Медсестра повела себя непонятно даже в собственных глазах. Вместо того чтобы возмутиться и выставить прочь обнаглевшего пса, она покорно развернулась и вышла из бокса в коридор. В голове было пусто-пусто. Потом мысли снова закопошились в мозгу. Вспомнив, для чего приходила, и с намерением покормить умирающую Эйлин она опять открыла дверь.
Опираясь костлявой спиной на высокую подушку, на нее мрачным взглядом ввалившихся глаз смотрела умирающая, а поблизости сидел неизвестный мужчина, брюнет, сильно заросший и с очень грязными всклоченными волосами, напоминавшими шерсть лохматой собаки. И еще, что возмутительно, он кутался в больничное одеяло миссис Снейп, из-под которого торчали его босые волосатые ноги. То есть это был голый, непонятно откуда взявшийся в палате, бородатый мужик!
— Ну давай, говори, что сможешь сказать, — сказала ему Эйлин. — Мне уже терять нечего, даже если тебя выследили и выйдут на меня.
— А вы вообще уверены, что он вскроет это? — мужчина с сомнением посмотрел на Мэри.
— Нет, не уверена. Он сильный, а все-таки не настолько. Но у нас разве есть выбор?
— Маглу подставим... Доберутся если, — он провел большим пальцем по кадыку поперек горла.
Ужас сковал медсестру, и она не могла даже шевельнуться. Эйлин страдальчески сдвинула брови на переносице и почти простонала:
— Сириус, на мне Дислексиа тоталум, на тебе — только селективум. Сейчас у меня есть шанс Ведьминого Завещания, больше я ничего не смогу для него сделать.
— Что бы мы ни сказали через третьи уши, мэм, это будет подвергнуто искажению. Даже при условии форы умирающему. Я ведь уже пытался выйти на мальчика и сообщить напрямую, но язык сам собой выписывал такие кренделя... а потом еще налетели дементоры... Проехался ему по ушам какой-то ересью, тьфу... Вспомнить тошно.
— Мне ты можешь не объяснять. Я с этим живу не один десяток лет. Ты первый, кто пришел ко мне с таким же проклятием, а потому первый, кто понял, что происходит. Ты скажешь, как сможешь, я попытаюсь как можно сильнее запечатать это в ее памяти, — старуха кивнула на медсестру. — Остальное будет зависеть от уровня его мастерства.
Мэри стояла, медленно покачиваясь, окутанная полудремой. Она слышала их речи в своих ушах, но не понимала, как оказываются там эти звуки: больная и посетитель, кажется, не открывали рта. Всё происходило как не с нею...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
А затем в мыслях медсестры снова поднялся вихрь. Северус ужаснулся. Он практиковал легилименцию со школьной скамьи, а всерьез — уже больше десяти лет. И за все это время ему, кретину, даже не пришло в голову сделать попытку связаться с матерью, чтобы взломать ее воспоминания.
Мы всегда недооцениваем своих родителей, пока они живы...
Из того хоровода обрывков, которые мутью кружили в мозгу маглы, не составляя ничего внятного — то есть матери не помогло ни Завещание Ведьмы, ни помощь (помощь? какая там может быть помощь?) блохастого предателя-анимага, — Снейп вычленил только еще один термин. Его он тут же извлек палочкой из виска и сбросил в пустой пузырек, для таких случаев всегда наготове лежавший в нагрудном кармане.
"Спеллхоппл" — вот как это звучало. Запутывающие чары? Нет, у запутывающих совершенно иное заклинание. Про спеллхоппл он никогда не слышал — ни в области обычной магии, ни в чернокнижных справочниках. В профессоре шевельнулась профессиональная досада: откуда взялось что-то, ему не известное, если он всю юность, не разгибаясь, провел за штудированием книг библиотеки Хогвартса?! И там вряд ли осталась хоть одна, им не прочитанная. А потом, между прочим, расправился еще с целым морем литературы вне стен альма-матер, не гнушаясь даже дилетантской магловской, которую лишенные магии гордо величали оккультной.
Что же на самом деле надиктовали мать с Блэком на эту размагниченную кассету под названием "медсестра Мэри"?
Спеллхоппл... Надо любыми путями выяснить, что это такое, как только прах Эйлин будет предан земле. У Северуса уже скопились планы на ближайшие дни "отгула", но, памятуя о важности каждого из пунктов, их придется как-то совместить с дополнительным, пусть и в ущерб сну.
Он вытянул все воспоминания, связанные с темной историей, из головы Мэри. Особенно оригинальничать при заполнении образовавшихся каверн не стал — закачал в них искусственные эпизоды монотонного вязания чулка на спицах. То-то будет потеха, если Мэри на самом деле в жизни ничего не вязала и даже не знает, как это делается! Терять время на проверку, так оно или не так, неохота. Ничего. Медсестра до того достала со своим дырявым чулком, что с его стороны эта шутка теперь как маленькая месть и бальзам на раны.
* * *
Они встретились нос к носу возле Лавки Коффина в Лютном переулке. Квиррелл откровенно заметался, глаза его забегали, и он резко отвернул от входа, куда уже собирался шмыгнуть, думая, что на него никто не обращает внимания. Северус же, напротив, медленно выпрямился, откинул голову назад и демонстративно сложил руки на груди.
— Прогуливаемся, профессор? — насмешливо проронил он.
Надо отдать должное преподавателю ЗОТИ, опомнился тот довольно быстро:
— Да... п-п-прекрасная па-па-па-погода для прогулок, Северус, вы не находите?
— Я смотрю, у вас сегодня и чалма парадно-выходная. Вы что-то празднуете? — продолжал ёрничать зельевар.
— Что вы, обычная чалма. Неужели вы счита-та-таете ее ч-ч-чересчур вычурной? А вы какими судьбами в этих краях?
Снейп молча указал на соседнюю лавку с вывеской "E.L.M — волшебные похороны и бальзамирование", хотя, конечно, направлялся он именно в Коффин, или, как многие называли магазинчик, "рай для некроманта".
— П-п-примите мои са-са-соболезнования, — поспешил сказать Квиррелл, и зельевар кивнул. — А я вот подыскиваю что-нибудь для демонстрации т-т-т-третьекурсникам. Как вы счи-чи-читаете, Северус, если я покажу им настоящего штрига [1], это будет слишком... вызывающе?
_____________________________
[1] Штрига — албанский вурдалак в женском облике.
Северус округлил глаза:
— Вы, Квиринус, им еще тролля покажите.
Нервное лицо учителя озарилось идеей:
— В-вы действительно с-с-считаете, что это будет лучше?
— Нет, — отрезал Снейп и вошел в похоронное бюро.
Оттуда он через витрину пронаблюдал, как, помявшись у входа в некромантскую лавочку, Квиррелл все-таки не рискнул туда зайти. Когда Квиринус удалился в сторону Косого, алхимик повернулся к продавцу и сделал несколько заказов, которые, в общем-то, делать не планировал, поскольку собирался похоронить мать по магловским обычаям — и, в соответствии с ее предсмертным волеизъявлением, рядом с могилой папаши. Но, как говорится, раз уж зашел...
Потом, убедившись, что более никого из знакомых по улице не носит, Северус быстрой тенью переметнулся в магазинчик наискосок. Все полки здесь ломились от пыли и забивавших их артефактов. Чем дышали хозяева заведения, остается только гадать, поскольку кроме страшной вони ладана здесь царили миазмы мышиного кала, плесени, нафталина и формальдегида. Если по уму, то на двери должна была висеть табличка с предупреждением входить только в респираторе или противогазе. Здесь алхимик, не откладывая, приобрел все ингредиенты для амулета гри-гри и энвольтования и с облегчением выскочил обратно на свежий воздух.
К его возвращению из Полночной башни Лавгуда в Паучий тупик для погребения Эйлин зелье будет уже готово.
7. А Боги Азбучных Истин сказали: "Верь, да не всем!"
Душ и несколько часов крепкого сна творят с людьми чудеса, несопоставимые с действием даже самых сильных целительных снадобий. Проснувшись в своей комнате, где жил до поступления в Хогвартс, с деревом туи перед окном и видом на пресловутую фабричную стену, профессор даже удивился той непривычной ясности в голове, о которой мечтал многие месяцы. Он был очень благодарен провидению за то, что если ему что-то и снилось прошедшей ночью, то не оставило никакого следа в памяти.
На отправленную весточку Ксенофилиус ответил охотным согласием принять гостя и даже, кажется, не удивился, хотя Снейп бывал у него от силы раза три за всю жизнь и не в самые счастливые моменты для семьи Лавгуд.
На идею навестить Подлунную — или, как называл ее зельевар, Полночную — башню, а также воспользоваться опасной техникой гаитянских коллег его навело одно имя, выдернутое из контекста в неудавшемся Ведьмином Завещании. Точнее, не имя — прозвище. В числе остальной ахинеи этого послания Снейп запросто мог бы проигнорировать упоминание Блэком (или кем-то, очень умело его имитирующим) некой "маман Бриджит". Если бы не одна существенная деталь: это прозвище для Северуса имело прочную привязку к конкретному человеку. Но только как об этой привязке узнал беглый заключенный? И не сказал ли он это по чистой случайности? Кроме того, имя могло и подавно лишь померещиться профессору при взломе памяти Мэри. Легилиментальный призрак при некорректном прочтении информации? Просто не сумел справиться с искусом услышать о той, о ком не мог не думать? Фраза анимага прозвучала примерно так: "Смерть крестной матери сына маман Бриджит". Насколько Снейп знал, крестной того мальчишки, сына Поттеров, была Пандора Лавгуд, в девичестве Уолсингем, ее же Лили позвала и в подружки невесты на их с Джеймсом свадьбу. Крестным отцом являлся Блэк. Алхимик сам иногда удивлялся своей осведомленности о жизни чужой ему семьи, но это была абсолютно точная информация.
Так что хотел донести до него Сириус на самом деле, заклятый мракоборческими чарами избирательной дислексии? И был ли это действительно Блэк, а не кто-то, наглотавшийся оборотного зелья? Одни вопросы — ни одного внятного ответа.
Бриджит была персонажем из наваждения, из того самого сна, которым Северус мечтал подменить реальность настолько, что поверил в него, как многие ведутся на отражение в зеркале еиналеЖ. И сон настойчиво повторялся.
* * *
А дело было так.
Канун Дня всех Святых на предпоследнем курсе, карнавал жутких масок, с помощью которых студенты меняли свою внешность.
Хэллоуин — единственный день в году, когда в Хогвартсе на совершенно законных основаниях можно отменно, от души, попугать друг друга. И самым шиком считалось остаться неузнанным или же расколоть знакомого, который особо постарался замаскировать истинное лицо и которого не расколол никто, кроме тебя.
В реальности "алхимический квартет", конечно, давно распался из-за непреодолимых разногласий участников. Снейп уже целиком и полностью посвящал свое время другому "квартету" — приятелям-однокурсникам Эйвери, Мальсиберу и Розье. Северуса с Эваном Розье вообще не было тогда на глупом балу, а два этих полудурка, читай: Мальсибер и Эйвери, первый из которых ныне любуется дементорами в Азкабане, а второй хитро отмазался от заключения, — не преминули возможностью пощекотать нервы "детишкам из смешанных семей".
Во сне ты можешь исправить всё и сделать, как хотел бы. Только исправления так и останутся в твоем сне.
Останутся этим самым наваждением...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
...Как большинство гриффиндорцев, кичащихся своей нелюбовью к притворству и обманам, Поттер был до тошнотиков предсказуем даже в облике своего слизеринского недруга. Лили послала подальше их обоих, и богатенький отпрыск знатного рода Певерелл никак не мог с этим смириться, перенеся, понятное дело, всю свою досаду на того, кого взаимно ненавидел с самого первого курса. Он выплясывал с девчонками, понарошку задирал парней и шутил на тему того, что его маска просто обязана получить первый приз как самая страшная на карнавале.
Другой "золотой мальчик", Сириус Блэк, морщился и сторонился старого приятеля: ему явно не нравилось это представление. Еще бы оно ему нравилось после той истории с Визжащей хижиной и ночкой, выдавшейся вслед за увеселительным приключением с оборотнем... До сих пор, поди, ему напоминают о том глубокие рубцы на плече. Быть обязанным жизнью врагу — экая насмешка судьбы! Петтигрю хихикал, но без особенного энтузиазма. Римус отсутствовал, несмотря на сегодняшнее новолуние, во время которого он всегда чувствовал себя лучше всего в цикле.
А еще это представление не нравилось Лили. Она не узнавала истинного Северуса в его маскировке и даже не подозревала, что он наблюдает за ними в сторонке, не пытаясь, что естественно, вмешаться. Эванс была "правильной" гриффиндоркой, тоже не любила кривить душой и прятать настоящее лицо, поэтому в состязании масок участия не принимала, а ее костюм был стилизованным под средневековье ведьминским балахоном, подпоясанным бечевой, без малейшей фантазии и попытки перевоплощения.
Гротескно копируя манеры Снейпа — и сам Снейп должен был признать, что пародия у Джеймса получилась отличной, хоть и злой, — Поттер пригласил Лили потанцевать. Она заартачилась, а потом и вовсе высвободила руку из его пальцев:
— Сколько можно?! Ты что, шут?
Наверное, и мочки ушей у нее покраснели, как всегда, когда она сердилась. В полутьме, разрежаемой вспышками разноцветных огоньков, этого, конечно, было не увидеть, но Северус знал и так. Адресно направленное "Мелиус аудире" давало ему возможность слышать, о чем они говорят, даже в таком гвалте.
— Да ладно, брось, это же игра! Сегодня ведь праздник! — с наигранным простодушием удивленно воскликнул Джеймс, снова пытаясь вытащить ее на танец. — Давай просто потанцуем!
Для предполагаемой публики это должно было выглядеть так, будто настоящий Северус пристает к Лили, а она его отталкивает. Однако Поттер усердствовал напрасно: мало кто обращал на них внимание — только те, кто был в курсе. Остальные просто плясали в свое удовольствие, изредка закрывая собой от Снейпа события на "ристалище".
Эванс замялась: в самом деле, это ведь карнавал, незачем бросаться на ветряные мельницы, тем более, когда нет ветра. Наконец она с неохотой положила руки на плечи Поттеру.
— Зачем ты достаешь его после того случая? — с укоризной спросила она. — Он ведь пошел вам навстречу. А мог бы и отказаться, он был в своем праве, и никто бы его не упрекнул.
Джеймс смутился, снял с себя морок перевоплощения. После этого он сделался каким-то причудливым гибридом уменьшившегося в росте Снейпа, который любил черное и предпочитал сдержанный средневековый стиль одежды, и самого себя — более плотного, атлетически сложенного парня с вечно взъерошенными волосами и в круглых очках. Северус хорошо понимал его сейчас, в этой ситуации. Борясь с собой, Поттер выдавил:
— Ладно, признаю, шутка была неудачной. Можешь меня за это стукнуть.
— Да бог с тобой. Живи, — улыбнулась Лили.
— Но ты же умная девушка и должна отдавать себе отчет, что он пошел тогда нам навстречу только ради примирения с тобой!
