— Но... я не знаю! — однако внутри царило какое-то странное ощущение — почти уверенность, — что знает, и Гарри взял баночку. — Ладно, хорошо.
Людо поставил метлу у изголовья, и мужчины вышли из пустой, ледяной и темной спальни. Гарри хотел призвать свет, но почему-то передумал. Теплее от этого всё равно не станет. Он торопливо скинул пижаму и, содрогаясь, растерся вязкой субстанцией из банки. Ее хватило впритык, только чтобы покрыть мазью каждый дюйм кожи. А затем по телу разлилось бодрящее тепло. Парень огляделся. Или глаза его привыкли, или зрение вдруг приобрело такую остроту, что он начал видеть в кромешной тьме. Теперь он различал даже шитье на дверном занавесе в другом конце спальни. Гарри спрыгнул на пол и заметил свое отражение в большом зеркале. Замер от изумления: его зеленые глаза фосфоресцировали в темноте, и бледное тощее тело тоже немного светилось, как будто даже изнутри, из-под кожи, а длинные черные космы змеились вокруг лица, словно живя собственной жизнью. Это было и красиво, и жутко. Но он уже действительно знал, что делать. Набросив плащ-домино прямо на голое тело, юноша оседлал метлу, и та взмыла в воздух. Похоже, ради такого случая антилевитационные чары в этой комнате были отменены.
— Валлийские пустоши, Понтарфинах! — пронзительно крикнул он.
Оконная рама тут же распахнулась настежь. Совершив мертвую петлю, на которую никогда не решился бы прежде, Гарри с лихим посвистом вырвался на свободу. Он знал, что эта ясная ноябрьская ночь по-зимнему холодна, иней сверкал на крышах хогвартсовских башенок и галерей под мертвенным светом почти полной луны. Но ему было почти жарко и так весело, как еще ни разу в жизни. И он не боялся высоты, будто слившись в полете с попутным северным ветром.
Равнина внизу сменялась возвышенностями и перелесками, блестящие под луною русла рек растворялись в кружеве заливов, а ночь всё не уходила, и небо казало те же звезды, вмерзшие в свои места, как если бы планета прекратила свой бег по вселенской орбите...
Но вот наконец-то на пути возникли настоящие горы. Метла сама нырнула вниз и начала снижаться по спирали к какой-то неведомой цели. Не очень ловко приземлившись в расселине возле большого моста, Гарри скатился в обледенелые кусты вереска, но тут же вскочил на ноги. Русло речки промыло здесь глубокое ущелье в скалах, и под самым мостом ручей обрушивался на камни журчащим водопадом. Однако взгляд юноши притянула ближайшая вершина горы. Она была затянута густым туманом и странно переливалась в лунном свете. Окруженная смутным радужным кольцом, на ней высилась гигантская призрачная фигура. Гарри поискал глазами упавшую метлу, но, не найдя, стал взбираться по узкой тропке, хватаясь за листья подмерзших папоротников и лысые ветки кустов. Луна неподвижно висела за спиной.
Призрак двинулся, и Гарри подумал, что он проявляет нетерпение. Тем не менее лабиринт еле заметных дорожек уводил его подчас совсем в другую сторону. Ко всему прочему отовсюду слышался мерно нарастающий гул. Он шел из-под земли. Что-то зловещее сулили эти звуки. Гарри прижался спиной к обросшему мхом стволу дерева и перевел дух. Ему стало не на шутку страшно, да еще и призрак на вершине, кажется, начал гаснуть.
— Нет, нет! Только не сейчас! — прошептал парень и в отчаянии ломанулся прямо через заросли, не разбирая дороги.
Когда на пути встречались уступы, он карабкался по ним, даже не задумываясь о пропасти и риске сорваться. Ободравшись до крови, изорвав плащ, Гарри заметил, что светящаяся фигура больше не меркнет, и заторопился на ее зов. Тем более своим марш-броском он вдвое сократил расстояние между ними. Стиснув зубы, юноша прибавил прыти. Он совсем не ожидал, что призрак окажется настолько громадным, каким он предстал перед ним на плоской вершине.
Сфинкс возлежал на каменном постаменте и легко покачивал раскрытыми орлиными крыльями. По периметру каменной тумбы, бесконечно гонясь друг за другом, но никогда не встречаясь на одной плоскости, бегали двое — Ахиллес и большая сухопутная черепаха. Мускулистое львиное тело Сфинкса выглядело каменным, но грациозно извивающийся хвост и движения лап, из которых он поочередно выпускал от удовольствия когти, опровергали эту иллюзию. Голова же... На Гарри насмешливо взирало огромное и прекрасное лицо мужчины, в ком парень безошибочно узнал Гилдероя Локхарта. И откуда-то на фоне подземного гула донеслось чудное пение невидимого хора:
Beneath, the forefather intricately spreads.
Of all our edifice
The root. Occult wellspring,
It has never been suspected.
Knight's helmet and hunter's horn,
Wise words of those grown old,
Rage between brothers,
The lute-playing of women's souls.
Branch upon branch urged on,
Nowhere disentangled...
One is free! Oh, climb!.. oh, climb!..
Ah, but they break off.
Yet one, reaching the top, bends
Into a lyre. [4]
— Что ж, полдела сделано, мой юный хромой Эдип. Остался последний шаг, но сделать его ты должен быстро, иначе...
____________________________
[4] Перевод см. в Примечании в конце этой главы.
Гарри поглядел с вершины вниз и чуть не заорал от ужаса. Куда только хватал глаз, со всех сторон к их скале текла, подступала волнами расплавленная магма. Горизонт плавился от первозданного жара, и всё живое давно сгорело в пламени подземной крови. И... отец, друзья... Нет, нет, нет, не надо, ну не надо!..
— Сгоришь и ты, думая не о том, — голос Сфинкса вернул его к реальности, и юноша, утерев глаза, в ярости уставился на химеру. Жить ему уже не хотелось. — В твоей воле или всё исправить, или потерять последнее — разум. Ты готов выслушать условие?
— Да! — сквозь сжатые зубы с ненавистью бросил ему в лицо Гарри.
Гул нарастал, и лава погребала под собой ярд за ярдом. Подточенные ею, в огненную жижу рухнули ближайшие скалы...
— Сейчас у тебя есть возможность вернуться в прошлое и сделать так, чтобы этого не случилось. Но взамен ты должен убить собственного деда, когда он был еще отроком. Ты знаешь эту задачу, не так ли? Реши ее, у тебя три минуты на обдумывание. Поспеши, иначе тебя ждет катастрофа.
Было бы странно когтевранцу не знать этот парадокс. Но какого ответа ждет чудовище с лицом друга и телом зверя? Если он убивает своего гипотетического деда, когда тот был еще мальчиком, то на свет не появится кто-то из его родителей, а значит, он сам, а значит, некому будет отправляться в прошлое и убивать гипотетического деда. Это притча во языцех...
Их гора дрогнула, и что-то обвалилось в пропасть с противоположной от них стороны. Сфинкс слегка двинул бровями, иронизируя над собеседником и нисколько не рассчитывая получить от него правильный ответ.
— Три тебя устроит? — враждебно буркнул юноша. — Я не знаю, какой из вариантов надежнее.
— Три так три. Но поспеши, у тебя минута.
В центре площадки образовался кратер, и из него ударила струя расплавленных металлов и камней. Обугленные обломки полетели во все стороны. В голове Гарри помутилось, он уже почти не соображал, что от него требуется, но тут вспомнил, как вызвал Патронус тогда, у озера, как впервые они разговаривали с отцом, и тот держал его за руку в лазарете... Помрачение рассудка отступило.
— Первый. Если я возвращаюсь в прошлое и совершаю всё так, как совершаю, значит, это и должно было случиться. Я не могу изменить сценарий и кого-то убить вопреки предначертанному. Если же я смог это сделать, то что-то здесь не так.
— Что, например?
— Дед не тот, например, — дерзко ухмыльнулся Гарри, надеясь, что сейчас какой-нибудь каменюкой присветит по этой гигантской башке, и напоследок, перед помешательством, он будет хотя бы отомщен. — А я возвращаюсь в прошлое и передаю сам себе секрет путешествий во времени. Я вынужден повторять это действие и создавать прошлое в том виде, в котором оно известно в моем родном мире.
— Хорошо, продолжай. Что, если дед — тот?
Еще один огненный гейзер сотряс их гору. Гарри приходилось кричать, чтобы химере было его слышно каждое его слово и в случае чего она не смогла бы шельмовать, якобы не разобрав ответ.
— Во втором варианте своим переходом я создаю новую, параллельную, вселенную, а мое время остается в старой. И там я могу делать всё, что угодно, даже убивать двойника своего деда, никуда при этом не исчезая.
— Эвон куда ты замахнулся! А третий?
Гора начала проседать под напором разъедающей ее магмы. Гарри согнулся пополам от дурноты. Мозг его тоже плавился и, воспаленный, отказывался соображать.
— Третий! — вскакивая на все четыре лапы, громогласно прорычал Сфинкс.
— Я могу... там... менять всё... как мне нужно... П-передавать себе ин... информацию... Но...
— Что? Говори!
— Но я... не смогу убить... ключевые фигуры.
Мир летел в тартарары. Сфинкс замахал крыльями и крикнул вслед улетающему в пекло Гарри:
— Что выбираешь ты?!
— Третье!
— Тогда запомни слово: "Выход"! В конце пути я приду к тебе и спрошу!
И вместо того, чтобы упасть в жерло вулкана, Гарри больно стукнулся затылком обо что-то твердое и сощурился от солнечных лучей, которые били прямо в лицо. Рев толпы оглушил его. Он инстинктивно оттолкнул от висков хрустальные спирали транслятора и подскочил в кресле, дико озираясь. Рядом с ним в таких же креслах сидели Крам и Делакур, и озирались они не менее дико.
— Слово? — через заклинание Сонорус потребовал Людо Бэгмен у девушки.
Флер захлопала ресницами.
— Гаммельнский крысолов сказал: "Выход", — еле внятно пробормотала она с палочкой чиновника, приставленной к ее шее, и голос разнесся над ликующими трибунами.
За столом над помостом сидели три директора и Крауч, а у встроенных в сам помост техномагических кресел стоял Бэгмен и опрашивал конкурсантов. Пока Гарри пытался понять, что происходит и почему сейчас в разгаре полдень, когда только что была глубокая ночь, устроитель Турнира перешел к Виктору и прислонил кончик палочки к его горлу:
— Слово?
— Орисница сказала: "Выход".
Трибуны снова взорвались аплодисментами и воплями болельщиков. Кажется, такого успеха Крам не имел даже на Чемпионате по квиддичу. Тем временем Бэгмен возник возле кресла Гарри:
— Слово?
— Сфинкс сказал: "Выход".
— Итак! — чиновник резко развернулся и направился к судейскому столу. — Первое ключевое слово: "Выход". На этом стартовый этап Турнира завершен. Давайте устроим пир горой, леди и джентльмены!
Примечание
[4] Райнер Мария Рильке, из "Сонетов к Орфею" (пер. Зинаиды Миркиной):
Где-то есть корень — немой,
в недрах, глубоко,
сросшийся с древнею тьмой,
с тишью истока.
Головы в шлемах, белей
кудри, чем луны,
братство и брани мужей,
жены как струны.
С веткою ветвь сплетена
гуще, теснее...
Только вот эта одна
вырвалась. Тянется ввысь.
О, не сломайся! Согнись
в лиру Орфея!
49. Нет лютни, нет копья бойца, не в моде и турниры
Из личных записей в дневнике Гермионы Грейнджер, студентки IV курса факультета Гриффиндор
Я думала, что в эту ночь сойду с ума. Как назло, все говорили только о завтрашнем Турнире, и после того, как в нашей спальне погасили свет, все голоса повтором звучали у меня в голове, стоило чуть задремать. Жулик забрался на мою кровать и пытался убаюкать своим мурлыканием, но его стараний не хватило. За эту неделю я выучила о драконах всё, что можно выучить. Один из братьев Уизли занимался драконьей дрессировкой, поэтому я просто достала Рона просьбами узнать об этом побольше. Он сказал мне по секрету, что о том же самом всё время выспрашивает его и девица Делакур. "Вот стерва, — подумала я. — Понятно теперь, ради чего она спуталась с "малолеткой"!"
Уже знакомый суровый филин Риг принес мне ответное письмо от Гилдероя. Тот удивился, почему я так напористо интересуюсь драконьей темой, если никому, даже устроителям шоу, не известно, что именно изберет магия на первом из этапов, где оценивается потенциал и сфера интересов испытуемых.
Утром 8 ноября я чувствовала себя совсем разбитой. Первым делом, умывшись и наскоро одевшись, я побежала к гостиной Когтеврана, чтобы увидеться с Гарри и пожелать ему удачи, но на мой зов вместо него вышла Луна. И вышла не одна, а в сопровождении хмурых Акэ-Атля и Майкла. Мальчишки сказали, что кровать Поттера с утра была пуста, однако никто не видел, как и когда он ушел.
На завтраке в Большом зале отсутствовали все три директора, профессор МакГонагалл, а также мистер Крауч и мистер Бэгмен. За порядком следили оставшиеся три декана и старший преподавательский состав школы. Народ перешептывался, и до красного стола также дошел слух, что шармбатонцы недосчитались утром Делакур, а дурмстранжцы — Крама. Всё это было загадочно и крайне тревожно.
Лавгуд, скорее всего, переживала из-за Виктора: я уже научилась за ее маской рассеянности видеть настоящие чувства. Она была бледнее обычного и явно напугана.
Глядя на других, я поняла, что за Гарри не волнуется никто, кроме меня. Ну, может, еще кроме Пухлого, который тайком подсунул мне на днях редкий манускрипт за авторством самой маэстрессы Пуффендуй — как считается, копию с личного экземпляра, принадлежавшего профессору Скамандеру. Речь там шла о приемах, которыми можно было бы слегка успокоить потревоженного дракона, если, конечно, ящер еще не слишком разозлился. Невилл попросил меня рассказать обо всём прочитанном Поттеру, да только я вспомнила, что Гарри поделился со мной некоторыми из упомянутых в трактате секретов драконоборчества еще на втором курсе. Дело в том, что драконьи бои на Сокровенном острове предполагали хорошие знания в данной области, и пусть там звери были ненастоящими, обретенные на тренировках навыки от этого своей ценности не теряли. Только на это и оставалось рассчитывать во время скорого Турнира. Если, конечно, Гилдерой не окажется прав.
Остальные же мало задумывались, чем всё кончится для Поттера. Слизеринцы с попустительства профессора Снейпа вообще злорадствовали, пуффендуйцы казались растерянными, но стоило где-нибудь прозвучать обидному лозунгу-речитативу в адрес Гарри, они подхватывали с пребольшой охотой и посмеивались, желая ему проиграть. Я слышала сплетню о том, что Амос Диггори, отец Седрика, позволил себе назвать Гарри неблагодарным выскочкой. Наши относились к исчезновению Поттера легкомысленно, мол, выкрутится пацан, ему не привыкать. А его сокурсники — философски. Но эти были хотя бы всерьез уверены в его стойкости и, во всяком случае, желали ему победы. Как же я теперь ненавидела Малфоя! И ведь он в начале года уже начал казаться мне почти адекватным...
Зато судьбой Флер и Виктора были озабочены все студенты Шармбатона и Дурмстранга, это витало в воздухе, как вирус гриппа. Наши гости даже ходили медленнее и разговаривали между собой тише, сплоченные в предчувствии опасности. Поручусь, пожалуй, что в их школах нет такой межфакультетской розни, как у нас в Хогвартсе.
