"Нет, этого не может быть! Неужели всё снова повторяется? Неужели я опять потеряю её, но на этот раз навсегда?" — проносилось в моей голове.
Крода пристально наблюдал за мной. Я видел, что моё замешательство доставляет ему несказанное удовольствие. Тёмный огонь в его глазах разгорался с каждой секундой, превращаясь в адское пламя. Затем он с издёвкой спросил, всё так же, не спуская с меня глаз:
— Ты думаешь, это я убиваю её?
Я не слышал его, я не видел ничего вокруг, кроме глаз Юи.
— Максим! — позвала она, протягивая руку ко мне, словно в прощальном жесте.
— Нет, это ты убиваешь её! — холодно усмехнулся Крода и резко провёл рукой вниз. — Ни тебе и не мне!
— Нет!
Я рванулся из последних сил из рук охранников, пытаясь дотянуться до любимой, но меня держали крепко. В следующее мгновение горячая кровь Юли брызнула мне в лицо, её помертвелый взор затуманился, а веки закрылись. Она медленно осела на каменный пол, к ногам своего убийцы, который с нескрываемым торжеством смотрел на меня и холодно улыбался.
Сердце моё упало в какую-то тёмную пропасть, куда провалился и я. Ноги мои подкосились, кровь ударила в голову, а затем мой череп наполнила холодная пустота. Больше я ничего не видел вокруг себя. В следующее мгновение что-то тяжёлое ударило меня в затылок, окончательно гася померкшее сознание. Потеряв равновесие, я полетел в беспросветную тьму, не чувствуя больше ничего, кроме отчаяния, разрывавшего душу в клочья...
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
ДЕСЯТАЯ СТУПЕНЬ
...Тьма. Вокруг была только тьма, из которой я выплывал, как из глубины чёрного колодца — тяжело, медленно, рывками. Сознание возвращалось, заполняя беспомощное тело, одеваясь в него, как в изношенные одежды.
Я с трудом приоткрыл веки: перед мутным взором появилась серая плоскость, казалось, уходившая в бесконечность. На ней в луже крови неподвижно лежала Юли. Её спутанные волосы были сбиты на лицо, и я не мог увидеть его, не мог заглянуть ей в глаза. Я видел только раскинутые в стороны руки любимой, словно пытавшиеся ухватиться за гладкий пол окоченевшими в предсмертной судороге пальцами. Моя щека лежала в её крови, и я чувствовал запах этой крови, но я не чувствовал её тепла — тепло ушло навсегда...
Душа моя была пустой и холодной, а сердце казалось тяжёлым куском льда, тяготившим грудь.
Кто-то ещё находился рядом. Я отчётливо чувствовал это. С трудом оторвал голову от липкого пола и покосился вправо.
На своём подобии трона восседал Крода. Он терпеливо ждал, и его землисто-зелёные глаза под взъерошенными бровями насторожились, когда я стал проявлять признаки жизни.
Обрадованный, он чуть склонился вперёд и воскликнул с нескрываемой издёвкой:
— С возвращением, Камал!.. Или правильнее Максим?
Крода снова откинулся на спинку своего "трона", вальяжно закинул нога на ногу и, постукивая никелированным дулом пистолета о колено, огладил курчавую бороду.
— Ты мертвец... — прохрипел я, едва шевеля распухшими губами.
— Что?.. Мертвец?.. Я?
Крода порывисто склонился в мою сторону, и глаза его наполнились жутковатым весельем.
— Брось, Максим! — отмахнулся он, скалясь в улыбке. — Оглянись вокруг: бескрайнее море мертвецов разлилось по всей планете! Нет, не тех мертвецов, что упокоятся в могилах, а тех, что всё ещё живы, но души их давно мертвы... Да, они и не были никогда живыми, они родились такими! Ты забыл о них? А?
Он сел в прежнюю позу, продолжая поигрывать пистолетом.
— Ты же знаешь, сколько у нас, на Гивее накопилось всей этой человеческой дряни! Кто-то из них много веков творил здесь беззаконие и бесчестие, сеял ложь вокруг себя. Другие, просто молча, внимали этой лжи, покорно принимали это беззаконие, ставя выше чести сытую жизнь и кажущееся благополучие... Эти были, пожалуй, куда страшнее первых, потому что своим бездействием и равнодушием усиливали власть скверных людей... Но и те, и другие по-своему умножали зло, копили его, всё больше погружая эту планету во мрак безысходности. Поэтому и выживали в этом мире только мелкодушные приспособленцы, доносчики, палачи и угнетатели. И вот теперь все они у власти! Хорошие же люди сникли и умерли, как цветы в темноте... Мне снова приходится тебе рассказывать об этом! Зачем?
Крода сокрушённо покачал головой, словно учитель, наставляющий неразумного ученика.
— Значит, ты хочешь помочь хорошим? — сплюнув кровь, с безразличием спросил я. — Помочь одним, убивая других... тех, кого посчитаешь плохим?
— Именно! Зачем жалеть эту дрянь, этих ничтожных людишек с их мелкими чувствами? Что от них проку? Неужели ты так и не понял, чего я здесь добиваюсь? Не понял после всего, что я тебе говорил?
Крода опять порывисто наклонился вперёд и, опершись локтями о колени, стал играючи помахивать пистолетом. Сейчас он казался мне излишне порывистым, даже нервозным, и это особенно отталкивало в нём.
— Вы же сами на своей Земле творите справедливость, действуя по закону немедленного противодействия любому злу: "Мне отмщение, и Аз воздам!"... Так, кажется? — прищурился он и сплюнул в сторону прямо на мраморный пол. — И это правильно, это справедливо! Только так можно искоренить все подлости и мучения в этом мире! Палачи и всякая нечесть, которые необычайно размножились в последнее время, должны получать воздаяния всегда! — рассуждал он, потрясая в воздухе оружием. — Только террором можно изменить этот мир! Не единичными акциями против власти, нет — только массовым истреблением вредоносных и равнодушных людей! Так чего же ты воротишь от меня своё лицо, словно я говорю о чём-то сверхъестественном для тебя?
— Мы никого не убивали... Никогда!
Я с трудом повернулся на спину, и, опираясь на локти, попытался сесть.
— Искоренять вредоносных людей можно только подводя их к осознанию и раскаянию. Нельзя уничтожить зло механически. Просто глупо... Это борьба с призраками, которая сделает их только сильнее. Они создадут новых призраков: преступлений, материальных богатств и опасностей. Ложь и беззаконие будут плодиться нескончаемо. Равновесие... необходимо равновесие, а не террор с его слепыми нападениями.
Я, наконец, сел и холодно посмотрел в глаза Кроды. Тот усмехнулся, но в глубине его зрачков затаилось искреннее любопытство и звериная настороженность.
— Твой террор вызовет рост страданий народа Гивеи и ничего больше... Любая борьба должна быть сбалансирована... Я же говорил тебе об этом. Необходимо непрерывное движение к счастью, восхождение к Добру. Иначе ты потеряешь путеводную нить, и заслуживающие наказания останутся жить и продолжать свою мерзкую деятельность... Так было всегда. Подобные тебе мстители предавали смерти совсем не тех, кого следовало бы наказать... Я и сам едва не ступил на этот путь.
Я протянул руку и, поколебавшись, положил её на холодное запястье Юли, липкое от крови. Ледяная пустота в моей груди медленно растекалась по всему телу. Хотелось убрать волосы, чтобы увидеть лицо любимой, но я страшился этого, боялся не увидеть в её глазах жизни. Сказал с сожалением и печалью:
— Борьба вовсе не обязательно требует уничтожения. Если ты идёшь по пути Добра, нужны особые средства — безо лжи, мучений, убийств и озлобления. А иначе твоя победа будет означать для народа лишь смену тирана. И тогда тебя самого необходимо будет уничтожить...
Я мрачно взглянул на него, борясь с застывшим в горле колючим комом. Крода облокотился на львиноголовый подлокотник и посмотрел на меня сквозь презрительный прищур — долго и изучающе.
— Мы могли бы разработать программу действий... такую, которую поймут все... Вам нужны справедливые законы... Не те, что установили здесь для охраны власти, собственности и привилегий... Законы для соблюдения чести и достоинства людей, для роста их духовного богатства. Потому что психическое богатство человека — это и есть главная ценность, как и жизнь любого здесь!
Я заметил усмешку на губах Кроды, но он ничего не сказал в ответ, продолжал настороженно слушать меня.
— Вам нужны библиотеки, музеи, скульптуры, музыка, живопись... И пресловутое неравенство распределения материальных вещей совсем не главная беда на пути к лучшей жизни... С законов... начинать нужно с законов, с подлинного общественного мнения и веры людей в себя...
— Но это не террор! — раздражённо бросил Крода, и в глазах его блеснул холодный огонь озлобленности.
— Да. Это революция!
— Знаешь, я тебе вот что скажу...
Крода снова склонился вперёд, угрожающе помахивая пистолетом перед моим лицом.
— Ты хочешь, чтобы я слепо подражал вам?.. Нет, Максим! Способы борьбы уж позволь выбирать мне самому. Я многому научился у вас, но это наш мир, и ты забыл об этом!..
— Хотя, конечно, ты можешь пойти со мной до конца, — щедро предложил он. — Твой ум, твои знания, твой авторитет будут бесценны и для моего дела. Вместе мы могли бы изменить этот мир, сделав его лучше, как вы и хотели. Из нас получился бы неплохой союз. А? Как считаешь? — Крода пристально посмотрел мне в глаза сквозь презрительный прищур и покачал головой.
— Но ты так не считаешь. Верно?
— И что? Ты теперь убьешь меня? Убьешь, как её?
Я кивнул на бездыханное тело Юли. В ответ Крода равнодушно пожал плечами.
— Выбор за тобой, Максим. Я не буду ни на чём настаивать.
С безразличным выражением на лице он поднял свой пистолет и направил дуло на меня, медленно взводя курок. Вот и всё... Сейчас он нажмёт на спусковой крючок, и свет навсегда погаснет и для меня... Жаль, что я так мало успел сделать для этого мира. Жаль, что больше никогда не увижу Земли...
— Стой! — пересиливая боль, я протянул в его сторону окровавленную руку. — Стой!
В глазах Кроды появилась неподдельная заинтересованность. Он слегка опустил оружие и с любопытством посмотрел на меня.
— Передумал? Это правильное решение! Я знал, что ты совсем не глупый человек!
— Да... Пожалуй, я передумал... — медленно произнёс я. — Нельзя оставлять тебя здесь одного!
Я резко согнул запястье поднятой руки, и тут же раздался глухой, едва слышный хлопок. Пистолет выпал из рук Кроды и скатился к моим ногам. Выпучив от изумления и ужаса глаза, мой враг грузно повалился на позолоченный подлокотник своего "трона", издав тяжёлый предсмертный хрип. Голубая отравленная стрела в его горле на мгновение сверкнула хищной молнией.
"Вот и пригодился мне подарок Торрены!" — подумал я, снимая с руки не нужное уже приспособление и с презрением взирая на поверженного врага.
На шум из коридора прибежали взволнованные телохранители Кроды. Подхватив с пола оружие, тремя выстрелами я свалил двоих из них на мраморный пол. Третий громила упал на колени около входа, схватившись за прострелянную грудь. Стрелять с левой руки мне было не совсем удобно. Тяжело поднявшись на ноги, я приблизился к раненному бандиту и добил его выстрелом в голову. Прислушался: из коридора доносились лишь стоны и крики раненных солдат из "армии" Кроды, но никто больше не бежал в сторону этого зала.
Я вернулся к телу Юли и медленно опустился рядом с ней на колени. Осторожно убрал с лица любимой слипшиеся кровью волосы. Её глаза были закрыты. Можно было бы подумать, что она спит безмятежным сном, но страшная рана на её горле не оставляла никаких надежд. Взяв на руки её податливое тело, я поднял его с пола, чувствуя, как слабеют мои колени под тяжестью этой ноши. Шатаясь, я двинулся к выходу, но не успел сделать и нескольких шагов, как моё внимание привлёк негромкий детский плач, доносившийся со стороны боковой залы. Дверь в него располагалась сразу за "троном" Кроды, там, где заканчивалось мозаичное панно.
"Наш сын!" — вспыхнула в голове радостная мысль, и в туже минуту я услышал громкие женские голоса, доносившиеся с той стороны. Оба голоса были мне знакомы.
— О, горе нам! — с печальным надрывом восклицала Падма, жена Кроды. — Грядут несчастные дни! Глупое упрямство твоего брата приведёт к истреблению всей нашей семьи! Нам всем суждено будет погибнуть в пожаре этой битвы! Солдатам Кроды не удалось сломить духа землян и ослабить их упорства. В их сердцах нет и тени страха! Зато наши воины напуганы и беспомощны перед их смертоносным огнём. Пожар бушует над Чанчжен. Даже этот дворец уже захлёстывают волны невыносимого жара!
— Мы слабые женщины быстро сдаёмся, — возразил ей певучий голос, звучавший сейчас холодной уверенностью. — Это заложено в самой нашей природе. Наши слова, порождённые страхом, способны обратить удачу в злой рок! Ты, Падма, слаба и к тому же глупа!.. Вы все не верите в Кроду, хотя он ваш муж и повелитель! У меня же нет сомнений в том, что наши отважные воины справятся с кучкой землян. Даже боги содрогаются от смертельного ужаса, заслышав имя моего брата! Почему же ты, Падма, боишься? Устыдись своего страха!
— Это не я глупа, — возразила ей Падма. — Это ты слепа в своей мстительной обиде, Вибха! Даже если твой брат убьёт предводителя землян Камала, который не возжелал тебя, за ним придут другие и приведут с собой тысячи воинов! Нам ли тягаться с Землёй? Неужели ты не видишь, что над нами нависла злая судьба? Сколько раз я просила Кроду вернуть Бхуми её мужу, отправить её назад под охраной брата Мизу!
— Не упоминай при мне имя этого предателя! — пренебрежительно воскликнула Вибха. — Он сполна получил то, что заслужил!
— Мизу оказался умнее своего брата, — возразила ей Падма. — Он понял, что Бхуми необыкновенная женщина. Она чиста и добродетельна. Она — воплощение высшей духовности и праведности! Причинение вреда такому существу не приведёт тебя к добру!
— Ты пытаешься напугать меня? — изумилась Вибха. — Почему? Ты знаешь, что у нас их ребёнок. Вот он, их сын, лежит в этой колыбели и ждёт своего часа! Мой брат видит в нём наше будущее! Взгляни на это прекрасное дитя!
Снова раздался детский плач. Я шагнул через порог в высокий арочный проём, прикрытый тяжёлыми занавесями. За ними моему взору открылись просторные покои.
Высокий расписной потолок поддерживали колонны с крылообразными оглавьями. Казавшийся хрустальным пол с разноцветными вкраплениями был устлан коврами, а стены драпировками. Золотые светильники склонились в раздумье вокруг просторного, словно озеро, ложа, по изголовьям которого были разбросаны подвески из тёмно-зелёных камней, браслеты и ожерелья, слепившие лебединой белизной жемчуга. Тяжёлый шёлковый полог был украшен гирляндами благоухающих оранжево-рдяных цветов. Цветочное дыхание веяло в сонном воздухе, маня к сладостному отдохновению.
Три женщины возлежали на этом царском ложе. Поясные повязки их переливчатых, почти ничего не скрывавших одежд висели, подобно поводьям распряжённых, отпущенных на волю кобылиц. Их лица не походили на лица обычных гивейских женщин. Скорее, их можно было бы сравнить с благоухающими лотосами. Да, Крода умел выбирать себе жён. Но их красота сейчас была омрачена тревогой. Все трое обратили свои взоры к двум другим женщинам, стоявшим около высокого створчатого окна рядом с детской колыбелью.
Я без труда узнал в одной из них Вибху, хотя сейчас она и не походила на ту простую девушку из провинции — роскошный, шитый золотом красный наряд, массивные украшения на шее, в ушах и причёске делали её похожей скорее на сказочную принцессу или княгиню древнего Востока.
