Распечатав конверт, миссис Дурсль узнала почерк. Северус... то есть Снейп спрашивал, сможет ли она сегодня покинуть дом примерно на полчаса около восьми вечера и прийти к тому магазину, где они встречались пару лет назад. Хм, ну, если у них в этом сумасшедшем Хогвартсе, или где еще, торговые лавки работают круглосуточно, то это же не значит, что в приличных местах происходит так же. Совсем он там одичал в своем волшебном мире, ничего не помнит о том, как живут нормальные люди... Но, ворча про себя, Петунья прекрасно понимала и то, что хочет этой встречи почти любой ценой. Поэтому в ответ она вывела язвительное: "Если ты решил, что я в своем доме рабыня, то глубоко ошибаешься. Я буду там в восемь".
— Ничего я не решил, — буркнул Снейп, выныривая из воздуха и утягивая ее с пустующей, но освещенной парковки перед магазином в темный проулок между какими-то хозяйственными сооружениями. — Откуда я знаю о твоих планах на вечер: может, вы там собрались в... в театр?
— Театр! — Петунья представила себе Вернона в пингвинском смокинге, да еще и в фойе "Ковент-Гарден", и прыснула от увиденного. — Театр! — она не выдержала и расхохоталась уже во весь голос. — Да ты шутник.
— Давай пока уберемся отсюда, мне здесь не нравится.
— На метле улетим?
— Нет, зачем же? — вместо этого Северус обернул ее своей необъятной мантией, прижал к себе, после чего Петунье почудилось, что она в центрифуге стиральной машинки.
А потом ее чуть не стошнило, и она не сразу поняла, что они находятся на той самой площадке в Коукворте, откуда сама же часто разгоняла их с Лили по домам, когда, загулявшись, малолетние оболтусы теряли счет времени. Площадка, порядком обветшавшая с тех времен, едва-едва подсвечивалась дальним фонарем у дороги и луной, которая, кажется, шла на убыль (или наоборот). Снейп усадил свою спутницу на старые качели и сунул ей под нос какой-то флакон с мятой... ментолом... в общем, с какой-то шибающей в ноздри смесью, от которой головокружение как рукой сняло, а на глаза навернулись колючие слезы. Зато Петуньиному заду стало холодно на обмороженном сидении.
— Лучше?
— У вас там что, на космонавтов учат? Ужас какой-то... Уф!
Она встала и отряхнулась от инея. Потом повернулась к нему и быстро, чтобы не сбиться с мысли, заговорила:
— Кстати, об учебе: меня приняли! Теперь я снова учусь на медика. Вот уже полгода как. Я надеялась, что всё получится — и наконец-то получилось...
— Вот и отлично.
Они медленно побрели по тропинке к главной дороге Коукворта.
— А то ты не знал!
Он уклончиво повел головой. Петунья топнула ногой:
— Прекрати. Я знаю, что это ты как-то повлиял на них, поэтому они даже сами мне позвонили. Я хотела поблагодарить тебя, но ты снова злишь меня этими своими вечными выкрутасами! Зачем ты меня вызвал?
— Ну уж точно не для того, чтобы выслушивать благодарности. У тебя не сохранилось какой-нибудь качественной цветной фотографии Лили? Лучше даже — сделанной в фотостудии.
— В смысле — неподвижной?
— Ну да, обычной фотографии, — он как-то нерешительно, почти робко покосился на нее и тут же отвел взгляд ("Как в детстве!" — хлестнуло ее воспоминанием). — Это очень важно.
— Я поищу. Должны быть, только очень давние. Ей там лет пятнадцать... может быть, шестнадцать — подойдут такие?
— Любые, лишь бы она была на них узнаваема и видна достаточно четко.
— Неужели... неужели у тебя ничего от нее не осталось? — голос Петуньи дрогнул и чуть изменился, когда она сдержала слезы, а Снейп удрученно развел руками. — Хочешь, я отдам тебе какой-нибудь из наших с ней альбомов?
Его глаза сверкнули ужасом, он даже отступил:
— Ни в коем случае. Сама не знаешь, о чем говоришь.
— Но почему? Спрячешь, запечатаешь кучей этих самых, как их? Проклятий, заклятий...
— Петунья, ты поищешь мне одну — только одну — фотографию?
— Конечно.
— Не присылай ее с совой мне. Отправь мальчику вместе с рождественским поздравлением.
Петунья только-только заметила, что, разговаривая, они идут в сторону квартала, где прошло ее детство. Заметенные тонкой поземкой улицы были пустынны, все сидели по домам, грелись и смотрели телевизор. Боже правый, а ее вместо этого занесло за несколько сотен миль от Литтл-Уингинга! Со Снейпом вечно всё с ног на голову: появится, взбаламутит, исчезнет. А тебе, Петунья Дурсль, прибираться в голове и возвращать расстроенные чувства на место. И ладно бы еще только чувства — а что прикажете делать с телом, которое самовольно требовало невозможного и не желало обманываться фальшивой заменой? Да что в этих колдунах такого, почему к ним тянет, как магнитом, даже если они сами того не подозревают? Однако же... быть может, дело здесь вовсе и не в магии? К Сириусу Блэку, например, да и к другим школьным приятелям Лили и Северуса Петунью не тянуло никогда...
— Как там... Гарри? — она не знала, как будет лучше называть племянника в присутствии Снейпа, особенно после того, как сам он применил нейтральное "мальчик": видимо, имя Гарри ему не нравилось, а произносить настоящее он опасался. — Его нога — он поправился?
— М? А, да, хорошо, он в порядке. В порядке.
— Он не приедет на праздники?
Снейп казался немного рассеянным и при этом непрестанно контролировал обстановку, как это делает настороженный дикий зверь в лесу, когда поводит ушами, принюхивается и пристально вглядывается в зыбкие тени от деревьев.
— Нет. Ему в этом году нежелательно покидать стены школы.
— Я понимаю. Может, ему нужно подписать разрешение на... как там его?.. на прогулки в Хогсмид? — миссис Дурсль казалось, что поиски сестриной фотографии — слишком ничтожный способ сказать ему "спасибо" за протекцию на курсы, за то, что не забыл ее, несмотря на ту головную боль, которую обычно доставляет педагогам их сумасшедшая профессия.
Словно бы угадав ее мысли, Северус на полминуты прекратил прощупывание окрестностей и чуть заметно улыбнулся:
— Туда ему... тоже не стоит соваться. По крайней мере, пока.
— Тебе виднее. Но что вообще случилось в этом году такого, что он там у вас как в заточении?
— Лучше тебе этого не знать.
— Ты уж скажи!
Он сдался и вкратце рассказал ей о каком-то безумном турнире, который с дозволения их психически нездорового директора организовали в Хогвартсе. Но это еще полбеды — хуже было то, что племянник с его поразительным умением находить на свою голову неприятности или что покрепче, в этот раз нашел "что покрепче" и сделал это совершенно добровольно. Петунья даже не смогла подобрать слов, только охнула "О, мой бог!" и хлопком сложила ладони перед грудью. Судя по всему, и это было еще не всё в списке локальных катаклизмов, однако рассказывать дальше Северус уже не стал.
— Когда Лили найдется, она тебя убьет, — пообещала миссис Дурсль, после давнего разговора с крестным Гарри почти уверенная, что сестра жива. — Я бы за Дадли убила, — и, подумав, добавила: — Даже его отца...
— Если Лили найдется, я сам дам ей топор и лягу на плаху, захоти она этого, — тихо ответил он таким голосом, что у Петуньи защемило сердце.
— Да ну тебя! Вы все ненормальные. Уйди с глаз долой, Снейп!
— Смотри! — он плавно шагнул ей за спину, взял за плечи и развернул чуть вправо. — Узнаёшь?
Петунья подняла глаза и увидела перед собой роскошный, ярко подсвеченный праздничными гирляндами трехэтажный коттедж с огромными полукруглыми окнами, за одним из которых переливалась чересчур рано наряженная ель. В этом помпезном строении даже не угадывался их старый дом, и, если бы не здания по соседству, которые остались прежними, она бы не заподозрила, что когда-то жила на этом самом месте. Как сказал бы ныне покойный архитектор Эванс, увидев сие творение, "пошлый кич и бездарность". И мама была бы с ним полностью согласна.
— Они его переделали... Как жаль! Ты знал?
— Да. Но я тоже узнал недавно.
— А твой?
— Родительский. Нет. Он остался каким был.
— О том квартале еще при мне ходили слухи, что его планируют снести и построить что-то более... респектабельное, — она осеклась было, испугавшись, что обидит его неосторожным словом, но тут же вспомнила, как сильно он ненавидел "эту берлогу".
— Может быть. Но его не снесут, даже если очень сильно этого захотят.
— Ты его заколдовал?
— Конечно.
— И бываешь там?
— Иногда. Редко.
Только тут она спохватилась, что они всё так же и стоят — он позади, удерживая ее за плечи — и таращатся на чужое жилье в надежде поймать призрак такого далекого и щемяще-милого прошлого. Слегка завозившись, заставила опомниться и Северуса. Он сразу же убрал руки, отстранился, и Петунья пожалела, что спугнула его раньше времени.
— Нам пора, Петунья. Возьми себе, подышишь, когда аппарируем назад, — давешний флакон оказался в ее кулаке.
Так вот что они с сестрой называли аппарацией! А она-то дума... ой, мамочки!
Дом номер четыре на Тисовой аллее еще долго крутился перед ее глазами, пока Петунья не догадалась понюхать подсунутое Снейпом зелье. А его самого уже и след простыл.
— Милая? — послышался голос мужа, потом тяжело заскрипели ступеньки лестницы, и наконец вход из коридора в кухню был полностью перекрыт темным силуэтом гигантской туши с задумчиво выступающими мочками ушей на коротко остриженной голове. Шея у этой туши отсутствовала как факт: голова казалась ввинченной прямо между плеч. Сейчас Вернон впервые в жизни напомнил своей супруге монстра из комиксов Дадли: там таких рисовали в виде бесформенной черной массы с наростом-головой, бахромой щупалец под рылом и двумя зловещими медяками на месте глаз. — Почему ты в темноте? — он щелкнул выключателем.
Петунья прищурилась от непривычно яркого света. Маслянисто-розовое лицо супруга слегка вытянулось от изумления:
— Ты что, куда-то выходила? В такой час?!
— Да, — мило улыбнулась миссис Дурсль, вертя на пальце ключ от гаража. — Пыталась найти старую микроволновку, но что-то не нашла. Ты не видел, дорогой?
— Но мы же выбросили ее еще год назад, когда купили "Маундфилд"!
— В самом деле? — Петунья дернула бровью и повесила ключ на место. — Я и забыла.
— Зачем тебе понадобилась старая микроволновка?
— Не она. Мне нужна была коробка от нее. Ну да ладно, если уж выбросили, я придумаю что-то другое, но это пока сюрприз. Та-дам!
Мужнины глаза буквально полезли на лоб, когда, пропев это, Петунья игриво зацепила указательным пальцем кончик его кнопочного носа и направилась дальше, к лестнице.
— В последнее время ты какая-то... не как всегда.
Странно, что ты соизволил это заметить, мой благоверный, хихикнула миссис Дурсль про себя. Она развернулась на каблуках и, склонив голову, лукаво взглянула на мужа из-под белокурой челки. Вернон вылупился еще сильнее, по-ктулховски зашевелил пышными усами, засопел. Это символизировало крайнюю степень озадаченности. Но щадить супруга Петунья не собиралась.
— Да, — резюмировала она, хозяйски берясь за отвороты его халата, приводя их в симметричный вид и напоследок прихлопывая ладонями к заплывшей жиром груди, — фрак здесь ни к чему...
После этого, напевая песенку и на ходу расстегивая пальто, легко взбежала наверх. Она еще чувствовала ладони Северуса на своих плечах. От этого всё остальное казалось каким-то пустяковым и не способным испортить ей настроение.
* * *
— Дядя служил директором этого зоопарка.
Гарри и Эйвинду Йенсену с трудом удалось ускользнуть от бдительного взора кошки Филча, от бешеного глаза профессора Грюма и от недреманного ока заботливой мадам Максим и спрятаться на восьмом этаже Хогвартса, в Выручай-комнате, о существовании которой когтевранец знал до этого лишь в теории. Старшекурсник из Шармбатона был не только ошеломлен таким удобным приспособлением, но и восхищен им тоже. "Underbart! Комната-до-востребования, она существует! Это действительно charmant! Som i sagor! У нас считают, что это всего лишь легенда!" — озираясь, воскликнул он на какой-то дикой смеси языков — английского, французского, а также своего родного. И Гарри, не знавший по-шведски ни слова, решил говорить с ним на французском, который Эйвинду был более привычен, нежели речь обитателей Туманного Альбиона. Он не представлял, что именно хочет услышать от гостя, но чувствовал, что в его рассказе о гибели дяди тринадцать лет назад определенно было что-то очень важное.
Восхищался Йенсен не зря, тут было чем восхититься. Придя к ним на помощь, Выручайка создала копию той самой полянки за домом лесника, и даже костер пылал в точности как тогда, а возле костра лежали заботливо приготовленные два бревна. Как в настоящем ночном лесу, здесь перекликались вдалеке какие-то птицы, скрипела старая сосна и пахло грибами, дымом и ночной росой. "Сюда стоило бы позвать нашу Делакур, — грея руки над самым что ни на есть настоящим огнем, сказал Эйвинд. — Она всё время жалеет, что ей запрещено гулять по настоящему лесу даже в сопровождении мадам Максим, поскольку там обитают кентавры, а кентавры — смертельные враги вейл". Гарри ответил, что не уверен в отсутствии кентавров и здесь. Когда они уселись друг напротив друга, освещаемые пламенем, он объяснил Йенсену, о чем хочет поговорить. Тот ничуть не удивился и с готовностью кивнул. Вообще они, шармбатонцы, были куда более открытыми и дружелюбными, чем студенты Хогвартса и, тем более, Дурмстранга. Последние вообще вели себя так, словно их с самого рождения готовили сопротивляться пыткам каленым железом, поскольку весь мир кругом — сплошь враги, мечтающие завладеть секретом месторасположения их драгоценной школы, а потом коварно ее захватить и поработить. Недаром профессор Снейп часто общался с директором Каркаровым: они были из одного теста, параноики-пессимисты, похожие друг на друга даже внешне — казалось, эти два хмурых колдуна добровольно морят себя голодом и даже получают от этого извращенное удовольствие. Ничего общего с веселыми жизнелюбами из Шармбатона!
Вскоре Гарри узнал, что на родине Эйвинда его дядя был директором зоопарка для маглов, но дело в том, что внутри существовала еще и секретная секция с расширяющимся пространством (наверное, аналог Сокровенного острова). И в этой секции герр Берглунд в строгой секретности содержал уже других животных — свезенных туда со всего мира волшебных существ. Видеть вход эту часть Ёрвсё и посещать ее было под силу только магам. В большинстве стран Западной Европы и в Северной Америке не существовало жесткого разделения миров, как в Соединенном Королевстве, не было таких кастовых различий и заморочек с чистокровностью в семьях колдунов, никто не стеснялся сквибов, а всплески магии у детей чаще всего маскировали элементарным отводом глаз у простаков, причем без особенного фанатизма. Статут конфедерации, разумеется, соблюдали, но за пустяковые осечки никто студентов Шармбатона не отчислял и никаким унизительным процедурам наподобие заседаний Визенгамота не подвергал. "Что-то мне захотелось в Шармбатон", — не единожды подумалось Гарри во время беседы.
— После дяди осталось много сочинений вашего знаменитого Ньюта Скамандера, — рассказывал Эйвинд, глядя на него через костер. — Я много думал, с чего бы ему, тихому ученому, подаваться в сторонники английского темного мага. Думал, думал, но так ничего и не придумал. Что-то не клеится в этой версии, и всё тут. Но, как рассказывают родители, после его гибели к нему в дом приезжали мракоборцы из Лондона и из Стокгольма. Проводили обыск, изъяли много подозрительных вещей, в основном это были книги. Сочинения Скамандера не тронули. А дедушка и бабушка — они родители моей матери и дяди — тоже не верят официальной версии. Они считают, что он был слишком далек от политики. И тоже уверены, что его убил сбежавший пятиног. Родители отца раньше спорили с ними, бабушка, папина мама, даже водила меня к лекарю, чтобы мне, короче, вправили мозги, — парень повертел рукой вокруг головы и засмеялся. — А теперь они не общаются совсем, потому что рассорились. Они старше маминых, еще Гринделльвальда помнят. Молодым. И вообще на всякое насмотрелись, поэтому побаиваются всякой скверны, ну и не хотят противоречить властям.
