— Вчера утром я допил последний глоток и, как обычно, отправился в Визжащую хижину...
— В... куда?
— Ну да, ты же не знаешь, — бывший профессор снова вздохнул. — На околице Хогсмида есть заброшенный сад, а в нем дом, который все здешние зовут Визжащей хижиной. О нем ходят слухи, будто там обитают призраки, которые воют по ночам свои призрачные песнопения. Но на самом деле это из-за меня. Название появилось в семидесятых, когда там во время полнолуния запирали меня. Тогда еще не изобрели антиликантропное...
— И что вы там делали, сэр?
— А? Говори, пожалуйста, или чуть громче, или чуть медленнее, чтобы я мог прочитать слова по губам. Я плохо слышу.
— Что вы делали в этой хижине? — почти крикнул Гарри, так что Люпин даже слегка дернулся и прижал ладони к ушам.
— Пережидал ночь обращения, отлеживался следующие пару дней и возвращался в школу.
— И директор знал, что у него учится такой ученик?
— Да, конечно. Он был знакомым моего отца и пожалел нас. Собственно говоря, Гремучник был ввезен на территорию школы именно для того, чтобы через тайный лаз под его корнями можно было добраться до хижины кратчайшим путем.
— Да к нему же нельзя подступиться, ничего себе! Это бешеное дерево!
— А-а-а! Просто нужно знать один секрет. Его знали только мы четверо — я, твой отец, Сириус и... крыса. И, безусловно, Дамблдор... Там есть один сучок. Стоит его нажать, и Ива на какое-то время замирает, позволяя проникнуть в потайной ход. Ну так вот, я там закрывался и сам запечатывал магией оба выхода. Когда я перевоплощаюсь в зверя, то колдовать совсем не умею и при этом становлюсь почти недосягаем для человеческой магии. Но вот уже много лет профессор Снейп присылает мне антиликантропное средство, и я почти забыл, как это бывает. С зельем мне достаточно суток уединения. Даже перекинувшись, я остаюсь неопасен и контролирую зверя в себе. После того, как директор принял меня на работу, Снейп иногда лично сопровождал меня к хижине и запирал там еще и снаружи своей магией. Но, как нарочно, в этот раз неудачно сложилось всё: и то, что у меня с зельем произошло нечто необъяснимое, и то, что профессор был занят и не пошел со мной туда, и то, что вы сдавали зачет Хагриду...
— Но ведь вы заколдовали выходы, как делали всегда, не так ли?
— Вне сомнений. Я не успокоился бы, не сделай этого. Всё по отработанной схеме, иначе никак. Но... я не знаю, как случилось то, что случилось. Из-за подпорченного снадобья я перекинулся в агрессивную форму, а дальше уже не помню почти ничего. Вернее, я... помню, конечно. Но это звериное. Зверь мыслит по-другому и запоминает по-другому. Такой... как бы серией фрагментов. Знаешь, как во сне. Ты то там, то здесь... а потом уже совсем в другом месте. И то, что было в других частях сна, помнишь кусками, только основное. И повинуешься велению той логики, которая тебя ведет неведомо куда. Но это инстинкт, логика животного... Когда ты возвращаешься в свой человеческий вид, то чувствуешь себя, как с похмелья. И всё, что было — это один гигантский провал в твоей памяти... Ненавижу это состояние, — Люпин сжал кулаки так, что заблестела кожа побелевших костяшек суставов; все его руки были в свежих ссадинах и старых шрамах. — Я думаю, дверь нарочно кто-то отпер. По-другому я бы оттуда не выбрался. Эх... если бы Северус пошел вчера со мной и закрыл меня снаружи какой-то своей особой магией — это его "ноу-хау", он никогда не говорил, что это за заклинания... Но это, вне сомнения, мощные заклинания: он всегда был способным колдуном. Никто бы не отпер, и ничего этого с тобой сейчас бы не было... Мне так жаль, Гарри. Мне так жаль...
— Вас кто-то выпустил, сэр! Вам не нужно извиняться, а нужно, чтобы полиц... чтобы авроры искали настоящего виновника!
Мышцы кривоватого лица Люпина дрогнули.
— Они даже не решили еще, из какого отдела отряжать следователя... Я прохожу и по классификации магических существ, и по части темных искусств... а это два разных ведомства. И кто будет заниматься моим делом — неизвестно.
— Но Дамблдор же заступится за вас, сэр?
Мужчина поежился:
— Я так не думаю... Всё гораздо сложнее, Гарри, и тут решает не один Верховный... Но ты лучше не забивай себе голову этими мыслями, мы всё равно не сможем изменить ход событий.
— Я не хочу, чтобы вас осудили ни за что, ни про что!
— Ты не представляешь, насколько этого не хочу я, — усмехнулся Люпин. — И еще я не хочу, чтобы у директора из-за меня были неприятности.
"Теперь-то ты понимаеш-ш-ш-шь, мой маленький маленький принц, для чего это сделали? — внезапно очнулся давно молчавший голос в голове Гарри. — Директор, малыш, директор. Вс-с-с-сё дело в нем, он главная цель!"
— Если Снейп... то есть если профессор Снейп нашел причину порчи зелья, значит, у вас есть алиби.
— Алиби! Это алиби развалится под напором контраргументов еще на первом дознании. Директор как наниматель обязан был позаботиться о безопасности, приглашая на должность опасное магическое существо. Снейп как штатный зельевар был обязан снабжать такого работника, как я, средством нейтрализации синдрома. Я был обязан держать всё под контролем и не афишировать, кем являюсь. В итоге получилось то, что получилось. И теперь представь, как это выглядит в глазах следствия.
— Рука руку моет?
— Вот именно, Гарри! Мне выгодно списать всё на неэффективное зелье. Зельевару выгодно списать его неэффективность на диверсию и чьи-то происки. Директору... в сущности, директору не выгодно ничего: по чьей бы вине ни было испорчено аконитовое, ответственность лежит на нем как на работодателе. Поэтому вряд ли поверят на слово мне и Снейпу, а более убедительных доказательств, чем слово, у нас с ним нет. Выходит, я подставил своего нанимателя и чуть не погубил студента, и, положа руку на сердце, для меня это страшнее, чем угроза оказаться в резервации для оборотней.
— Сэр, я буду настаивать, что на меня напала обычная собака или волк. Я не инфицирован, и пусть они проверяют мою кровь сколько хотят, — а вот говорить о том, что уже умеет понемногу закрывать свои мысли от посторонних, Гарри Люпину не стал.
— Спасибо, конечно, Гарри. Но этим ты можешь сделать только хуже.
— Ну, тогда я вообще буду молчать. Скажу — "ничего не помню, отстаньте".
На прощание они пожали друг другу руки. Гарри почему-то не хотелось расставаться с бывшим учителем на такой тягостной ноте, и он протянул ему журнал Гермионы:
— Может быть, вы, сэр, сможете разгадать смысл этих картинок? Здесь ровным счетом никаких подсказок или объяснений, а первую страничку она, похоже, выдернула...
— Хм... — Люпин перелистнул несколько страниц, потом изящно, как делал это всегда — "по-дирижерски", взял свою палочку и совершил пасс над одним из рисунков. — Открой свои тайны!
Ничего не произошло. Журнал был исключительно магловским, без намека на волшебство.
— Интересно. Но, похоже, это просто ничего не значащие и ничем не опасные картинки, Гарри. Выздоравливай.
Некоторые маги так наивны... Мистер Люпин просто не знал, какими безобидными с точки зрения колдовства магловскими журнальчиками разживались иногда Дадли и его дружки. Не знала этого и тетка Петунья — к счастью для тетки Петуньи, которую иначе хватил бы удар. Причем без всякой черной магии и проклятий.
На следующий день через камин мадам Помфри в лазарет наведался какой-то незнакомый и немолодой маг, похожий на киношного пирата — с загорелым докрасна лицом и жесткой каштановой бородкой, но без усов. Будто в довершение образа, на нем был длинный, почти как демисезонное пальто, багровый кафтан со складками от поясницы, и головной убор, отдаленно похожий на треуголку. Он представился как Амос Диггори, сотрудник Отдела по регулированию и контролю за магическими существами, и тоже закрыл их с Гарри звукоизолирующим заклинанием: слишком уж заинтересованно пялился на них забинтованный Уизли.
— Давно я не бывал в этих краях, — улыбаясь, заметил мистер Диггори. — Как отучился, так и не бывал. А тут, похоже, ничего и не изменилось, даже занавески на окнах — и те прежние! А вы, значится, будете мистер Поттер, верно? У меня к вам небольшое дело. Надеюсь, я не утомляю вас, молодой человек?
"Пират" уселся верхом всё на тот же стул для посетителей, развернув его спинкой к постели Гарри, и воззрился на студента. Тот уже проговаривал про себя возражения по поводу виновности Люпина, когда чиновник огорошил его первым же из вопросов:
— Как давно вы знаете, юноша, что у мисс Эпплби, студентки Пуффендуя, в родословной имеется оборотень?
Парень поперхнулся воздухом и, прокашлявшись, со слезами переспросил: "Ч-что?" Зато изумление вышло крайне правдоподобным, хотя истинная причина его крылась в другом, нежели предполагал сотрудник Минмагии. Диггори не без смакования повторил вопрос. Гарри ответил, что не имел понятия, и осторожно уточнил, с чего он это взял. Тогда чиновник сообщил, что Тамсин сама обратилась к ним с покаянной речью и созналась, что позапрошлой ночью навела шороху во всем Хогвартсе. Выла она, значится, высунувшись в окно факультетской гостиной. На полную луну выла, юноша.
Круто, подумал Гарри. Это она что же, Люпина хочет выгородить? Похоже на то. Он ведь давно уже замечал, как Эпплби бегает за учителем.
— А что ей за это будет, сэр? — осторожно уточнил он.
Диггори пожал плечами, кожано скрипя какой-то деталью одежды:
— Собственно, ничего. Поставят на учет, как всех законопослушных оборотней. Но я должен узнать, как давно учащихся школы оповестили, что с ними учится потомок оборотня.
Гарри был откровенно не готов к такому повороту событий. Про Тамсин ему рассказал Акэ-Атль, когда они с Луной наведались в лазарет перед отъездом на каникулы. Но о том, что она собирается с покаянием в Министерство, не знал, вероятно, никто. Хм, интересно, как поведет себя Люпин? Побежит в свою очередь выгораживать ее? Гриффиндорцы бывшими не бывают, и с него станется...
— Сэр, э-э-э... честно говоря, я не знал. И она никогда не вела себя как-то необычно, — (Тут, конечно, парень сильно приврал: Тамсин всё время, что он за ней наблюдал, вела себя странно.) — У нее ведь неактивная форма, верно?
— Да, да, всё верно, — поспешно согласился Диггори и вдруг перевел разговор на другую тему: — А вы хотели бы попасть в Дартмур, молодой человек? 22 августа там состоится Чемпионат мира по квиддичу, и я думаю, любой волшебник счел бы за...
— Знаете, сэр, меня вряд ли отпустят. Но я знаю того, кто мечтает об этом, — и Гарри покосился на кровать Рона, который со скучающим видом изучал потолок, не слыша, о чем разговаривают сосед и его гость.
— А, младший из мальчишек Уизли, — усмехнулся чиновник и приложился ноздрей к своей табакерке в виде маленького человеческого черепа, выточенного из слоновой кости. — Кхех! Артур не простил бы мне этого самоуправства.
— Ну так вы ему и не говорите. Мы ведь с Роном можем... поменяться, да?
Гарри с удивлением отметил, что при этом человеке не испытывает ни малейшего замешательства, и даже подмигнул взрослому дядьке, а тот воспринял это не как фамильярность, но будто бы так и нужно. Да еще и дал понять, что восхищен благородством его поступка и всегда рад оказаться полезным столь известной персоне. Ну и отлично, подумал Гарри. Как бы там ни ехидничал Снейп, а знаменитость бывает крайне полезной — не только для тебя, но и для окружающих. Если, конечно, Диггори не хочет этим намекнуть, что просто платит аванс за будущее сотрудничество с властями и видит в Гарри потенциального стукача. Тогда, мужик, ты просчитался.
Чиновник раздумывал недолго и решил пойти навстречу мальчишке. Без особенного нажима порасспрашивав о "собаке", которая накинулась на Гарри, "заблудившегося" в Запретном лесу, и не слишком поверив мальчишкиному рассказу, напоследок он поделился новостью:
— В следующем учебном году в Хогвартсе пройдет Турнир Трех Волшебников. Говорили вам, юноша, об этом?
Ну, круто. Турнир. А ты хромой...
— Надеюсь, Кубок выберет достойного. Мой Седрик спит и видит... Вы ведь с ним знакомы?
— Нет, сэр, — то есть Гарри наверняка видел этого парня, но с именем не соотносил никого, кто приходил на память: этот Седрик так и оставался неким желтым, как гобелен Пуффендуя, пятном в его мыслях.
Нога заживала очень медленно. Трудно срастались кости, долго восстанавливались разрушенные зубами зверя хрящи, из-за этого никак не хотели регенерировать и мягкие ткани. Профессор Умбрасумус, осмотрев своего любимого ученика, пришла к неутешительному выводу: "После гиены было бы хуже, но ненамного". А гиены, как читал Гарри, в состоянии перегрызать кости мертвых слонов. Причем играючи. Мадам Помфри только поджимала губы и отмалчивалась в ответ на его расспросы, но Гарри уже слишком хорошо знал, что это может значить в исполнении суровой школьной целительницы: она всерьез опасалась, что одна его нога на всю жизнь останется короче второй. Уизли, конечно, выздоровел и выписался гораздо раньше, еще в июле, и уехал домой. А 23 августа прислал в лазарет сову с восторженными благодарностями: оказывается, Пират проболтался ему о "таинственном благодетеле", который уступил свой пригласительный другу-сокурснику. Да и трудно было бы не проболтаться, когда они воплотили брошенную вскользь дурацкую идею Гарри насчет изменения облика ради поездки на Чемпионат. Наверное, Артур Уизли всё еще злился на сына за драку со слизеринцами.
"Представляешь, — писал Рон, — все думают, что вейлы такие красотки, а мистер Диггори обучил меня одному приему, когда проявляется их настоящий облик. Это такая пакость, чувак, скажу я тебе! Никогда не связывайся с вейлами! Особенно с болгарскими. Эти твари своим черлидингом охмурили полстадиона. Прикинь, даже я чуть было не купился на эти их ведьмины пляски! Но ирландцы всё равно выиграли у болгар. Счет был 160:170, если тебе это о чем-то говорит. Виктор Крамов поймал снитч, иначе они вообще продули бы почти всухую. А меня все принимали за тебя из-за перевоплощения. Круто тебе живется, чувак: достают все, кому не лень! Правда, мистер Диггори потом сказал по секрету, что за нами всю дорогу таскался какой-то тип, и на всякий случай он дал аврорам ориентировку на этого чудилу".
Бросив письмо на постели, Гарри дотянулся до костыля и, аккуратно ступая на заживающую ногу, поковылял в туалет. За два месяца пустующее больничное крыло надоело ему до чертиков. Палочку у него изъяли еще у Хагрида, когда он был без сознания, а книги, которые ему приносили редкие посетители или мадам Помфри, общения с живыми людьми не заменяли. Время от времени Гарри страдал приступами социофилии и был бы рад потусоваться не то что на Чемпионате по квиддичу, но даже и на захудалой магловской дискотеке. И когда на обратном пути он чуть не столкнулся с тем, кого уже не чаял увидеть до нового учебного года, то едва не вскрикнул от неожиданности.
В руке у Снейпа была палочка, и парень тут же узнал в ней свою, родную, уже практически оплаканную в разлуке. Сам зельевар хмуро наблюдал за его колченогими перемещениями.
