Вернувшись в Хогвартс, Квиррелл собрался подниматься к себе, но увидел во дворе гурьбу играющих в снежки мальчишек-первокурсников, среди которых различил и Гарри Поттера. Соблазн был велик. Отсюда, из-за толстого ствола старого бука, их всех видно, как на ладони, а его не увидит никто. Он даже приподнял палочку, одно движение — и потом всё можно списать на несчастный случай: мальчишки заигрались, один поскользнулся на льду, ударился виском о каменный выступ фонтана... Однако, после секундного колебания, учитель ЗОТИ передумал. Слишком внимательно смотрел на него ворон, который до этого просто прыгал по крыше беседки неподалеку, выклевывая из-под шапки снега что-то съестное. Ворон, конечно, всего лишь птица, но Квирреллу стало жутковато от его пристального взгляда.
Он видел, как разговаривала с ними МакГонагалл — она тоже покосилась в сторону старого бука — и как разгоряченные беготней ребята возвращались в замок через клуатр, где столкнулись с вездесущим чернокнижником. Ну все слетелись, как по заказу! Еще директора не хватает! Квиррелл порадовался, что не успел наколдовать на Поттера никакой гадости. Мальчишке везло сегодня так, словно он перед прогулкой хлебнул пару ложек "Феликс фелицис". Ничего, успеется. Если помехи так упорно не позволяют что-то сделать, значит, Поттер еще для чего-то будет нужен. Квиррелл верил в предначертание.
* * *
Идиотский праздник.
Снейп не любил всякие торжества вообще, а это — в особенности. Слащавый и лицемерный праздник. А в детстве еще и с привкусом скандала, материнской истерики, его и ее депрессии. Дражайший Тобиас Снейп никогда не пропускал рождественскую возможность накидаться до самых гланд, традиционно полаяться с супругой и, отвесив леща неосторожно подвернувшемуся под руку сынку, пойти "по бабам". Но это лишь в молодости. Со временем алкоголь сделал с маглом свое черное дело, и ходить налево ему стало незачем. Поэтому после сорока пяти папаша сваливал из дома просто для того, чтобы свалить и чтобы продолжить пьянку с такими же алкашами-импотентами, как он сам. Но в эти годы уже и повзрослевший Северус научился смотреть на спектакли своих предков сквозь хорошо отдаляющий театральный бинокль и ничего, что так рвало его душу в детстве, не принимать теперь близко к сердцу. Его даже напрягло бы любое изменение в сценарии под названием "Мерри Кристмас, мистер и миссис Снейп!" Они дебоширят? Ergo, они существуют!
С утра лесник приволок в общий зал елку, в общей суете там напакостил школьный полтергейст, и директор прислал домовиков за средствами для устранения последствий.
— Мастер Снейп, Чаттера отправили за сильными снадобьями! — затараторил эльф, размахивая ушами. — Студенты ждут завтрака, мастер Снейп, голодные, а в зале творится такое — ой-ой! — он ухватился ладонями за свой болтливый кочан, который именовал головой, и начал его крутить так буйно, что зельевару захотелось присоединиться к действу, чтобы помочь парню избавиться от ненужной части тела.
— Заткнись, — проявив силу воли, вместо этого сказал Снейп; Чаттер тут же захлопнул рот и уставился на него выпученными от старательности глазами. — Что там произошло?
— Мастер Снейп, Пивз где-то раздобыл сероводородные хлопушки...
"Где-то!" В очередной раз мысленно отправив в адрес праздника, его устроителей и одной рыжей пары братьев-раздолбаев много добрых и светлых пожеланий, декан Слизерина выдал домовику склянку и саше, а также инструкцию по созданию электрического разряда для того, чтобы добыть необходимую порцию озона.
— Но запах до конца не выветрится еще около часа, — предупредил он. — Поэтому выгоняйте стадо на пастбище.
Как ни странно, но многие физические законы, давно открытые в мире маглов, оставались для здешних обитателей непостижимыми проявлениями стихий. Северуса это так забавляло, что даже своих знакомых чистокровных волшебников, людей совсем не глупых в целом, но искренне считающих ту же молнию магией мистических сущностей, он не спешил разубеждать. Скорее наоборот — с каменной серьезностью всегда выслушивал их развернутые и обоснованные гипотезы, трактующие такие процессы, и глубокомысленно кивал, когда собеседник ждал от него поддакивания. Подобные беседы нередко спасали его от хандры и особо жестоких приступов пессимизма. Однажды после встречи с Люциусом Малфоем, попрощавшись с последним и сдерживаясь из последних сил, Снейп запер свой кабинет, а затем хохотал, пока не брызнули слезы. Узнай об этом папаша Драко, дуэль была бы неизбежна. Вот поэтому здешним нравам приходилось соответствовать и вместо техники предлагать магию: обычного магловского озонатора домовый эльф чурался бы точно так же, как религиозный магл — летающей метлы, и оба в едином порыве желали бы зельевару гореть на адском костре за крамолу.
А еще к празднованию Рождества в Хогвартсе по негласной настоятельной просьбе Дамблдора учителя должны были одеваться представительнее, чем обычно. Разумеется, самого директора, даже по будням расхаживавшего в образе Санты, а с ним — эксцентричной Сибиллы Трелони, прорицательницы, — этот указ не касался. Поэтому в канун праздника Снейпу приходилось вспоминать о единственном своем костюме для особых случаев. К особым относились исключительно редкие, но иногда необходимые визиты в Министерство. Не только зеленовато-черная мантия, но и все остальные детали наряда соответствовали вкусу совсем еще молодого Северуса. Тогда он был фанатом готических времен — отчасти потому, что комбинация тяжелых бархатных со струящимися шелковыми тканями, как носили по той моде, позволяла выгодно замаскировать его худобу, над которой не издевался только ленивый и по поводу которой он втайне комплексовал сам. Нынешнему Снейпу на неизлечимую костлявость и прочие многочисленные изъяны внешности было плевать, но, переодевшись, он не мог не согласиться, что у него юного со вкусом было всё в порядке. В средневековом костюме слизеринских оттенков отсутствовала та экзекуторская строгость повседневного сюртука, которая заставляла зельевара держать осанку и беспрестанно помнить о своей роли. Казалось, что в платье, какое носили, наверное, во времена Ричарда III, можно с одинаковым успехом и ходить, и плясать, и спать, настолько невесомыми и удобными были все его детали — от камизы [2] до расшитого серебряной нитью верхнего плаща-мантии. Однако раздражающее внимание, с которым встречали декана его коллеги и ученики, сводило на нет всё удовольствие от испытанной легкости. Снейп стискивал зубы и велел себе терпеть, пока не кончится этот треклятый день, чтобы опять вернуться к привычным, заношенным до дыр веригам.
______________________________
[2] Камиза — длинная нательная рубашка, атрибут европейского мужского костюма в средневековье.
Когда рождественский пир подходил к концу, Дамблдор сделал зельевару знак и, отделившись с ним от других преподавателей, попросил навестить один из неиспользуемых классов школы и перенести хранимый там артефакт — зеркало — в комнату, охраняемую хагридовой трехголовой псиной.
— Теперь ты знаешь, что спешка при общении с этой собакой абсолютно неуместна, Северус, — поглядывая на подчиненного поверх очков и причмокивая лакричной конфетой, с нажимом намекнул старый чародей.
Снейп до сих пор не без содрогания вспоминал, как из-за его беспечности в ночь на Самайн эта скотина еще бы немного, и оттяпала ему ногу. Но директор умел формулировать свои просьбы так, чтобы у исполнителя не оставалось ни малейшего сомнения, насколько строги и неотложны приказы, под них замаскированные. Алхимик только кивнул и отправился за помощью к Филчу, очень смутно представляя себе расположение заброшенного класса, не обременяя мозг вопросом, почему Альбусу приспичило сделать это именно сейчас, и меньше всего ожидая увидеть возле зеркала сынка Поттера. Дерзкий мальчишка даже не попытался утаить, что смотрелся в еиналеЖ.
— Значит, я хочу быть одновременно ребенком и взрослым? — вырвалось у него, когда профессор сквозь зубы объяснил принцип работы этого магического устройства. Директор наверняка уже поковырялся в зеркале, чтобы приспособить его под свою многоходовку.
Тогда Снейп не удержался и легонько коснулся самых свежих воспоминаний первокурсника. Увиденное слегка его обескуражило: Поттер на самом деле проявился в своем желании дважды на одном плане — младенцем и уже почти взрослым парнем. И сами эти желания выглядели так, будто принадлежали разным людям. Как вариант, это был результат усовершенствования зеркала Дамблдором, поскольку Северусу было известно, что еиналеЖ преломляет для смотрящего лишь одну, но зато самую горячую и отчаянную его мечту на данный момент. Со временем или по исполнении предыдущей мечты (хотя охотнее всего эта дрянь выводила на свою поверхность именно несбыточные желания) изображение могло меняться. То, что он подсмотрел на краю сознания мальчишки, выглядело странно. И кое-что профессора смутило в самой картинке. Смутный образ женщины за спиной маленького Поттера он не мог не узнать. Даже если бы она не жестикулировала и не встряхивала так знакомо завитками жестких рыжих волос, весь ее облик сложно было бы перепутать с кем-то еще. А вот Поттер-старший... Мерлиновы панталоны, да этот тупой квиддичный фанат, вся родня которого (и он сам) телосложением походила на плебеев-горшечников [3], не был настолько выше Лили и таким стройным! Скорее всего, у мальчишки в памяти почему-то запечатлелся старший из братьев Блэк, и именно его размытый силуэт стоял рядом с нею в отражении. Всё-таки Сириус стал его крестным и, как видно, нередко навещал их "святое" семейство.
______________________________
[3] Простонародная фамилия "Поттер" в переводе с английского означает "гончар" или "горшечник".
А вот второе желание сына Поттера было абсолютно необъяснимым.
— Вам виднее, — бросил Снейп в ответ на его вопрос и отправился в чулан — убаюкивать трехголового монстра.
Зельевару очень не хотелось бы смотреть в еиналеЖ. Он прекрасно знал по своему прошлому опыту, что ничем хорошим это не обернется. Так оно и получилось. Вернув зеркало в нормальный размер, Снейп не успел сразу же задернуть его занавесом и понял: ничего не изменилось, он хочет того же, что и всегда.
В его случае еиналеЖ отражало всё, что угодно — мрачные, освещенные лампадами стены, ступени и перила лестницы, ведущей из круглого зала в обводной коридор, колонны, глубокие ниши со скорбными статуями, пол с осыпавшейся мозаикой потолочного свода... Всё, кроме самого Северуса. Словно его никогда не существовало.
Чего он и желал с незапамятных времен. Не существовать никогда. Не рождаться, не жить, не умирать.
И хотя профессор тут же возвратил занавес на место, было поздно. Хорошо закопанная под покровы недосягаемости информационная цепочка снова пришла в движение, распуская моток. Воспринимать ее свободно от эмоций и отголосков старых переживаний было невозможно. Это как проклятье: Снейп мог замаскировать воспоминания с помощью окклюменции от кого угодно, кроме себя самого. Одно неосторожное движение срывало всю защиту, как срывает тонкое острие булавки корочку с заживающей раны, и снова хлещет кровь, а рубец обещает стать всё глубже и грубее. Страшнее всего доканывали терзания от вышедшего из-под контроля чувства вины. Стоило лекарю по имени Время осушить поток самообвинений, обязательно возникало нечто, провоцирующее новый всплеск. И Дед, как назло, время от времени заставлял Северуса выполнять поручения, которые так или иначе приводили к еиналеЖ.
Лишь глубокой ночью клубок угрызений был снова смотан и утрамбован в дальний чулан. Зельевар надеялся отключиться, но увы: побочные эффекты породили мучительное, "просоночное", как он называл это, состояние. Образ, что недавно появился в чужой мечте, вновь обрел воплощение — в его собственной. Образ явился к Северусу, чтобы до самого рассвета пытать несбыточным. И еще неизвестно, какая из причин была больнее. Понимать, что всё это, настолько четкое и осязательное, неправда — или что его никто не слушает и не слышит, как бы он ни пытался объясниться. Что она так живо обнимает, так страстно целует, изгибается под ним, всхлипывает, стонет и шепчет — или что он знает: это может прекратиться в любое мгновение, потому что она мертва.
— Я с тобой. И никогда не умирала, — лепетал призрак ее голосом, а теплое дыхание щекотало висок и ухо. И лисье, рыжее, опасное прикосновение туманило рассудок. — Всё было только в навязанном тебе сне. Не говори мне ничего, пусть сейчас будет так же, как раньше!
— Если как раньше, то этого не может быть, потому что раньше этого не было! — цепляясь за обрывки белого флага, выброшенного логикой, отвечал он, но не мог запретить своему телу принимать подачку несбывшегося прошлого, покуда дремлет разум.
— Было. Ты просто не можешь открыть глаза. Вы все — по ту сторону еиналеЖ. Чужого еиналеЖ, Сев. Чужого...
И скачет по стенам маленькая клыкастая косуля, лунным зайчиком да на границе миров...
Измотанный сновидениями и обозленным Грегом, как будто и не спал вообще, Снейп открыл глаза и неподвижно пролежал еще час или полтора, до первых признаков рассвета, бездумно пялясь в потолок и сжимая челюсти от боли в руке и позвоночнике.
— Что тебе надо? — тихо, через стиснутые зубы, вопрошал он пустоту. — Ты же сказала, что сделала свой выбор. Ты сказала, что отпустила, и тогда я отпустил тоже. Чего еще в таком случае тебе от меня нужно? Отстань, ты надоела мне до смерти. Я не хочу тебя, не хочу о тебе думать и почти не вспоминаю о тебе. Но ты находишь лазейки, даже мертвая, давно закопанная в землю вместе с этим... подонком, ты находишь лазейки. Ты домогаешься. Зачем? Когда-то ты вытерла об меня ноги. Когда-то я стал тебе не нужен, да и был ли нужен вообще когда-нибудь? Зачем я вдруг понадобился, после того как твоя плоть сгнила под землей, смешавшись с гнилой плотью того, кто выгодно заменил меня, не достойного твоих щедрот? Какого черта?! Какого. Сраного. Черта?!
Пустота внимала и ожидаемо отвечала безмолвием.
Во всех сказках народов мира опасность несут потусторонние существа обычным людям. Но никто и никогда не задумывался о том, какую угрозу таят обычные люди, попавшие "по ту сторону", для обитателей чуждого им мира. Если однажды проникнут в душу, овладеют сердцем, заденут невидимые струны — не спасут ни заговоры, ни разум. Если отравят своим пьянящим дыханием всё, чем ты дышишь, магия бессильна. Потому что потом они неизбежно заявят: "Но я здесь ни при чем, ты сам виновен! Разве может магл отвечать за слабости чародея? Ты же волшебник, ты должен быть осмотрительнее в своих порывах!" И уйдут — или к себе домой, в свой мир, или с тем, кого сочтут выгодным спутником. Всегда...
Утро началось в таком настроении, что даже Грег предпочел не обострять, поскольку трещина в стекле подводного иллюминатора могла бы доставить куда больше проблем, чем в любом обычном окне над поверхностью озера. Спонтанно разлетевшиеся вдребезги дверцы шкафов немного образумили зельевара, напомнив, что пора взять себя в руки. Сбросить ярость неутоленного, но раздразненного желания можно будет в драконьем поединке, который намечается во второй половине дня как раз с его участием — так решила жеребьевка прошлого турнира. И взмахом палочки он терпеливо восстановил ни в чем не повинную мебель.
