— Отто Праудфут даже велел своей команде ее запомнить — чтобы чего доброго не арестовать в следующий раз снова! — заливался Уизли, в который раз веселя всех приятелей нашего, барсучьего и вороньего факультетов, и только, кажется, мне одной было не смешно, потому что за всеми этими "хи-хи" и "ха-ха" лично я уловила акцент именно на оговорке "в следующий раз".
Несмотря на окружающее безумие, мы умудрились сдать необходимые зачеты и экзамены, и даже Симус наконец-то умудрился списать у меня на Астрономии так, что антисписывательные чары Синистры не подняли тревоги, как это бывало прежде.
— Растешь! — сказала я ему, когда он, не веря собственным глазам, таращился на итоговые оценки.
Гарри отчитался не только по теории, но и на практике, и даже Слагхорн в самый последний момент смилостивился и не стал заваливать его на ЗОТИ: говорят, он обрадовался уступке Снейпа, который внезапно предложил ему обменяться дисциплинами на следующий учебный год. Эх, не везет так не везет: очень уж хотелось бы мне посмотреть, каково это — нормальное преподавание Зелий в Хогвартсе. Без шипения, колкостей и унижений тех студентов, у которых — возмутительное преступление! — просто отсуствуют способности к зельеделию и алхимии. В отличие от папаши Гарри профессор Слагхорн мог допустить, что такое — вполне себе естественный ход вещей.
Едва получив мой табель, мама развила бурную деятельность, связанную с будущим переводом. Появись у моей мамы нужный стимул, она добралась бы и до края Вселенной и построила всех, кого нашла бы на этом краю, а если бы кто-то попытался улизнуть в черную дыру, то раздобыла бы и оттуда — и плевать на сингулярность и прочие законы физики! Просто до этого я была уверена, что наши миры взаимодействуют только в одностороннем порядке и никакого инициированного маглом диалога с волшебниками не может быть в принципе. Но через каких-то своих знакомых мама достучалась до руководства Шармбатона, превознесла там до небес мои способности (мне до сих пор за это стыдно, правда!) и в результате получила для меня персональное приглашение, а также ходатайство в адрес директора МакГонагалл лично от Олимпии Максим.
Рон чуть не плакал от зависти, когда узнал о нашем с Гарри переводе. Как и я, он был уже совершеннолетним — семнадцать ему исполнилось в начале весны — но родители категорически велели ему окончить обучение в "хорошей школе", а дальше "можешь делать что пожелаешь, как твои старшие братья". Они считали, что им удастся защитить своих младших отпрысков лучше, чем всяким заграничным лоботрясам. Шармбатон, как я поняла, был в их глазах чем-то вроде настоящего "гнезда разврата", а о Дурмстранге при них не стоило и заикаться. Ссориться с родителями Ронни не хотел и потому напутствовал нас, что и как передать при встрече его разлюбезной Флер.
— Подожди, она же закончила учебу еще два года назад! — придержал поток его мыслей Гарри; думаю, он не слишком вдохновился идеей снова иметь дело с вейлой. — Где нам ее искать?
— С этим я разберусь, старина! — Уизли снисходительно похлопал его по плечу, отчего тот даже слегка покачнулся: в росте они почти сравнялись, а вот в атлетизме — никак. — Главное, не забудьте, что я сказал. И передадите кое-что Биллу, он заскочит к вам в сентябре.
Он привел нас в амбар, где его отец устроил подобие гаража, и всучил нам коробку размером с бегемота — именно ее потом и пришлось маскировать под футляр для виолончели, трансфигурировав с помощью профессора Патрины Фьюри. Патриной, между прочим, оказалась мадемуазель Джудит Шафиг, дама сердца Сириуса Блэка, та самая, которую профессор Слагхорн умудрился приревновать к Гарри. Когда я рассказала об этом ничего не подозревавшему приятелю, он икал от смеха целый день.
— У тебя тут что, рояль? — обалдело спросили мы Уизли, а Гарри, попинав угол ящика, предположил, что там еще в качестве бонуса натолкана и рассада кустов. Как минимум, детенышей баобабов.
Судя по странному шебаршению внутри, которое время от времени чередовалось с глухими тяжелыми тычками в стенки, Ронни подбивал нас на контрабанду. Если бы он отправил эту тварь обычной волшебной почтой, то разрешение выдали бы во время досмотра — там ради таких целей специально отряжают сотрудников-стажеров из департамента по контролю популяций магических существ. Но откуда у Уизли деньги, чтобы переправить за границу бандероль таких габаритов? Накладывать же чересчур сильные чары уменьшения размеров и веса в таких случаях очень нежелательно, потому что зверюшка (или кто там у него?) может попросту подохнуть.
— Подожди-ка, а что мы будем с нею делать до приезда Билла? — ужаснулась я. — Мы поедем туда в середине августа, а ее же нужно чем-то кормить и... наоборот... в смысле — выносить за ней это самое, сам-знаешь-что?!
— Поверь, хлопот оно вам не доставит и потерпит без всякой кормежки и... наоборот. Дальше с ним разберется Билли, вы только перевезите.
— Эти ваши мутные делишки... — покачал головою Гарри.
Рон загадочно шевельнул бровями:
— Ну, может, они и мутные... только вполне вероятно, что они смогут кое-кому помочь в будущем...
Добиться от него, что там такое, мы с Гарри не смогли. Ронни лишь пообещал, что содержимое ящика не представляет никакой опасности. Правда, оговорился — "пока оно в полной темноте", но потом долго хихикал, мол, каково я вас взял на испуг, детки — небось, поверили в Носферату? Уизли — это диагноз, братья у него не лучше... Оставалось только довериться его клятвам: всё же он львенок, а львята своих не подставляют...
— Кстати, ты заметила — в этот раз у них в доме было как-то слишком тихо? — сказал Гарри, когда мы вышли за калитку "Норы" и я стала сосредоточиваться, чтобы трансгрессировать вдвоем с ним: делать это в одиночку я умела уже уверенно, а вот с кем-то в паре волновалась — чересчур большая ответственность. Меня это всегда нервирует.
— Ну так правильно: близнецы в Косом, отец с Перси в Министерстве, Рон был с нами снаружи, Чарли с Биллом вообще Мерлин ведает где... А миссис Уизли и Джинни — не самые шумные члены семьи...
— Вот я и говорю: в "Норе" — и вдруг такая тишина... и никто это не исправляет... Странно...
Как бы я ни волновалась, но отработанная на занятиях система не подвела: мы прыгнули пусть и недалеко, всего лишь до дома-башни Лавгудов, но очень точно — прямо к антиаппарационной границе у входа во двор. В окне своей комнаты возникла Лу (рядом с ней сквозь бликующее стекло едва угадывался край мольберта) и помахала нам рукой. Глаза Гарри сразу засияли иным светом. Мы наперегонки припустили к крыльцу, по пути увертываясь от бомбардирующих слив.
Мистера Лавгуда, как обычно в последнее время, застать дома было трудно, и Луна оставалась за главного. Впрочем, ее возвышенную натуру это нисколько не напрягало — хозяйственными делами у них заправляли эльфы Воби и Юма.
— Я думаю, что папа с кем-то встречается, — пропела Лу, вытирая руки об измазанный краской холщовый передник. — Только он до сих пор наотрез отказывается нас с ней познакомить, — она взглянула через плечо на Гарри и прикоснулась ладонью к его руке, а он кивнул, хотя я не думаю, что ему было особенно интересно, с кем там встречается мистер Лавгуд. Эти двое сейчас были увлечены исключительно друг другом, как все нормальные (или скорее ненормальные) скучные влюбленные. — Пойдемте, что ли, чай попьем со сливовым повидлом...
— Повидло из тех слив? — на всякий случай уточнила я, морщась: пришлось попыхтеть, чтобы достать очищающими чарами между лопаток, куда напоследок, когда мы с Гарри уже достигли порога, мне всё же прилетело одним из липких снарядов. И это было не только противно, но и, знаете ли, больновато.
— Не-е-ет, что ты! Из простых слив. Эти есть нельзя, они у нас просто для декоративности... и чтобы отпугивать нарглов!
Ага. Так и запишем. Я еще раз поморщилась, потому что не очень приятно было осознавать себя нарглом, и мы спустились пить чай. По пути с колдографии над лестницей мне помахали руками юные Пандора Уолсингем и Лили Эванс — и я подумала, что ведь здесь эти девчонки младше меня! Наверное, возраста Лу — лет по шестнадцать. Они переглянулись и звонко засмеялись, а Лили стала молча, но очень настойчиво указывать мне на приоткрытую дверь в одну из комнат напротив, на пол-этажа ниже. Может, это та самая лаборатория, где погибла мама Луны? Но нет. Когда мы дошли до нее, я пропустила парочку вперед, сделав вид, будто завязываю шнурки кроссовка, и, насколько сумела, заглянула внутрь. Это была не лаборатория, а просто маленькая нежилая спальня, и в ней недалеко от двери, полуразвернутое, стояло трюмо. Больше ничего примечательного я там не увидела.
В кухне у нас слово за слово зашел разговор о скором переезде. Серебристые глаза Луны сразу запечалились, и она посматривала на Гарри с плохо скрываемой грустью, он же то и дело поглаживал ее по плечу и выдавливал улыбку — правда, тоже не очень-то веселую. Такую же, как только что была у его мамы на снимке, когда она вдруг оборвала смех, резко постарела на много лет и попыталась мне куда-то показать. Или не мне, а просто так? Я по сей день не научилась отличать, где персонажи с волшебных фотографий действительно пытаются вступить в контакт с живыми, как портреты или привидения Хогвартса, а где механически делают то, что им положено по задумке фотографа. Жутковато это всё. Я встряхнулась:
— Мне хотелось бы всё-таки понимать, чего от нас ждут с... этим переездом.
— Ты имеешь в виду сценарий переговоров? — уточнил Гарри. — Вообще не в курсе. После того, как Малфой откуда-то прознал о... о нас с отцом... я вообще думал, что операция теперь под угрозой срыва и ее отменят.
— Да, Малфой то еще бельмо на глазу, — не могла не признать я. — Он повсюду. Но, мне кажется, он не станет вредить. Если бы такая опасность существовала, разве Снейп постеснялся бы подчистить ему память, как тогда — нам?
В последний день перед отъездом из Хогвартса бледная немочь поймала меня в обходной галерее на первом этаже замка и оттащила в сторону, не считаясь с моими протестами. А потом вполголоса, явно переступая через свою гордость, заявила: "Короче, Грейнджер, мне тут сказа-а-али, что ты бросаешь Хогвартс... Ну, зна-а-аешь, вам, грязнокровкам, так даже и лучше. Да не пищи ты, подожди! Сама-а-а не видишь, что творится? Целее будете. Я что хотел сказа-а-ать... мне будет не хватать тебя, — а потом небрежно ткнул большим пальцем через плечо, в сторону дурачившихся во внутреннем дворике Крэбба и Гойла: они пулялись друг в друга дуэльными заклинаниями, изображая из себя крутых колдунов, — и этим двум придуркам тоже". Вот и думай теперь что хочешь. Списывать у меня им не доводилось, а чем вместо этого недостойная грязнокровка [1] могла привлечь к себе высочайшее расположение, моя фантазия предположить отказывалась. Умеют эти Малфои заинтриговать.
__________________________________________
[1] Автор проводит аналогии с магловским обществом и магловской историей, а потому уверен, что многие отрезанные от внешнего мира потомственные волшебники могут произносить это слово вообще без оскорбительных намерений, как будто так и надо. Многие из них, молодых, наверное, даже удивлялись, когда узнавали, что "грязнокровка" — это на самом деле не самоназвание племени маглорожденных магов, а неприличное пренебрежительное прозвище. А уж у таких, как Малфои и Блэки, подобное должно соскальзывать с языка просто автоматически. И в моменты эмоционального напряжения, скорее всего, им не удалось бы легко и просто заменить обиходное для них словечко каким-то вычурным эвфемизмом типа "маглорожденные". Именно поэтому и не верится, что в той сцене Малфой стал бы подбирать слова, как бы благорасположен при этом к самой Грейнджер он ни был. И Гермиона прекрасно это понимает. То есть здесь нет аналогии с канонным вариантом, когда Северус выкрикивает это слово в сцене у озера, намеренно желая оскорбить и отыграться за обиду, нанесенную ему Мародерами, на кокетничающей с Поттером Эванс, — поскольку знает, что это именно оскорбление, а не "самоназвание".
— Но чего хотят добиться наши, отправляя из страны и тебя, если ты считаешься полукровкой? — продолжала я, передавая наполненную темно-синюю чашку Гарри. — Неужели всё так плохо?
Луна, задрав ноги на сидение соседнего стула, начала делать какие-то наброски в своем альбоме. Изредка она поглядывала то на меня, то на своего парня. Гарри рассеянно закинул в чай пару ложек сахара и размешал их причудливо изогнутой в виде маленькой лютни лавгудовской ложкой:
— Дело, скорей всего, не в статусе крови, Ге. Тут должна сыграть роль пресловутая известность Гарри Поттера...
— Но ты всего лишь студент, а не переговорщик. Почему, я не понимаю, с проблемой не могут справиться наши внутренние войска — разве это не их прямая обязанность?! Ведь, по сути, всем известны имена преступников, способы их действия... И вообще, их еще можно остановить — они ведь пока не успели установить свой режим в полной мере!..
Он задумчиво посмотрел в мою сторону и вздохнул, заставив меня тем самым ощутить себя наивной дилетанткой:
— Знаешь, врачи тоже, кажется, уже всё знают о видах рака... И, с первого взгляда, вроде бы проще простого — возьми ты да вырежи эту опухоль чем раньше, тем лучше, всё и заживет...
— Метастазы?
— Именно. В свое время, по словам отца, Дамблдор пришел к выводу, что собственными силами Магическая Британия с этой болезнью не справится. Больной организм не может самоизлечиться от злокачественной опухоли. Остается надежда на внешнее вмешательство, причем своевременное, массированное и активное. Но мы должны точно знать, что нас верно поняли и разрабатывают правильную стратегию...
— Пока они думают, тут начнется война.
— Уже началась.
Да, Гарри более других осведомлен в этой теме благодаря своему отцу (дополнение на полях, сделанное двумя неделями позже: "И это я тогда еще ничего не знала о роли Снейпа в ордене сопротивления, да и о самом ордене тоже!")... Мы мало что видели из стен своей школы, а волшебные СМИ предпочитали отделываться лживыми заверениями, что всё под контролем мракоборцев и никакой угрозы населению, сведения о которой распространяют якобы паникеры и дезинформаторы, не существует. Никто им, конечно, уже давно не верил, но от этого картина яснее не становилась. Банально — неизвестность пугает сильнее самых грозных вестей, изложенных вслух. Как я поняла из того, что рассказывал мне Гарри со слов профессора, в начале восьмидесятых Дамблдору удалось купировать войну в тот момент, когда она из локальной — между враждующими экстремистскими группировками — начала разрастаться в гражданскую. Ныне покойный директор прибегнул тогда к какой-то сложной системе заклинаний, которая остановила натиск Неназываемого и его Пожирателей, и полуторагодовалый ребенок на самом деле не имел к этому никакого отношения. Реальность как бы подменилась выдумкой, механизм подмены мы так и не разгадали, хотя пытались втроем — и я, и Луна, и Гарри — и перерыли в надежде все доступные нам источники. Но если этого толком не знает даже профессор Снейп, который наверняка всё объяснил бы собственному сыну, если бы знал, то что уж говорить о троице желторотых школяров: в лучшем случае мы можем рассчитывать только на Запретную секцию в обход устава Хогвартса. Второй виток войны начался с возрождения Того-кого-нельзя-называть. Только теперь он пытается объединиться с теми, с кем прежде враждовал, и ассимилировать все, даже самые ничтожные, кланчики вместе со своим в одну влиятельную организацию. И неважно, как они будут себя после этого называть — Пожирателями Смерти или Путем Возмездия. Неназываемый — тот самый центр притяжения, к которому липнут выкатившиеся изо всех подворотен преступники, словно мелкие шарики ртути к большой ртутной луже. Кого-то в самом деле соблазняет идея чистокровного магического общества, кто-то только прикрывается ею под шумок, чтобы успеть нажиться во время второй Смуты и подкинуть кости: чем черт не шутит, вдруг выпадут сразу три шестерки? Теперь в его декларациях постоянно звучат лозунги объединения, все эти "мы" и "наша общая сила". Видимо, он учел свои прошлые ошибки и на сей раз решил переиграть партию — подмять под себя всех коварством и посулами. Гарри говорил, что Снейп даже не ожидал, настолько велики окажутся масштабы всего этого действа. До "темного воскрешения" сочувствующие Пожирателям никак не проявляли себя в открытую, и только приход Волдеморта заставил их выползти из нор на солнечные кочки и осмелеть. Именно поэтому дрянь полезла и из глубин Министерства, точно гной из закрывшейся, но не зажившей раны. Движение набирало силу, как когда-то происходило в материковой Европе на основе учения первого Темного Лорда — Геллерта Гринделльвальда. (Дополнение на полях, сделанное двумя неделями позже: "И как-то неуютно осознавать, что всему этому сейчас противостоит лишь ничтожная горстка сплотившихся между собой волшебников, которые именуют себя сопротивлением, но уже мало что способны изменить по сути: чересчур велик разрыв в силах".)
