Загруженного учебой и тренировками Поттера хватало лишь на то, чтобы доползти вечером до душевой, вымыться, сменить одежду и замертво упасть в постель. О Мертвяке он вспомнил только раз за всё время, что того не было в комнате. И вот вечером, на исходе третьего дня отсутствия, ворон прилетел назад — веселый, поддатый и немного злой — и сообщил, что Пивз сюда больше не сунется. От слова "никогда".
Под конец недели, будто нарочно, им в измененном расписании подложили свинью. Причем такую большую, черт побери, свинью, о которой размечтавшийся по поводу выходных Гарри даже подзабыл. После исправления в графике занятий у них был намечен сдвоенный урок с пуффендуйцами, и это хорошо. Плохо было другое — это был урок алхимии. И не просто урок алхимии, а урок алхимии, который профессор Снейп должен будет вести после пары у "грифов" со "змеюками". Поттера уже просветили, до чего этот желчный зельевар обожает красненьких — так, наверное, католики обожали гугенотов во время Варфоломеевской ночи. А уж красненьких в комплекте с его подопечными зелененькими, при учете, что те всегда сцеплялись между собой, как две своры, — вдвойне. Так что теперь он на старой закваске оторвется на синих с желтыми, как не отрывался Торквемада над еретиками...
Все эти мысли зарождались, росли и крепли в голове Гарри по мере спуска в ледяные подземелья Хогвартса. Где-то здесь, насколько он слышал, располагалось и крыло Слизерина — с окнами-иллюминаторами, открывавшими вид на подводное царство озера, и прочими особенностями, несомненно формировавшими своеобразный норов у выходцев факультета.
Хотя, надо сказать, Гарри уже успел убедиться, что на каждом из четырех факультетов вполне хватало и своих сволочей, и вполне достойных ребят. Он нашел общий язык даже с некоторыми слизеринцами — не самыми заносчивыми и ушибленными на тему чистоты крови — и с простодушными пуффендуйцами, и с забияками-гриффиндорцами, не говоря уж о своих сокурсниках. С Драко Малфоем у них организовался здоровый и вполне себе холодный нейтралитет, а малфоевских дружков он всегда мог элегантно и совершенно незаметно для них самих интеллектуально опустить, но старался не злоупотреблять этими приемами, чтобы "пациенты" не выработали антидот.
А вообще Поттер решил пока присмотреться и никого до поры до времени не подпускать к себе слишком близко. Он уже знал, что необдуманно распахнутые дружеские объятия нередко заканчиваются болезненным разочарованием — в детстве ему не раз пришлось обжечься о предательство, поскольку Дурсли не скрывали своего презрения в отношении племянника, и это копировали не только дурслевы приятели, но и их дети, с которыми пытался подружиться одинокий Гарри. Раскусив эту тактику, Майкл Корнер, тоже парень начитанный и ехидноватый, дал ему прозвище "Серый кардинал". Совершенно неожиданно для себя Гарри вдруг начал осознавать, что видит схему взаимоотношений здешнего закрытого общества так, словно это не люди, а какие-то условные символы в игре: четко и как на ладони. В магловском мире было слишком много переменных, часто происходило много непредсказуемых вещей. Здесь непредсказуемым для Гарри был только один, и именно к нему они сейчас топали на урок двумя потоками в количестве двадцати пяти человек: тринадцать когтевранцев и двенадцать пуффендуйцев.
В кабинете было еще более сыро и холодно, чем в коридорах подземелья. Ни один магл не смог бы находиться здесь сколь-нибудь продолжительное время, не рискуя подхватить туберкулез или ревматизм. На длинных полках вдоль стен стояли стеклянные сосуды с заспиртованными существами, один из которых — с эмбрионом какого-то немыслимого рогатого уродца — так привлек внимание Гарри, что мальчик застрял возле него, покуда остальные рассаживались по местам.
— Мистер Поттер, будьте любезны отойти от наглядных пособий для четвертого курса, — донесся из-за спины вкрадчивый тихий голос, который Гарри в первый момент даже принял за свой внутренний, частенько прорывавшийся в самый неожиданный момент.
Чуть не вздрогнув, Гарри обернулся. Над ним, склонив голову к плечу, высился худощавый и подтянутый — и, разумеется, по обыкновению задрапированный во все черное — мистер Снейп. Бледное лицо и темные глаза были скорее усталыми и бесстрастными, чем злыми, но кто его знает, чего ожидать от такого типа — а слухи об алхимике по Хогвартсу ходили самые нелицеприятные.
— Хотя, конечно, я не уверен, что вы доучитесь до четвертого курса, — направился к своему столу и, уже забыв о существовании Поттера, на ходу буркнул классу: — Сели.
Все и так уже сидели, но после сканирующего взгляда преподавателя, которым он пробежался по лицам учеников, что когтевранцы, что пуффендуйцы тут же поспешили поскорее закопаться в приготовленные для записей свитки. Гарри уселся рядом с Корнером.
— Похоже, сегодня нам звиздец, — почти беззвучно шевеля губами, сообщил Майкл. — Он злой, как черт. Говорят, на прошлом уроке прямо при нем сильно посрались Грейнджер и Малфой...
— Мистер Корнер, быть может, вы сами расскажете классу то, что я спрошу с вас на следующем занятии?
Этот ненормальный алхимик возник возле их парты, как поручился бы Гарри, прямо из воздуха.
— Простите, сэр, этого больше не повторится, сэр! — вскочив с места, отрапортовал Майкл под смешки со стороны пуффендуйских парт.
Не зря о Когтевране говорят, что наибольшее количество политиков-магов выпущено именно их факультетом. Уж когтевранец всегда подберет правильный сорт мыла, чтобы добраться в необходимую ему локацию...
Снейп взглянул на Корнера, как на одно из своих заспиртованных пособий, но тем не менее отстал и отошел к доске. Постояв для вида еще с полминуты, Майкл сел и тихонько хмыкнул себе под мышку.
Наскоро проведя перекличку и отбросив на стол свиток с фамилиями, которые, кажется, он и без того знал наизусть, алхимик сложил руки на груди.
— Я могу научить вас величайшему из магических искусств, где все пороки можно разлить по склянкам и заткнуть пробкой, а после — наблюдать, как под их воздействием меняется личность того, кому предназначается снадобье. Если у вас хватит ума, то вы поймете, в чем ошибался Фауст, когда пытался вырастить гомункул в простой алхимической реторте. Вы увидите, как клубится в вашем котле слава и известность, вы поймете, что за аромат источает навязанная зельем любовь... — и тут он резко прервал монотонную, погружающую в транс речь. — ЭТО вы думали услышать, когда шли сюда со своих этажей, не так ли?
Все, особенно девчонки, вздрогнули от неожиданной смены тона. Так вздрагиваешь, когда из полусна вдруг валишься в какую-то яму или когда тебе неожиданно прилетает за шиворот снежком. Гарри, так толком и не научившийся управляться с пером и чернилами, обронил кляксу прямо в центр чистого свитка. Рано он решил, что этот тип с его велеречивым пафосом и рисовкой не так уж опасен, как о нем рассказывают старшекурсники. Декан слизеринцев смотрел на него в упор:
— Так вот, самое главное, что вы должны вдолбить в свои не слишком сообразительные головы, — это правила безопасности на моих уроках. Здесь мы работаем с ядами, испарений которых даже в микродозах будет достаточно, чтобы убить дракона. Нам приходится иметь дело с веществами, от которых при некорректном использовании в атмосфере планеты образуются гигантские дыры — я уж не говорю при этом о ваших внутренних органах. И если вы считаете какую-нибудь травку или гриб всего лишь безопасными травками и грибами, то это отнюдь не означает, что выделяемый из них субстрат не может превратить вас в считанные секунды в обугленный труп и развеять по ветру. Единственная ошибка или недосмотр будут стоить вам и вашим ассистентам жизни. Поэтому сейчас вы запишете под мою диктовку шестьдесят шесть пунктов требований по технике безопасности, а к следующему уроку вызубрите их так, что разбуди я вас посреди ночи и назови наугад любой номер из списка, вы сможете не только рассказать его содержание, но и продемонстрировать на практике, как это делается.
К шестьдесят шестому пункту руки, манжеты и даже щеки Гарри были перемазаны чернилами, а свиток покрылся еще энным количеством наставленных клякс. Ненамного лучше дела были и у его соседа по парте. Прохаживаясь по рядам и одним глазом подглядывая в записи учеников, Снейп недовольно морщился, но никак не комментировал их неряшливость. Даже наоборот: иногда терпеливо повторял фразу, если замечал, что многие не успевают за его диктовкой. Уже к концу урока он снизошел до того, чтобы рассказать о свойствах некоторых — как раньше считал Гарри, самых простых — растений: artemisia absinthium и asphodelus albus. Рассказывал он, кстати, спокойно, интересно, даже приводя цитаты из сочинений магловских мыслителей. Например, Гомера:
Мчались они мимо струй океанских, скалы левкадийской,
Мимо ворот Гелиоса и мимо страны сновидений.
Вскоре рой их достиг асфодельного луга, который
Душам — призракам смертных уставших — обителью служит...
Однако в финале он всё же уготовил первокурсникам такой сюрприз, что Гарри сразу вспомнил слова Лавгуда о кошмарном алхимике, и только теперь до него дошло, о ком тот говорил.
Снейп извлек из кипы книг на своем столе простой магловский учебник по неорганической химии и продемонстрировал его классу:
— Сейчас вы отправитесь в библиотечное крыло и скажете мадам Пинс, что уже побывали на моем занятии. Она знает, что делать дальше. Вы же, если желаете достичь хотя бы элементарных успехов в алхимии — в чем я, конечно, сомневаюсь — должны в первую очередь идеально разбираться в химии обычной. Однако уделять на своих уроках внимание тому и другому предмету мы не сможем в силу высокой насыщенности учебных часов. Посему вы, господа студенты, очень меня обяжете, усвоив к следующей нашей встрече материал из первого параграфа вот в этом самом учебнике. Засим я прощаюсь. Все свободны. Вы что-то хотели, мистер Поттер?
Гарри и сам немного не ожидал, что поднимет руку, это вышло как-то спонтанно:
— Д-да, сэр... Прошу прощения... Видите ли, в школах... я имею в виду, в обычных школах... э-э-э... обычных людей... уроки химии начинаются только в старших классах...
У кого-то на пол упало перо, но услышали это все. Снейп, кажется, раздумывал: пойти ему за микроскопом, чтобы разглядеть в него диковинную зверюшку, что позволила себе пререкаться с преподавателем, или просто испепелить нарушителя дисциплины на месте. Вместо этого он слегка улыбнулся одними губами — просто растянул краешки рта — и вымолвил:
— Благодарю вас, мистер Поттер. Я уж подумал было, что сегодня ваша группа покинет лабораторию, не потеряв баллов. Минус пять очков Когтеврану. Всего хорошего и приятных выходных.
Уже уходя и получив тычок локтем в поддых от Падмы Патил ("И кто тебя только за язык тянул?!"), Гарри обернулся. Он успел заметить, как снаружи к "иллюминатору" подплыла какая-то подводная тварь, а затем в стене рядом с окном открылось круглое отверстие потайного желоба, и оттуда в подставленную ладонь учителя выпрыгнул прозрачный шар с заключенным внутрь конвертом. Увидеть, что было дальше, Гарри уже не смог — его вместе с остальными учениками, как водоворотом, вынесло в коридор.
Заведующая библиотекой, шустрая очкастенькая брюнетка по имени Ирма Пинс, выдала первокурсникам учебники по химии, а также от всей души сочувственно пожелала им терпения и удачи. В свою комнату мальчишки вернулись сильно не в духе.
— Ну и наплачемся мы с этой злобной анакондой! — сверкая пожелтевшими от злости глазами, сказал Акэ-Атль и с размаху бросился на кровать. — Неорганическая химия, пособие для учащихся! — учебник полетел в угол. — Вот же пендехада!
Мертвяк, в которого, похоже, был встроен датчик распознавания мата на любом языке, тут же продрал глаза и включился в происходящее. Наслушавшись жалоб хозяина и его соседей по комнате, ворон почесал когтем клюв, а потом глубокомысленно изрек:
— Кто с Дурслями пожил, у Снейпа не заплачет.
* * *
Когда это мелкотравчатое безликое стадо уже покидало кабинет и еще одну головную боль можно было вычеркнуть из списка дел на сегодня, глубины озера выпустили черную Несси по кличке Кунигунда. Никто больше не знал, что именно так он величает гигантскую старую сомиху с костяными наростами на морде и несколькими парами длиннейших и толстых, словно канаты, усов. Она швырнула в желоб пузырь с письмом, хватанула припасенный в качестве награды за работу кусок тухлого мяса и стремительно ушла на дно.
Когда дверь захлопнулась за последним недоумком, Снейп развернул послание и пробежал взглядом по строчкам. Это было странно, но нигде не ёкнуло, ничего не шевельнулось, не заныло и не заболело. Он аккуратно сложил бумагу и сунул ее в рукав рядом с палочкой. Всё так, как и предполагалось: в течение года. Так и было, как думал — привязка. Одна из худших привязок в мире, с которой не разделаешься ни прямой магией, ни отварами. Магловская. Вульгарная. Добровольная. Ненавистная. Против глупости бессильны даже маги...
Он на минуту присел в кресло и побарабанил пальцами по столу. Что ж, придется ехать сегодня, хотя в планах было налиться по самые гланды снотворным зельем, закрыться в своем склепе и банально проспать оба выходных, как в летаргии. Он и без того уже едва стоял на ногах от усталости, а со следующей недели опять начнется бесконечная карусель с лабораторными, проверкой домашних заданий и прочей учебной чушью. Иногда ему сильно этого не хватало, чтобы отвлечься от навязчивых мыслей и забыться в нескончаемом, пусть и бессмысленном, беге. Но когда он снова увидел эти толпы совершенно ему не интересных детей, в душе, как всегда, глухо заворочались первые признаки раздражения. Терпеть, вечно терпеть "во имя". Думал ли он об этом, допускал ли хотя бы тень такой мысли тогда, двадцать лет назад, когда садился, как эта детвора в прошлое воскресенье, под Распределяющую Шляпу? Какое там. По детской своей глупости тот, маленький, Северус наивно полагал, что теперь, когда он вырвался из ненавистного Паучьего тупика и не будет видеть осточертевшую физиономию неуважаемого родителя, перед ним откроется безбрежный мир, полный грандиозных перспектив и настоящей жизни. Жизни, которую уж он-то построит для себя как надо.
Построил...
Собравшись силами, профессор вытолкнул себя из кресла, одернул мантию и стремительно покинул лабораторию. Путь его лежал к каменной горгулье в Директорской башне замка.
— Kak zhivesh-pozhivaesh, boyarin? — послышалась непонятная речь с картины, которая обычно пустовала — во всяком случае, в те моменты, когда по этому коридору Снейп проходил прежде.
Сейчас обитатель ее, суровый царь из далекой страны, чьи волшебники испокон века обучались в Колдовстворце или Дурмстранге, восседал на своем месте, удивительно похожий на Игоря Каркарова своим мрачным худым лицом, острой седоватой бородкой и страшным, орлиным взором глубоко посаженных глаз. Зельевар покривился от ощущения, будто ледяная змея обвила его позвоночный столб по всей длине, от затылка до копчика. Заодно на память пришло, что Люциус Малфой намеревался определить своего отпрыска в Дурмстранг, и не вмешайся Нарцисса, так бы оно и получилось. Только вот зачем эти лишние мысли лезут в голову сейчас?
