— Да. Тогда я никак не мог понять, что же происходит. Мне даже показалось, что необходимость в людях, подобных нам, отпала вовсе.
Юлий Торрена печально усмехнулся в ответ на мои слова.
— Видимо, я сильно ошибался на этот счёт?
— Ошибался, — согласно кивнул Торрена. — Никто тогда не собирался распускать Охранные Системы Общества. Просто возникли задачи, решение которых потребовало задействовать большую часть наших ресурсов, и задействовать за пределами Трудового Братства, но во благо Земле.
— Революция на Гивее? — догадался я. — Да, я давно подозревал, что мы, так или иначе причастны к происходящему здесь. Значит, я был прав в своих догадках?
— Прав, — подтвердил Тадеуш Сабуро. — Тогда нам поручили особое задание, которое потребовало от каждого из нас согласия покинуть надолго Землю с риском никогда не вернуться домой.
— И что же это было за задание? — мрачно спросил я.
— Это была масштабная операция, разработанная Советом ОСО и нашими учеными-генетиками из ПОТИ ещё пятьдесят лет назад, — начал свой рассказ Артур Порта. — Суть её состояла в том, чтобы воздействовать на один из генов человека, который регулирует выработку гормона дофамина. Вызвав мутацию этого гена, нам удалось добиться его специфичной вариации, которая влияла на политические и мировоззренческие предпочтения человека. Как оказалось, особенно ярко это проявлялось на женщинах.
Я смотрел на него, и не мог поверить своим ушам.
— Получив необходимые препараты, Совет организовал их доставку в Сообщество, где наши люди тайно распыляли их в общественных местах, — спокойно продолжил Юлий Торрена. — Как ты сам понимаешь, спустя некоторое время это дало желаемые результаты, которые и послужили катализатором революции на Гивее — восстанию народа против правящего режима... Хотя само восстание тоже не было спонтанным, — добавил он.
— Но что-то пошло не так, — вмешался Тадеуш Сабуро. — Неосторожные манипуляции с генами — опасная вещь. А тогда всё делалось поспешно. Со стороны Сообщества исходила реальная угроза развязывания военного конфликта, в котором могли пострадать тысячи, миллионы наших людей! Вот почему Совет был склонен к принятию плохо продуманных решений, ведь ситуация большинству казалась безвыходной.
— Почему казалась? — удивился и нахмурился Юлий Торрена. — Она и была такой! Мы стояли на грани большой войны, не имея возможности защитить Трудовое Братство доступными нам средствами. Любой, на ком лежит ответственность за миллиарды жизней, может ошибиться, поддавшись минутной слабости в стрессовой ситуации... Не подумай, что я кого-то оправдываю, — предупредил он, взглянув на меня. — Вот твой отец был всегда против подобных решений, за что, можно сказать, и пострадал.
— Что вы имеете в виду? — насторожился я, окончательно запутавшись в своих чувствах.
— Я говорю о его отправке на Терру, — пояснил Юлий. — Хотя, я, наверное, неправильно выразился. Ты не пугайся... В действительности, это назначение было не наказанием для твоего отца... Скорее желанием уберечь его от него самого.
Я быстро взглянул на говорившего. Спросил:
— А что случилось здесь, на Гивее?
Торрена усмехнулся одними кончиками губ, даже не пытаясь скрыть печаль в глазах.
— Прошло время и родилось новое поколение от матерей с теми самыми изменёнными генами... Эти люди изменились, но изменились не в лучшую сторону. Мне думается, именно они причастны к происходящим здесь сегодня бедствиям!
— Мы сами, своими руками открыли запретный "ящик Пандоры", — угрюмо вздохнул Артур Порта. — Это мы выпустили наружу отвратительных монстров, изувечивших жизнь и простым гивейцам, и нам самим... Вернее, мы пострадали от своих же необдуманных действий.
— Преступных... Преступных действий! — твёрдо произнёс я, холодно глядя ему в глаза.
Потра расправил крепкие плечи и спокойно выдержал мой взгляд.
— Что ж, ты прав... Хотя здесь и не было ни чьего злого умысла. Люди, принимавшие решения, хотели только блага для нашей Земли. И когда их ошибка стала очевидной, они поступили достойно: один погиб, защищая Трудовое Братство, другой покинул свой пост и отправился в добровольное изгнание.
— Всё это печально, — после некоторого молчания, сказал я. — Но всё это было в прошлом. А что же вы хотите сейчас? Что вы намерены делать?
— Мы пришли, чтобы помочь тебе, потому что путь, на который ты вступил, долог и труден, но это единственно верный путь.
Юлий Торрена посмотрел на меня открыто и уверенно.
— Хорошо. Я рад, что нашёл здесь друзей своего отца.
— И твоих друзей, Максим! — добавил Тадеуш Сабуро.
— Для всех здесь я — Камал. Зовите меня этим именем... Пока мы не победим и не вернёмся на Землю.
— Добро!
Мы пожали друг другу руки, как старые друзья.
— Позволь сделать тебе один подарок, — сказал Торрена, протягивая мне странную короткую трубку с замысловатым механизмом.
— Что это? — удивился я.
— Это такое оружие, — пояснил Торрена. — Им в своё время пользовались агенты спецслуб Сообщества. Тебе оно может пригодиться. Надевается на руку, вот так, под рукав одежды, — показал он. — Стреляет специальными стрелами с ядом. Достаточно лишь направить руку в нужную сторону и резко опустить кисть. Смерть мгновенная, от паралича сердца. Только осторожнее! Потренируйся, прежде чем использовать его.
— Хорошо. Спасибо!
Я с интересом рассматривал причудливое приспособление на своей ладони.
Дверь за нашими спинами с шумом распахнулась, и в дом вбежал взволнованный Стоян. За ним вошёл Рэд Ван, поддерживавший заплаканную Омэ. Жёлтое праздничное одеяние девушки было перепачкано кровью. Омэ взглянула на меня и разразилась громкими рыданиями.
Я подскочил к ним.
— Что случилось?
Я посмотрел на Стояна.
— Юли... Она пропала, — едва смог промолвить он.
— Что? Как? Когда?
— Она знает, — Рэд Ван указал на Омэ.
Я повернулся к девушке, встряхнул её за плечи. Она вся дрожала от нервного напряжения.
— Как это случилось? Говори!
— Максим! — Тадеуш Сабуро положил руку мне на плечо. — Успокойся! Ты же видишь, она едва держится на ногах.
Я усадил Омэ на лавку, дал ей воды. Немного успокоившись, та принялась рассказывать. После представления, по старинному обычаю незамужние девушки выпускали в лес аримасу — местного оленя, заранее отловленного взрослыми мужчинами и выкрашенного золотой краской. Юноши, желающие жениться, должны были отправиться в лес и тот из них, кто принесёт отпущенного оленя, получает право выбрать себе невесту.
— И что было дальше? — напряжённо спросил я.
— Бхуми понравился этот обычай, — глотая слёзы, продолжала Омэ. — Но, когда она узнала, что олень должен быть убит и съеден за праздничным столом, она пожалела животное и захотела сохранить ему жизнь. Мы с Мико отговаривали её, но она была непреклонна и отправилась в лес за мужчинами...
— Постой! А где Мико? — вдруг сообразил я.
Омэ поперхнулась слезами, опустила голову и снова зарыдала.
— Её... её... убил... — с трудом выдавила она из себя.
— Кто убил? — мрачно спросил Юлий Торрена.
— Онами... — всхлипнула девушка. — Это... на мне её кровь...
— Что? Этот старик? — удивился Стоян.
— Да. Он вызвался помочь твоей жене... — Омэ подняла залитые слезами глаза ко мне. — Мы пошли с ней, а когда зашли в лес, Онами что-то сделал с Бхуми. Она сразу потеряла сознание. Мико закричала и кинулась ей на помощь, но Онами перерезал ей горло... Он хотел убить и меня, но я смогла убежать от него...
— Что было дальше? — холодно спросил я.
— Последнее, что я видела — гравиплан... Он взлетел над лесом и исчез. Полетел на север...
— Кто этот Онами? — удивился Тадеуш Сабуро.
— Один старик, — растерянно промолвил Стоян. — Он пришёл в Шеньчжоу пару дней назад. Сказал, что на праздник весны. Юли беседовала с ним и приглашала к себе в дом.
Стоян понуро посмотрел на меня, словно это он был повинен в случившемся.
— И вовсе никакой он не старик... — утирая слёзы, всхлипнула Омэ.
— Не старик? А кто же? — изумился Рэд Ван.
— Думаю, это был Крода, — уверенно сказал я.
— Крода? — переспросил Артур Порта. — А кто такой этот Крода?
— Пока точно не знаю. Позавчера я убил его брата и, по-моему, знаком с его сестрой...
* * *
Весенний ливень обрушился неожиданно и стремительно. Порывы западного ветра нагнали лилово-серые тучи. Солнце померкло, и стена дождя пролилась на иссохшую почву, принося в этот изнывающий от жары мир живительную прохладу, наполняя его сочными красками тёмно-красных бутонов и оранжево-рдеющих соцветий. Пение птиц разносилось повсюду.
Но эти краски лишь досаждали мне своим блеском, казались неуместными, а несмолкающий птичий хор наполнял душу жестокой тоской, навевал не радость, а отчуждение. Мысли о Юли тяготили моё сердце тоскливой тревогой.
Дождевые капли ударяли в оконное стекло, стекали вниз змеящимися ручейками. Я безучастно наблюдал за ними и за тем, как на улице за окном промокшие до нитки дети прыгали по лужам, радуясь долгожданной влаге, как и вся природа вокруг. Я завидовал искреннему детскому веселью, завидовал, потому что не мог так же, как эти гивейские дети, беззаботно наслаждаться жизнью, хоть эта жизнь и была для них тяжела и невзрачна.
На крыльце кто-то зашаркал ногами, отирая с ботинок налипшую грязь. Дверь распахнулась, и на пороге появился Дев. Он скинул с плеч промокший мешковатый плащ, бросил его на лавку, стоявшую около двери.
— Ну, и хлябь кругом! Всё никак не могу привыкнуть к тому, что здесь в провинциальных городках совершенно не мостят улицы? Казалось бы, чего проще: идет себе специальная дорожная машина, выравнивает грунт, проливает его связующим раствором и сразу же укладывает дренажную систему. А на песчаной почве обжигает её до состояния стекловидной массы. Быстро, безопасно и никакой тебе грязи.
— Такие здесь тоже были, до революции, — безразлично пожал я плечами, продолжая глядеть в окно. — Все, что осталось от прежнего режима, давно износилось и пришло в негодность. А нового никто давно не строит. Заводы разрушены. Опытные инженеры и механики за тридцать лет или повымерли, или потеряли всякий интерес к любой работе по принуждению. Некому больше передавать опыт и знания молодому поколению... Да, и не хочет здешняя молодёжь учиться ничему.
— Это верно.
Дев выжидательно посмотрел на меня.
— Как ты, Максим?
— Никому здесь ничего не нужно, — не отвечая на его вопрос, печально вздохнул я. — Огонь полыхает повсюду, обжигая не только землю — сжигая самих людей, превращая их в бездушные головешки!
Мой друг потупил взор, разглядывая мыски своих ботинок. Неуверенно произнёс:
— Ты думаешь, Юли всё ещё жива?
— Конечно, жива! — вспыхнул я. — Что за мысли приходят тебе в голову! Если бы Крода хотел её убить, то убил бы ещё там, в лесу, как Мико. Но он забрал её с собой! Понимаешь?
— Но тогда зачем... Почему он похитил её? — искренне удивился мой друг.
— Не знаю. Возможно, ему нужна не она... Может быть, ему нужен я?.. И мне думается, что к похищению причастна и Вибха.
— Вибха? — ещё больше удивился Дев. — Она-то здесь причём?
— Эта девушка рассказывала мне о своих братьях. Их у неё четверо. Правда, имён она мне не называла. И у Кроды тоже есть братья — трое. Судя по всему, он старший среди них. А ещё, по слухам, у него есть красавица-сестра, в которой он души не чает... Совпадение? Может быть. Но слишком уж всё вяжется друг к другу. Подумай сам: Вибха неожиданно уходит из Тяньгун, и в Шеньчжоу почти сразу появляется старик по имени Онами. А ведь он и есть Крода! Под видом мудрого старца он входит в доверие к моей жене своими разговорами о злодеяниях правителя Гивеи и о необходимости переустройства этого мира. Снова совпадение?.. Откуда Крода мог узнать о моей жене и о том, где она находится? Откуда он знал, что Юли — жена Камала?
Я вопрошающе посмотрел на Дева.
— Только Вибха могла сообщить ему о местонахождении Юли и её связи со мной! Она знала об этом!
— Ты думаешь, это обычная женская ревность?
Тень сомнения появилась на лице Дева.
— Как знать. Ведь мы с тобой оба отказали ей во внимании... А если серьёзно, то мне кажется, что причина здесь в борьбе за власть, за влияние на этой планете. Юли лишь инструмент в руках Кроды в этой борьбе.
— Чтобы манипулировать тобой? — понимающе закивал Дев. — А для тебя?.. Что она для тебя?
Он проникновенно посмотрел мне в глаза. Я невесело усмехнулся.
— Ты это серьёзно? У него моя жена и мой сын! Что для меня может быть важнее этого?
Дев спокойно выдержал мой взгляд. Неопределённо пожал плечами.
— Долг... Желание истребить зло... Любым путём. Помнишь: сливовое дерево жертвует собой ради растущего рядом с ним персикового дерева, отдав за него свои корни на съедение насекомым? Ты же знаешь об этом, не хуже меня!
— Да, нас обоих учили этому древнему искусству: с помощью обманного манёвра пожертвовать собой или другим, чтобы спасти кого-то третьего — пожертвовать малым, чтобы выиграть нечто ценное... Только Юли — не "малое"! Она и есть для меня самое ценное! Ясно?
Я грозно посмотрел на друга, но он не смутился.
— Но она сильная женщина, правда? — Дев, казалось, заглядывал в самую мою душу. — Она сильна своим духом, своей верой в добро. И ты знаешь об этом... Она могла бы победить зло?
— Ты спрашиваешь или утверждаешь? — нахмурился я в ответ на его слова.
— Спрашиваю, — спокойно ответил Дев. — Мне почему-то кажется, что всё произошедшее — лишь исполнение твоей воли. Что всё было заранее известно тебе... Меня гложут сомнения на этот счёт. Мой разум противится этим мыслям. Но... Возможно ли, чтобы мои догадки были верны? Скажи мне правду, Максим! Скажи, как другу. Успокой мой разум и моё сердце!
Я почувствовал, как закипавший в груди гнев отпускает меня. Скупо улыбнулся ему.
— Дев! Мы же с тобой, как братья? Разве я могу что-то скрыть от тебя?
Я положил руку ему на плечо.
— Ты прав и не обманулся в своих догадках.
— Но почему? — изумился Дев.
— Подумай сам, чтобы успокоить плачущего ребёнка, сделать его безмятежным и весёлым, нужно прибегнуть к множеству уловок: уговоры, игры, песни, цветные игрушки, мягкая колыбель. Для этой цели они просто незаменимы. А что нужно, чтобы восстановить справедливость и уничтожить зло, чтобы накормить всех голодных и успокоить всех страждущих? Так же необходимо использовать всевозможные способы и игры! Только ход игры необходимо наметить заранее, чтобы выйти из неё полным победителем.
— Получается, Юли знает о своей роли? — догадался Дев. — Вы заранее договорились с ней?
— Да.
— Но это же огромный риск! Как ты мог пойти на него? — ещё больше изумился Дев.
— Друг! Поверь мне, происходящие события для меня не пустая забава! Я не нахожу себе места, всякий раз, когда думаю о жене... А думаю я о ней постоянно, с того дня, как она пропала. Но ты сам говорил мне, что долг должен быть превыше любви к женщине. И, наверное, ты был прав, ведь наша общая цель здесь — избавление людей от страданий и обретение ими счастья в новом мире. Что может быть превыше этого?..
