— Это моя дочь, Аюми, — сообщил отец мальчика.
Девушка поспешно подошла к столу, промелькнув мимо меня лёгкой тенью (я уловил лишь легкий запах рыбы, исходивший от неё) и принялась торопливо искать что-то среди посуды на полках у плиты.
— Где я? — спросил я.
— Ты в Циньлио, рыбацком посёлке. Мы живём рядом с океаном, — сообщила Аюми, продолжая возиться с посудой. — Это мой отец, Лю Инь. Он рыбак, как и многие здесь. А это мой брат, Джиро.
Девушка погладила подошедшего к ней мальчика по голове, и тот крепко прижался к её бедру, продолжая с любопытством посматривать на меня.
"Так вот откуда этот запах рыбы! — догадался я. — Должно быть, здесь все так пахнут?".
Спросил:
— А как я оказался здесь?
— Отец нашёл тебя в реке, когда возвращался с лова, — охотно ответила Аюми. — Тебя, наверное, принесло течением откуда-то с гор.
Я уловил некоторое напряжение в её голосе, как-будто она чувствовала себя неуютно в моём присутствии. Снова спросил:
— Что со мной?
— У тебя лицо обожжено, — буднично сообщила Аюми, подходя ко мне с небольшим медным тазиком в руках. — Я делаю тебе примочки из отвара лечебной травы хэ. Она помогает заживить твои раны. Ложись. Я сделаю тебе новый компресс.
— Обожжено лицо?
Я быстро поднял руки к своему лицу, чувствуя под пальцами волнистые бугры на лбу и правой щеке. Так вот откуда эта ужасная боль!
— Зеркало... у вас есть зеркало? Я хочу посмотреть на себя.
Аюми подозвала своего брата. Тот принёс из-за занавески небольшое зеркальце, протянул его мне. Я заглянул в него не без волнения. Вся правая сторона моего лица была похожа на запекшийся кусок мяса, едва-едва затянувшейся молодой тонкой кожей.
О небо! Я с трудом узнавал самого себя. Вернул мальчику зеркало, лёг на постели. Хмуро усмехнулся:
— Ужасно выгляжу! Что же со мной произошло?
Я посмотрел на Аюми.
— Ты ничего не помнишь? — удивилась девушка, осторожно протирая мои раны смоченным в лечебном отваре куском мягкой ткани.
У неё были умелые и нежные руки. Я заметил, что она слегка поджимает пухлые губы маленького рта, словно опасается причинить мне боль. Искоса Аюми поглядывала на меня из-под упавших на лицо прядей, и всякий раз отводила взгляд. Её нельзя было назвать красивой. Скорее милой. Высокие чёрные брови очерчивали широкий, слегка покатый лоб. Глаза у неё были пронзительно чёрные, глубокие, как речные омуты и чуть раскосые, как у многих в южных провинциях. Она выглядела совсем ещё юной — лет на шестнадцать-восемнадцать не больше. Наверное, поэтому лёгкий румянец смущения окрашивал её высокие скулы всякий раз, когда она невзначай касалась меня своей грудью, смело просматривавшейся в округлом вырезе её блузки.
— Кое-что помню... Но смутно, — устало сказал я.
— На равнине под Линь-Шуй было большое сражение, — печально отозвался Лю Инь. — Может быть, тебя ранило там?
— Почему вы так решили? — удивился я.
— Твои вещи, — Лю Инь кивнул в тёмный угол комнаты, где я заметил сложенное на полу снаряжение и оружие. — Они похожи на вещи солдата.
— А сражение? Как оно закончилось? Вы не знаете, кто там победил?
— Точно не знаю, — пожал сухими плечами Лю Инь. — Люди говорят, там был страшный огонь с неба, родивший ураганы, которые сломали много домов, и много людей погибло от этого... Ещё говорят, Линь-Шуй сейчас похож на обмелевший от зноя поток. Многие уезжают оттуда в северную столицу. Похоже, буря закончилась недобрым затишьем. Там, где бушевало пламя, улицы теперь покрыты мертвенной серостью пепла. Даже храмы покинуты жрецами! Наверное, это сами боги за что-то прогневились на нас. Только чем мы провинились перед ними я никак в толк не возьму...
Лю Инь сокрушённо покачал головой и развёл худыми руками. Аюми закончила процедуры со мной и вернулась к столу, где на лавке сидел Джиро. Теперь я начал догадываться, чем вызвал такой интерес у мальчика. Возможно, он увидел во мне товарища по несчастью, понял, что ни один он такой на свете — ни как все остальные.
Аюми снова погладила брата по голове, сказала с улыбкой:
— Иди, погуляй. Нечего тебе сидеть в доме. Интересного здесь ничего больше не будет.
Джиро неохотно сполз с лавки и, оглядываясь на меня, вышел из дома.
— Что это с ним такое? С его лицом? — осторожно поинтересовался я у Лю Иня и заметил, как тот помрачнел ещё больше. Глубокие морщины избороздили его лоб, залегли около губ.
— Родовая травма, — ответила за отца Аюми. — Отец очень любит Джиро и винит себя за его уродство. Но в этом совсем нет его вины.
— Аюми, Аюми! — снова сокрушённо покачал головой Лю Инь, стискивая на коленях узловатые пальцы.
— Да, отец! В этом нет ни чьей вины! Разве я не права? — Девушка взяла в руки тазик с примочками, быстро подошла к открытой двери и выплеснула воду прямо на улицу. — Хватит уже изводить себя! Скоро ты совсем высохнешь, как то сухое дерево возле реки!
Она вернулась на прежнее место, и её изогнутые тугим луком губы сжались в упрямой решимости. Наступило тягостное молчание.
— И давно я здесь? — снова спросил я, пытаясь восстановить в памяти картину произошедших событий.
— Уже две луны, — сообщила Аюми. — Сегодня восьмой день шестого месяца.
— Две луны? — переспросил я, порывисто приподнимаясь на постели. — Это же больше двух месяцев!
— Да, так и есть, — спокойно пожала плечами девушка.
"Два месяца!" — ужаснулся я про себя. Так долго я лежу в бреду в каком-то рыбацком посёлке и ничего не знаю о судьбе Юли! Жива ли она?.. А если жива, то, что с нашим ребёнком? Ведь теперь он уже должен был родиться!.. Мне нужно спасать жену, а я даже не знаю, где она! И я ничего не могу поделать с этим! Я беспомощен и жалок!.. И что с моими товарищами, вступившими в бой?.. Жив ли Дев?.. Излучатель задел нас обоих, но возможно Деву удалось спастись, как и мне? Жив ли Стоян и другие?.. О небо! Как же мне быть? Что делать?
— Вэйкурэн! — позвала меня Аюми, тревожно переглядываясь со своим отцом. — Что с тобой? Тебе снова плохо?
— Меня зовут... Моё имя Камал, — отозвался я.
Аюми задумчиво вытерла руки о подол длинной коричневой юбки. Сказала:
— Сначала ты был совсем плох. Мы даже думали: выживешь ли? У тебя было сломано много костей. Лицо обожжено. Сам видишь. Могло начаться заражение крови. Ты постоянно бредил и совсем не мог двигаться. Мы с отцом не знали, что с тобой делать. Боялись, что умрёшь. Но потом из соседнего посёлка пришла тётушка Мэй. Она и помогла нам.
— Тётушка Мэй? — переспросил я.
— Да. Она собирает разные травы и лечит людей, — пояснила Аюми. — Совсем задаром. Ей нравится помогать людям. Её отвары помогли тебе. И вот ты пришёл в себя!
Аюми искренне улыбнулась, и лицо её на мгновение прояснилось.
— Вы правы, — печально произнёс я. — В том сражении под Линь-Шуй был и я... И я действительно чужеземец — прилетел сюда с Земли. Я не знаю, что случилось с моими друзьями... Живы ли они? И я не знаю, что с моей женой... Её похитил Крода.
— Крода? — удивился Лю Инь.
— Да. Вы слышали о нём? — в надежде встрепенулся я.
Лю Инь посмотрел на свою дочь, словно опасался говорить со мной об этом.
— Ну же, Лю! Ответьте мне! Это очень важно для меня!
— Здесь многие слышали о нём, — глухо сказал Лю Инь, опуская глаза. — Только никто тебе не скажет, где его найти. Крода появляется и исчезает, как ветер с гор — всякий раз, когда того захочет сам и где захочет...
— Значит, мне нужно уходить отсюда! Скорее!
Я попытался встать и снова стиснул зубы от обжигающей боли. Переполненный отчаянием, воскликнул:
— Неужели здесь нет больницы? Мне нужна квалифицированная медицинская помощь: биокерабиды, инъекции "конструктивных материалов", лекарства стимулирующие рост костной и мышечной тканей!
— Лекарства, чтобы срослись кости, и я мог встать на ноги, — пояснил я, видя непонимание на лицах отца и дочери.
— Больница была у нас в посёлке, — понуро опустил голову Лю Инь. — Но хагетама ещё год назад убили всех врачей. С тех пор здесь стало совсем некому лечить людей, — вздохнул он. — Только тётушка Мэй помогает нам, но она не всесильна. Ты же говоришь непонятные мне вещи.
— Хагетама? Кто это? — удивился я, всё ещё морщась от боли в ноге и правом боку.
— Это очень плохие люди! — с отвращением и гневом выпалила Аюми, и щёки её запылали. — Они приходят в наши селения, когда хотят и забирают себе всё, что хотят: еду, женщин, скот. А тех, кто противится им, они убивают. Никого не щадят!
— Дикость какая! Почему же вы позволяете им делать это с вами? — недоумевал я. — Почему вы не объединитесь и не защитите себя от этих "хагетама"?
— Люди боятся, — печально вздохнул Лю Инь. — Они боятся теперь всего. Кому нас защищать, если даже наш староста Цао Гун ничего не может поделать с этим? Мы маленькие люди... совсем маленькие. До нас нет никому дела. Мы можем рассчитывать только на самих себя, но мы не солдаты и не воины. Мы умеем ловить рыбу или растить овощи, чтобы хоть как-то прокормить свои семьи и не дать им умереть с голоду. Мы не умеем сражаться. Да, и нет ни у кого больше сил, чтобы бороться. У каждого здесь свой ад, и каждый живёт в нём в одиночестве...
Лю Инь сокрушённо покачал седой головой.
— Но ведь такого не должно быть! — воскликнул я и твёрдо сказал: — Мне нужно поговорить с этим вашим старостой, Цао Гуном. Где его можно найти?
— Он живёт в своём доме, недалеко от храма. Только чем он поможет тебе? — удивился Лю Инь.
— Я хочу попросить его послать кого-нибудь в Шеньлун, предупредить моих друзей. Рассказать им, где я. Мне нужна помощь или хотя бы информация!
— В Шеньлун? — испугался Лю Инь. — Дорога туда лежит через земли хагетама... Нет-нет, никто не пойдёт туда, чтобы помочь чужеземцу!
Я взглянул на Аюми.
— Он говорит правду, — подтвердила девушка, скорбно сводя брови и стискивая пальцы. — Люди боятся ходить в те земли. Там нет законов. Любого там ждёт поругание или смерть. Рыбаки не станут помогать тебе даже за золото.
— У меня нет золота, — грустно усмехнулся я. — Мне даже нечего предложить вам за заботу обо мне, кроме своей благодарности.
— Как ты можешь говорить такие вещи! — возмутилась Аюми, вскакивая со своего места. Щёки её запылали негодованием. — Разве мы заботились о тебе ради денег? Кто ты нам? Родня? Брат, сын, муж? — сверкала глазами девушка. — Но мой отец тащил тебя, израненного, на себе пять миль до посёлка, а я ночей не спала, залечивая твои раны!
— Прости. Я сказал глупость!
Я молитвенно сложил руки перед грудью.
— Вы хорошие люди, и я обязан вам своей жизнью. Но поймите и вы меня. Близкий мне человек сейчас находится в большой беде. Четыре месяца прошло с тех пор, как похитили мою жену, а я ничего не знаю о её судьбе! Она ждёт моей помощи, а я лежу здесь с переломанными костями, не имея возможности даже позвать на помощь своих друзей!
— Хорошо, — помолчав, сказал Лю Инь. — Я отведу тебя к Цао Гуну. Но это твоё желание. Так что не обессудь, если он откажет тебе, вэйкурэн.
— Дочка, помоги мне поставить его на ноги! — обратился он к Аюми, подставляя мне своё острое плечо.
Девушка принесла с улицы самодельный костыль — корявую палку с рогатиной на конце. Лю Инь осторожно поддерживал меня с боку, пока я вставал с плетёной лежанки, служившей мне все эти месяцы постелью. В глазах у меня на мгновение потемнело, голова закружилась. Я схватил костыль из рук Аюми и крепко вцепился в него, чтобы не упасть на пол.
— Как ты? — спросила Аюми, тревожно заглядывая мне в лицо.
— Нормально... сейчас... сейчас всё пройдёт. Мышцы затекли от долгого лежания, и кровь застоялась в жилах.
Я криво улыбнулся ей.
— Ты уверен, что сможешь идти? — засомневался Лю Инь, внимательно наблюдавший за мной.
— Попробую.
Приволакивая ногу, я сделал несколько неуверенных коротких шажков, отдававшихся острой болью во всём теле. Стиснув зубы, я с трудом доковылял до двери и, припав плечом к дверному косяку, выглянул наружу.
На улице было шумно и солнечно. Чумазые детишки постарше гонялись друг за другом, играя в озорные игры. Голые малыши возились в пыли на обочине, с любопытством взирая на окружающий мир и, казалось, не ведали никаких забот. Квадратные домики с неизменными выгнутыми к небу черепичными крышами над тёмными деревянными балками сходились к пыльной площади. Там, в тени развесистого дерева стояла узкогорлая башня храма, составленная из повторяющихся прогрессивно сужающихся горизонтальных ярусов, придававших зданию приземистость. Башня была покрыта многогранным куполом, составленным из нескольких слоёв архитектурных элементов.
Когда-то белый камень храма пожелтел от времени, солнца и дождей, покрылся глубокими язвами и сколами. К воротам входа, за которыми скрывалось святилище, вела широкая лестница. На верхней площадке её был установлен пьедестал для жертвенных приношений, усыпанный красным порошком и цветами. Рядом стояло несколько медных урн и флагшток с развевающимся на ветру оранжевым флагом с грозной львиной мордой.
Жилые дома кое-где были огорожены невысокими оградами, сплетёнными из сухих корявых веток. Эти ограды походили на загоны для скота, но нигде не было видно никаких домашних животных. Вдоль площади на тонких шестах, крепко связанных в треножники, висели рыбацкие сети, большие потемневшие от воды поплавки и другие рыболовные снасти.
Смуглые женщины — в большинстве своём худые и низкорослые, с невзрачными обветренными лицами — были одеты в одинаковые серо-коричневые одежды, состоявшие из коротких блузок с рукавами до локтя и широких юбок до пят. Многие из женщин подворачивали эти юбки между ног, превращая их в свободные удобные шаровары. В таком виде селянки разделывали рыбу на шершавых дощатых столах, латали дырявые сети своих мужей, стирали одежду у колодца или возделывали землю на крохотных огородах.
В посёлке было много пожилых и совсем старых людей. Они сидели без дела в тени навесов возле своих домов или собирались небольшими группами, о чём-то беседуя и прикрываясь от солнца плётеными шляпами или плотными накидками. Сухие лица, обтянутые морщинистой кожей, сгорбленные немощные тела, цепляющиеся сухими костлявыми руками за самодельные посохи... От этих стариков ощутимо веяло безысходностью и близкой смертью, которая станет для них избавлением от тяжёлой жизни, наполненной таким же безысходным страданием.
Молодых мужчин в посёлке не было видно. Наверное, в это время дня большинство из них были заняты рыбной ловлей где-то в океане. Шум его волн и солёные запахи доносились даже сюда. Тяжело ступая, я шёл по улице к дому старосты посёлка, выделявшемуся среди остальных своими размерами и деревянными резными колоннами перед входом, на которые опирался широкий навес от солнца. Любопытные глаза смотрели на меня отовсюду, а моё появление вызывало оживлённые разговоры и жесты удивления. Лю Инь не отходил от меня ни на шаг, готовый в любую минуту прийти мне на помощь.
— А почему в вашем посёлке совсем нет собак? — удивился я, всё ещё пытаясь приноровиться к ходьбе с костылём и заглушить, ставшую тягучей, боль.
