— И это Добби в девяносто втором перекрыл вам с Уизли проход на станцию "Хогвартс-экспресса"? — момент драматических восклицаний закончился, толком и не начавшись, и в Северусе взял верх специалист. Поэтому первым делом он применил окклюменцию и подавил все мешающие расследованию эмоции.
— Да. Он, кстати, и надоумил меня подслушать разговор между тетей и крестным, — забил последний гвоздь в крышку Снейпова гроба Гэбриел, однако в душе самого "покойника" царила полная нирвана, и только проклятую Лестрейнджем руку дернуло ослепительной болью, да еще Грег затем вызверился в ответ на посягательство. — Когда они в доме Дурслей обсуждали фотографию вашей с мамой свадьбы.
Люциус знает. Хуже некуда. Этот хитромордый выродок всё знает и хочет выслужиться перед кем-то, а потом сдать их с Гэбриелом своим дружкам. Да те и без Малфоя уже наверняка всё знают: Паршивец, как считает Дед, ничего не забыл, поскольку в момент, когда всё произошло в ночь на 1 ноября 1981-го, находился в анимагической форме. Но... что-то здесь не рифмуется — например, какая Люциусу выгода от этого пасьянса? Ничего, время покажет. А мальчишка наивно считает Малфоевского домовика своим союзником и спасителем. Всё-таки Когтевран не Слизерин. К студенту факультета Салазара, как ни крути, на хромом фестрале не подъедешь, покуда раз десять не докажешь свою лояльность. Да и тогда от фиги в кармане ты не заговорен.
— Кто из твоих приятелей знает о дневнике?
— Только Гермиона и мой ворон.
Девчонка. Ну, конечно! Эти детки достаточно близки по духу, чтобы видеть друг друга насквозь, но недостаточно умны, чтобы оттянуть друг друга от опасной черты. В этом тоже было что-то знакомое. Пандора — она всегда всё знала о Северусе, но никогда не могла его отговорить от задуманного, какими бы когтевранскими приемчиками ни пользовалась. Здесь то же самое: Грейнджер не поможет, да и сама вляпается вместе с приятелем. Хуже некуда — наблюдать, как самый важный человек в твоей жизни идет тою же тропинкой, которой шел ты, спотыкается о те же ухабы и так же, как ты когда-то, рискует свернуть шею в придорожной канаве. И ты смотришь, но вложить в его голову свои мозги и свой опыт не в состоянии.
— Мисс Грейнджер нужно освоить окклюменцию. Я не знаю, как ты будешь изворачиваться, но тебе нужно убедить ее в этом и привести с собой на занятия, когда мы практикуем с тобой защиту сознания.
Впервые за вечер Гэбриел лучезарно улыбнулся, как умел только он:
— Да она будет прыгать выше головы без всяких уговоров! Я хотел научить ее, но... ты же понимаешь, какой из меня... Между прочим, мы с нею провели эксперимент: она попыталась пожертвовать каплей своей крови, но дневник ее отверг.
Еще бы. Хорошо еще, что ответкой не прилетело. Детишки! Снейп наконец осмелился взять ежедневник в руки и пролистать пустые страницы. Тварь не буянила, проклятие Веселого Роджера никак себя не проявляло. Мальчишка между тем продолжал:
— И у нас появилось три версии. Содержание дневника закрыто или от маглорожденных, или от женщин, ну а третий вариант — его могу читать только я, потому что Неназываемый имеет какую-то мистическую связь с моим сознанием, — мальчик потер шрам на лбу, хотя Северус и говорил ему, что в реальности легендарная сцена "падения Темного Лорда" должна была выглядеть по-другому.
Снейп молча рассек перочинным ножом участок своей ладони у основания большого пальца и на глазах изумленного сына уронил щедрую каплю крови на страницу. Бумага жадно впитала густо-алое пятно, как при Экскуро, затем на потемневшем от времени листке проступили буквы в зеркальном отображении: "Пр иветс т вуюнасл ед н икаСл изер ина!"
— Ух ты! Мне в первый раз он написал то же самое! Если возьмешь зеркало и прочитаешь через отражение, то там будет написано "Приветствую наследника Слизерина!"
— Все три ваших версии никуда не годятся, — насмешливо откликнулся Северус. — Странно, что воспитанник "орлиного" гнезда не предположил это в первую очередь. Дневник принимает только тех, кто генетически наиболее близок Слизеринам. Похоже, что мы с тобой оба отвечаем этим условиям.
Гэбриел чуть ли не подпрыгивал на месте от любопытства.
— Напиши! Напиши ему что-нибудь еще! — подзуживал этот юный дневниковый наркоман. — Он всё начал с начала, и ты для него новый читатель! Хорошо, если ты тоже всё это увидишь!
Алхимик с неодобрением покосился на него, хотя чего греха таить — и у него чесались руки попробовать. Яблоко от яблони. Пока не свернулась кровь на ранке, обмакнул в каплю кончик пера, а затем написал: "Здравствуй, Томас Марволо. Открой мне свои тайны". Ему почудилось тихое шипение, и, только сосредоточившись, он распознал фразу на парселтанге, которую перевел как "Если готов — можешь войти!"
— Идем, Гэбриел, — и он взял сына за руку. — Нас тут приглашают.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
"...Большую часть своих доходов он тратит на построение святых храмов и отыскивает мастеров с большим старанием. Он очень высокого роста. Тело имеет полное силы и довольно толстое, большие глаза, которые у него постоянно бегают и все наблюдают самым тщательным образом. Борода у него рыжая, с небольшим оттенком черноты, довольно длинная и густая, но волосы на голове, как большая часть русских, бреет бритвой. Он так склонен к гневу, что, находясь в нем, испускает пену, словно конь, и приходит как бы в безумие; в таком состоянии он бесится также и на встречных. Жестокость, которую он часто совершает на своих, имеет ли начало в природе его, или в низости подданных, я не могу сказать. Если кто немного тяжелее провинится, того со всем семейством, также слугами и всем, что одарено живою душой, уничтожает с корнем и истребляет, как это довольно хорошо видно из рассказов, выше уже приведенных. Так как он это делал очень часто, то некоторые места своих владений и превратил в пустыню"...
Ты распрямляешься над старинным секретером, растираешь затекшую шею, поводишь плечами. Который это по счету Принц, чье жизнеописание ты вносишь в семейный архив своего работодателя, перегоняя своим каллиграфическим почерком с разрозненных ветхих обрывков на аккуратный свежий пергамент? Седьмой? Пожалуй, даже восьмой... Как там его? Дэниел Принц фон Бухау [2], посол Священной Римской империи в какой-то далекой полудикой стране на востоке, но не в Индии... Сквиб? Наверняка! Твои губы кривятся, но попытка насмешничать гаснет. Уж лучше быть сквибом или вообще маглом, но зато вельможей при дворе, чем начать свою никчемную жизнь в говенном приюте, а продолжить в прислужниках у заносчивого мага-аристократа. И приходится признать, что ты не прочь был бы вот так же заставить какого-нибудь безродного полукровку корпеть над историей твоей древней и благородной семьи. Что ж, когда-нибудь... когда-нибудь...
___________________________________________
[2] Автор монографии — Даниил Принц из Бухова (1546-1608 гг.), реальный исторический персонаж, посол Священной Римской империи в Русском государстве во времена правления Ивана Грозного. Подробнее: http://samlib.ru/g/gomonow_s_j/danielprinz.shtml
Эйлин, младшая дочка сэра Донатуса — да, этот старик не дед ей, а отец, — появляется в дверях и, как всегда вежливо, приглашает сделать небольшой перерыв и пойти с нею на ланч. Обедали Принцы ближе к трем пополудни, а в полдень скорее морили червячка и называли это ланчем. Тебе неизвестно, делают ли так же и у других чистокровных волшебников, или такое принято лишь в их доме, но спрашивать о подобных вещах у девчонки ты считаешь ниже своего достоинства. Она знает, какой факультет оказал тебе честь, и наверняка считает, что именно поэтому ты обучен этикету и вышколен не хуже их высокородных догов. Впрочем, иногда в ее присутствии тебе удается забыть, кто из вас кто. Она воспитана так хорошо, что ничем не подчеркивает своего происхождения. Иногда тебе даже кажется, что она в этом искренна, без оглядки на правила приличия. Когда вы болтаете, если у тебя выдается свободная минутка, и прогуливаетесь вместе по тропинкам маленького парка за их домом, Эйлин может даже забыться и, рассказывая тебе что-то, рассмеяться, звонко и заливисто, как простушка. Она любит слушать о Хогвартсе, куда поступит уже этой осенью: между вами, оказывается, не три и не два, а всего полтора года разницы. А ей всё не терпится, она бы с радостью села за парту еще в прошлом сентябре, после вашего летнего знакомства.
Вы вместе шагаете по длинному, увешанному зеркалами коридору. За этот год Эйлин подросла, вытянулась и стала выше твоего плеча, но красивее не сделалась ни на йоту. И зеркала отражают прекрасного, как темный бог, мальчика-подростка в простой дешевой одежде, и неказистую худую, хоть и грациозную девочку в строгом, но, невооруженным глазом видно — очень дорогом — дымчато-сером платье с отложным белым воротничком и манжетами. При входе в столовую перед нею возникает эльф, надевает и помогает ей застегнуть обеденный передник. Тебе он со сдержанным поклоном подает накрахмаленную широкую салфетку на колени. Этот домовик — самый преданный слуга семейства, и здесь это ценят все. Мужчин — сэра Донатуса и сэра Густавуса, старшего брата Эйлин — в такое время суток дома обычно не бывает, зато миссис Принц и старшая сестрица Эйлин, мисс Лорайн, тоже тощая, тоже некрасивая колдунья с бледной, будто изнутри светящейся, как дорогой фарфор, кожей, уже ждут вас обоих за столом. Ты только недавно отделался от непроизвольного ожидания трапезной молитвы, без которой не обходился ни один прием пищи в богадельне, откуда тебя почти вызволил странный рыжий Дамблдор — тот оказался профессором Трансфигурации и заместителем директора Хогвартса. В такие минуты, как сейчас, у тебя всегда появлялось ощущение, что три дурнушки вот-вот сомкнут кончики своих костлявых перстов, опустят очи долу и давай бормотать под нос какую-то бессмысленную ересь — настолько они походили на устранившихся от всего плотского и греховного монахинь. Постепенно это прошло: Принцы никогда ничего не бормотали, не молились и ни от чего не устранялись. За столом же могла происходить оживленная беседа, но могло и царить безмятежное молчание, никого ни к чему не обязуя. Ты впитывал, учился — так непринужденно держаться и так общаться, как это делали они. И у тебя это получается всё лучше и лучше, ты уже не напоминаешь сам себе неотесанного болвана из лондонских трущоб.
— Как ваши успехи, мистер Реддл? — с легкой тенью улыбки осведомляется черноокая леди Лиссандра, и вытянутое лицо ее с острым подбородком классической ведьмы из магловских сказок приобретает подобие ласковости.
Ты уже давно заметил, что внешность твоя либо манеры вызывают у окружающих невольное к тебе расположение. Мало того, что заметил — сознательно пользуешься этой особенностью. Правда, таким крутым аристократам, как Принцы, пускать пыль в глаза ты еще не решаешься, только угодливо улыбаешься в ответ и, кивая, благодаришь за участие. Зато в приюте не гнушаешься ничем — разве что не позволяешь себе колдовать, чтобы не вылететь из Хогвартса. Но это не бог весть какая победа — очаровать поганых маглов: они и без того тебя опасаются и уважают, и дело даже не в легкой руке миссис Коул. Твоя магическая сила уже достаточно оформилась, чтобы люди ощущали ее на незримом уровне, будь они хоть волшебники, хоть простаки.
Мистер Принц всегда наблюдает за тобой и не может не отметить твоей старательности. Свое благоволение он выражает не в словах и не только в дополнительных денежных подачках, а кое в чем гораздо более ценном для тебя: старый сэр Донатус делится с тобой некоторыми своими познаниями в области магии и алхимии. От него ты узнаешь множество интересных сведений, благодаря его наводкам ты хорошо представляешь, что искать в библиотеке Хогвартса и букинистических лавках Косого, едва появляются дополнительные средства на "мелкие нужды". Ты не слишком афишируешь источники дополнительного дохода, опасаясь, что программа материальной поддержки волшебников-сирот может порицать подобные действия — ты ведь уже не раз сталкивался с суровостью магловских законов, а среда магов даже нелицеприятнее и жестче среды простаков. Дети маглов в отличие от детей волшебников могут позволить себе быть инфантильными гораздо дольше, и это говорит о многом. Ты не хочешь, чтобы Министерство бросило тебя на произвол судьбы, содержать себя тебе еще не по зубам, тем более что подрабатывать можно только два месяца в году — когда все остальные студенты школы, чьи родители имеют счет в Гринготтсе, наслаждаются летним отдыхом.
С сентября Эйлин поступает в Хогвартс. Ты помнишь тот туманный день и две темные фигуры провожавших ее родителей на перроне перед поездом. Издалека миссис Принц в своем элегантном узком наряде, худая и высокая, кажется совсем молодой женщиной. Она стоит, держа под руку мужа, а он словно сошел с портретов начала прошлого века в черном пальто с пелериной и в коротком цилиндре. На них невольно смотрят все проходящие, большинство почтительно раскланивается, но Принцы отвечают тем же далеко не всем.
Ни ты, ни подавляющее большинство магов еще не знали тогда, что это за день, и даже не подозревали, почему на вокзале Кингс Кросс так много озабоченных лиц и плачущих детей [3]. Узнали позже, когда Великобритания вступила в Антигитлеровскую коалицию, и отголоски магловской глобальной войны неизбежно докатились до территорий волшебников. МагБритания подключилась гораздо позже, и это был прецедент, поскольку первую заваруху четверть века назад она проигнорировала полностью.
___________________________________________
[3] 1 сентября 1939 года, в день начала Второй мировой, когда гитлеровцы вторглись в Польшу, в Великобритании началась самая массовая за ее историю операция по эвакуации детей из крупных промышленных городов. Их родителям было велено собрать детям в дорогу противогаз, сменную одежду и теплые вещи. Герберт Моррисон (мэр Лондона) настоял на начале эвакуации детей, несмотря на то, что Англия еще официально не вступила в войну (речь Чемберлена будет только 3 сентября). В первый день осени 1939 года поезд за поездом детей и подростков начали развозить по всей стране и передавать в новые, временные семьи. Массированные бомбардировки Лондона начнутся только осенью 1940, к этому времени будет несколько волн эвакуаций. Всего за годы войны, с 1939-го по 1945-й, из городов были эвакуированы почти 3,5 млн человек.
А пока что, пока что — ученические будни в изолированном от мира шотландском замке. Ты надеешься узнать о своем происхождении, часто останавливаешься у портрета основателя твоего факультета и вглядываешься в его черты, не решаясь задавать терзающие тебя вопросы. Найти бы хоть какую-то зацепку — ты не пожалел бы сил и времени, чтобы раскопать скудные сведения о твоих предках. Но захочет ли отвечать великий Салазар какому-то жалкому полукровке?
Эйлин не слишком-то хорошо приняли на ее курсе. Она умнее большинства слизеринских квочек, причем умнее не только ровесниц, но и девиц постарше. Им не о чем поговорить друг с другом, и она невольно сближается с тобой, чтобы время от времени отводить душу интересными беседами о магии, о науке, о книжках — да о чем угодно, только бы не зевать в тоске от стрекота однокурсниц, фанаток квиддича, квиддичистов и дорогих вещей. Было немало и таких, кто лебезил перед нею и набивался в друзья из-за положения ее родителей, но таких младшая из семьи Принц чуяла за милю и старалась избегать еще тщательнее, чем нищих разумом. Позже, через пару лет, она всё же обзаведется единомышленницами из Когтеврана, но и там не будет между ними теплых отношений. Она слишком "другая" и слишком упрямая, чтобы меняться и подстраиваться. Таких не любят и не ценят нигде, даже за деньги. Но Эйлин никогда не осудит тебя за твое умение угодить чьим-то ожиданиям. С тобой она не резкая и не дерзкая, а такая, какой ты впервые увидел ее в библиотеке родного дома. Это хорошо, ведь девочка всегда готова замолвить за тебя словечко перед властным отцом, и тот выделяет твою персону среди других, с кем знается по деловой необходимости. Теперь ты уже числишься на постоянной службе в их семействе, и должность твоя звучит почти солидно — архивариус. Мистер Принц доверяет тебе серьезные документы, щедр в оплате твоих услуг и при всяком удобном случае не без интереса говорит с тобой и младшей дочкой. Это редко делают маги-отцы более молодого возраста, они еще слишком увлечены своими собственными проблемами, сэр Донатус же по возрасту годится Эйлин в деды, а это поколение умеет ценить общение с молодежью.
