотно распорядился открыть дорогу.
Вереница людей, приехавших в столицу в поисках счастья, скопление кургузых повозок и оглушительно рычащих машин медленно удалялись на экране заднего обзора. Наконец, они совсем исчезли из виду. Лишь в левом нижнем углу экрана ещё мелькали пёстрые шатры беженцев с Южного материка, но и они вскоре перестали быть видны в затмившем их радужном блеске океана. Медленные тяжёлые волны его, густо-аметистового цвета, катились с востока, омывая белые парапеты набережных, некогда величественной, столицы. Грандиозные шесть белоснежных пирамид — бывшие правительственные здания на проспекте Свободы, видимые даже отсюда — медленно и неуклонно надвигались на меня, заслоняя собой горизонт. Где-то там, в центре города, когда-то кипела совсем иная жизнь: многочисленные бары, отели, рестораны, представительства различных фирм и учреждений — символы процветания и могущества прежнего режима — занимали целые кварталы Шаолинсеу. Теперь всё это лежало в руинах, оставшихся после революционных боёв. Огромный "муравейник" вдруг разворошили, разбросали и уничтожили всё, что усердные "муравьи" кропотливо собирали и складывали столетиями в остов великого здания всепланетного "Сообщества равных". Лишь только эти огромные дома-пирамиды, сложенные из белого песчаника, остались памятью о прошлом, на которую с неотвратимой безысходностью надвигалось мрачное настоящее. Устоят ли они перед ним, как устояли под натиском времени египетские пирамиды, оставленные нам в наследство нашими далёкими предками, жившими на Земле десятки тысяч лет до нас? Никто здесь не знал ответа на этот вопрос.
Я медленно ехал по безлюдным улочкам восточной окраины города, боясь случайно задавить худых одичавших собак, целыми стаями шнырявших по тёмным подворотням в поисках хоть какой-то пищи и человеческой заботы. Вывески наглухо заколоченных магазинов были завешаны синими полотнищами, на которых белой краской была начертана замысловатая вязь лозунгов типа: "Время великого отказа закончится великим благоденствием", или "Трудности и лишения сегодня — тернистый путь в свободное завтра". Ещё были здесь и такие: "Сердце и воля народа — наш великий и мудрый вождь Чой Чо Рен!", или же: "Мы верим Чой Чо Рену, потому что он наш великий и мудрый вождь!".
