Урок по зельям, где слизеринский декан полным ходом развернул подготовку к экзаменам, в то утро охладил детективный пыл Гарри. Снейп свирепствовал, как бешеная мантикора, снимая баллы с каждого, кто попадался под руку — один раз даже с собственного факультета, когда Панси умудрилась кинуть толченый клык топеройки в почти готовое зелье от ожога ядовитой многоножкой, перепутав его с пудрой из коры лукотруса. На Гарри Поттера он обращал не больше внимания, чем на остальных студентов, и это было только плюсом: обруганный им Куатемок в своем уголке угрюмо зализывал душевные раны и прописывал зельевару "обнимашки" с удавом-констриктором.
— Поттер, — холодно бросил в спину Гарри зельевар, когда по окончании пыток все поспешно столпились у выхода из лаборатории, — задержитесь.
Сердце застучало, как бешеное. А что, если вот сейчас, прямо сейчас, набраться наглости и ляпнуть? А потом спрятаться вон за тем шкафом: Гарри знал, что там у Снейпа хранятся самые любимые и редкие образцы всякой заспиртованной дряни, и главный экзекутор подземелий пожалеет применять сокрушительные заклинания, если будет риск повредить драгоценные препараты. Ну не решится же он убивать студента прямо в классе прицельной Авадой? Хотя это же Снейп...
— Да, сэр.
Тоскливо проводив взглядом сочувствующего Акэ-Атля, дверь за которым плотно закрылась сама собой, Гарри подошел к учительскому столу.
— Что вы смотрите на меня, как будто я начислил сто баллов Гриффиндору? — поинтересовался зельевар, и Гарри от неожиданности чуть не икнул: это ему показалось с недосыпа, или, очень-очень завуалированный, но в голосе профессора сейчас прозвучал оттенок юмора? Он что, умеет прикалываться, никого при этом не оскорбляя? Да ну нафиг, не то еще посреди Англии заработает внезапно проснувшийся вулкан! Везувий, ага.
— Сэр... — Гарри уже почти отчаялся брякнуть то, что просилось с языка, но Снейп безапелляционно его перебил:
— Я хотел вас уведомить, что на период подготовки к экзаменам и на летние каникулы отменяю наши с вами индивидуальные занятия.
Гарри вздрогнул, но не отвел взгляда. Он жадно всматривался в черты лица слизеринского декана, пытаясь понять, может ли его версия оказаться правдой и есть ли между ними хоть что-то общее. И снова: действительно ли плотно сжатые узкие губы сейчас чуть дрогнули от улыбки, которую Снейп так и не смог сдержать полностью? Да и в глубине темных глаз заиграло что-то... что-то...
— Поттер! Вы еще здесь? Ступайте.
Как загипнотизированный, развернувшись на каблуках, Гарри промаршировал к двери. Нет, ему ни хрена не померещилось: зельевар в самом деле почти улыбнулся — и это после всех зверств во время урока. Если чертов старый садист действительно окажется его отцом, Гарри придется перевестись в какую-нибудь другую школу, иначе гореть ему от стыда Адским пламенем. И... блин, это было бы классно — если бы Снейп оказался его отцом! Пусть даже придется сгореть со стыда или перевестись. Еще вчера Гарри вообще был согласен стать рождественской гирляндой на Гремучнике.
Ладно, Гремучник и другая школа подождут. Нужно сначала всё как следует раскопать.
* * *
— Ладно. Хорошо! — Гермиона как-то жестко взглянула на него. — Ты меня убедил, и я, пожалуй, попробую.
Гарри не стал задавать глупых вопросов наподобие "Ты серьезно?" и молча подал ей ланцет. Она поцарапала палец и обмакнула кончик пера в выступившую из пореза бисеринку крови.
— Что писать?
— Я думаю, без разницы. Напиши, например: "Добрый день, Том".
Прикусив губу, он следил глазами за выходящими из-под пера завитками аккуратного почерка отличницы. Не успела она дописать имя хозяина дневника, как страница задымилась, и буквы, вместо того чтобы исчезнуть с бумаги, сделались кляксой. Из самого листка сформировалась объемная физиономия и смачно плюнула кровью в лицо Грейнджер. Та едва успела увернуться. Белая рожа, напомнившая Гарри о гипсовых статуях в скверах, извергла что-то ругательное на неизвестном языке, втянулась обратно в страницу и разгладилась. Страница снова обрела коричневатый оттенок.
— Н-де! И как это понять? — опомнившись, спросила Ржавая Ге.
— Гремлин его разберет. В меня он так не плевался...
Она засмеялась над своими мыслями и покачала головой в ответ на вопросительную гримасу Гарри.
— Хочешь сказать, он был расистом или сексистом? — угадал тот.
— Я ничего не хочу сказать, но обычно если человек расист, то он заодно и сексист. И еще много всяких "-ист". Такова закономерность: одна лярва в голове притягивает к себе другую, поодиночке им там скучно. И всё-таки, если быть точными, то дискриминация по чистоте волшебной крови — это признак не расизма, а скорее классовой или кастовой ненависти, и...
— Так, всё! Стоп! — Гарри жестом показал "тайм-аут", потому что переключиться из режима естествоиспытателя в режим зануды для Гермионы никогда не составляло особого труда, а сейчас ему это было нужно меньше всего. — С этого момента отматываем назад... тик-тик-тик-тик! крак!.. перезапускаем механизм... и мы ни о чем таком не говорили. Лучше скажи, как тебе видится вся эта история?
Грейнджер щелкнула жвачкой и поморщилась. То, что она вообще согласилась на этот странный эксперимент, выдавало в ней отчаянную и противоречивую гриффиндорку.
— Напомни, я тебе уже говорила, что мне всё это не по душе?
— Ну, раз пятьсот, по приблизительным прикидкам.
— И я не верю этой когтеврушке-Миртл, не понимаю ее целей и не уверена, что она подсунула тебе этот дневник по своей воле. Может быть, таково было чье-то условие, и только заманив тебя в ловушку, Миртл могла получить право на упокоение. Короче, я не знаю всего. И мне это не нравится. А еще... знаешь, Гарри, у меня есть такое чувство, что и ты что-то скрываешь. Особенно в последнее время. Можешь послать меня куда подальше, но я что вижу, то и говорю.
Гарри отвел взгляд. Тут она зацепила и его больную струну: Миртл, Добби, дневник... а дальше — тетка, Блэк, дедушкина фотка (была ли она?) со свадьбой мамы и Снейпа... Одно только говорит в пользу реальности этой свадьбы: колдография, подаренная Дамблдором, оказалась фальсификацией, о чем ему аккуратно сообщил профессор Флитвик, вызвав пару часов назад к себе. Нет, понятно, что это не аргумент: свадьбы могло не быть и со Снейпом. Фотодоказательства нет. Или свадьба была с Поттером, но колдографий с нее не осталось, а директор так хотел сделать мальчику приятное... бла-бла-бла, какая чушь... Ну хоть бы где-то что-то выстрелило уже, а?!
...И он снова посмотрел в золотисто-карие глаза гриффиндорки:
— Да ничего я не скрываю. Что я могу скрывать?
Ге насмешливо прищурилась:
— Ну, может быть, ты тайно изучаешь анимагию за компанию с Шаманом. Или нашел рецепт эликсира бессмертия, откуда мне знать?! Но с тобой точно что-то нечисто.
— Ладно, — решил он, хотя Снейп велел помалкивать. — Только никому, ясно? Иначе профессор мне голову оторвет. Короче, он обучает меня окклюменции, — Гарри с трудом сдержал ухмылку, увидев недоверчивую мину присвистнувшей от изумления Грейнджер. — Сейчас нет, но когда мы с ним занимались дополнительно...
— Ты заложил ему свою душу?
— Вот потому я никому и не рассказываю, — соврал юный когтевранец. — Всё равно никто не поверит. А на самом деле Снейп сам предложил мне это. Сказал, что это умение может оказаться полезным... он имел в виду — на случай воскрешения Того-кого-нельзя-называть... Ведь Неназываемый владел легилименцией лучше кого бы то ни было...
— Постой, какого еще воскрешения? Это же из сказок барда Бидля! Или... профессор имеет в виду, что Тот-кого-нельзя-называть сделается инферналом?
Гарри ощутил знакомый холодок между лопаток, на глаза сами собой набежали острые, горячие слезы, голос слегка подсел и дрогнул. Так с ним было всегда, стоило лишь коснуться опасной темы.
— Нет, — сглотнув ком в горле, мальчик перешел на шепот. — Хуже. Профессор сказал, что Неназываемый еще задолго до своей смерти позаботился о том, чтобы стать личем.
Гермиона охнула. Эта девчонка не так уж часто показывала испуг, но сейчас она была напугана не на шутку.
— Что ты знаешь о личах? — тоже шепотом спросила она, косясь на дневник, как будто это был акромантул.
— Что это маги-некроманты, которые провели Ритуал вечной ночи, принесли человеческую жертву и заключили свою душу в филактерию. Их тело умирает, но восстает после смерти, и тогда эти колдуны становятся полноценной нежитью, — процитировал Гарри.
На самом деле Снейп рассказывал ему о крестражах и преднамеренном расколе души мага, на который отваживаются только совсем уж безумные личности, коих за всю известную историю всемирной магии можно пересчитать буквально по пальцам одной руки. Когда он говорил о Волдеморте, то отвел глаза и поморщился. Гарри понял, что это директор заставил его устроить студенту такой "экскурс" в тайны волшебников, а сам зельевар совсем не горел желанием ворошить настолько гадкую тему. Но было бы странно, если бы Грейнджер уже сама не вычитала что-то об этом в собственных "полезных источниках". Покивав, гриффиндорка воодушевленно разбавила его осторожные высказывания колоритными валлийскими сказаниями из "Мабиногиона" о стычках между Арауном, королем Аннуина, и коварным личем Хавганом, историями о Дикой охоте со сворой Борзых Гэбриела [2], а потом Гермиону и подавно занесло в причудливый славянский фольклор с Кощеем Бессмертным и Марьей Моревной.
_________________________________________
[2] Думается, в этой английской интерпретации более древних мифов мы имеем дело уже с взаимопроникновением культур — языческой и христианской, как это было на примере Самайна, ставшего в Европе и Северной Америке Хэллоуином, а в Латинской Америке — Днем Мертвых (Dia de Muertos) и культом Santa Muerte (когда туда примешались еще и верования коренных народностей Западного материка). Дикая охота Херна (у кельтов — Кернунна иди Цернунна) со сворой Борзых Гэбриела (Габриеля, Гавриила) — это явная попытка срастить две религии: Гавриил в библейском фольклоре не кто иной, как один из старших архангелов, Ангел Смерти и — он же — ангел-провозвестник, принесший Деве Марии "благую весть".
— Но ты же понимаешь, что всё это лишь представления маглов, — выдохнувшись, подытожила она. — А им трудно понять, о чем звонят колокола. Вот я читала о настоящих темных обрядах, и там действительно страшно. Ты не поверишь, я даже дочитать не смогла, такая жуть...
— Действительно, не поверю, — усмехнулся Гарри, немного поднимаясь в собственных глазах: если даже у Грейнджер, готовой, наверное, убить кого-нибудь ради новых знаний, кишка оказалась тонка, то и он не такой уж трусливый ублюдок, пасующий перед сведениями подобного рода.
— Значит, профессор Снейп уверен, что Неназываемый совершил это?
— Ну да, наверное... Он, или директор Дамблдор, или оба — но они даже не сомневаются, что В-в-в... что Тот-кого-нельзя-называть скоро воскреснет.
— Какой ужас... А тут еще ты связался с этим дневником! Что, если он тоже чья-то филактерия? Об этом ты не думал? Ты считаешь, что смотришь безобидные воспоминания давно умершего мальчика, а его сознание при этом постепенно порабощает твое...
Иногда Ржавая Ге включала режим перестраховщика. Это выглядело смешно для особы, еще два года назад носившейся по школе с фингалами и рогаткой. Впрочем, Гарри и сам не полез бы на рожон при других обстоятельствах, но с того дня, как Снейп впервые показал ему Сокровенный остров и предложил внеурочные занятия, мальчик почему-то чувствовал невидимую поддержку и был уверен, что рисковать, если хочешь научиться чему-то дельному, стоит. Но с умом. Поэтому он всегда держал в запасе тот вариант, чтобы обратиться за помощью к учителю, едва заподозрит что-то подозрительное, связанное со старым ежедневником. А еще... еще интуиция, этот шепот внутри — перводвигатель, не дающий покоя и подбрасывающий идеи, путеводная нить, прокладывающая дорогу в лабиринте миллионов вероятностей... Гарри не знал, почему верит тихому шипению, как самому себе. Иногда он безотчетно следовал его приказам и, несмотря на кучу неприятностей, которые приходилось разгребать в процессе, мальчик еще ни разу не пожалел, что поступил сообразно вкрадчивому повелению неведомого советчика. Покуда же оснований для тревоги не было: дневник крайне неохотно поведал ему ту, самую первую, историю и с тех пор больше не открыл ни одного секрета — при условии, что в него вообще были занесены еще какие-то истории и секреты.
— Гермиона, ну где ты ходишь? — послышался громкий голос Рона. — Ты же обещала!..
— Ой! — она схватилась за щеку. — Черт, я совсем забыла про этот матч! Я пообещала всей толпе Уизли поболеть за них и забыла напрочь. Джинни снова будет дуться. Пойдем вместе?
— Слушай, я не хочу, — виновато признался Гарри: с недавних пор тратить время на созерцание квиддичных турниров ему стало жалко.
— Ну ладно. Тогда я пошла? — Гермиона улыбнулась и подула на проколотый палец. — Жалко, что ничем не смогла тебе помочь...
— Почему же, очень даже смогла. Круг потенциальных доноров сужается.
— Ну ты как чего ляпнешь! Ладно, пока!
Она скользнула в простенок и выскочила к пересохшему фонтану в холле, где, видимо, ее разыскивал Рон. Гарри проводил ее долгим взглядом.
— Она тебе нравится, — прошелестел рядом бесплотный женский голос.
Парень вздрогнул. Рядом с подоконником, где они только что сидели с Герми, стоял призрак Серой дамы, и удаляющаяся перспектива галереи проглядывала сквозь ее полупрозрачное туловище, окутанное струящимися одеждами из тумана.
— Э-э-э... Нет, мэм, то есть да, она же моя подруга, но...
Когтевран-младшая печально улыбнулась:
— Несчастная любовь и дурная репутация — это удел почти всех магов и даже сквибов в роду Принц... Мы надеялись, что ты разорвешь этот порочный круг...
— Принц? — фамилия была более чем знакома, и в последний раз Гарри слышал ее из уст продавца волшебных палочек. — Я отношусь к этому роду?
— Самым непосредственным образом, — кивнул призрак.
— Но... — и тут его осенило: — Владелица палочки-близнеца, та самая Принц, — тоже моя родственница, верно?
Хелена пропустила его вопрос мимо ушей и мечтательно посмотрела в окно, выходящее в сторону причала:
— Ты носишь это имя, даже не зная предыстории. Вот незадача... У тебя его имя и его характер, а глаза того же удивительного цвета, что у Салазара и Алруны... Больше таких не было ни у кого из отпрысков слизеринских ветвей за все минувшие девятьсот лет. Изменчивые, странные глаза: иногда почти черные, иногда — как весенняя листва. Может быть, чем всё началось, тем оно должно и закончиться?.. Как ты считаешь?
Гарри тяжко вздохнул. Разговаривать с портретами и призраками — то еще удовольствие.
— Я не понимаю, о ком вы сейчас говорите, леди Хелена.
— О Гэбриеле Принце, разумеется! О твоем далеком пра-пра. Здесь его, как тебе известно, называют Кровавым Бароном, вот только он не был тем свирепым убийцей, как гласит легенда. Просто мы с ним... не любим это ворошить...
