Выбравшись из-за стола в самый разгар посиделок, Гарри направился в ту сторону, куда ему лениво махнул рукой хозяин трактира — к лестнице, ведущей куда-то наверх. Коридор круто забирал вправо и, судя по запаху, искомая комната в самом деле находилась уже поблизости, на первом этаже, так что можно было не опасаться, что в потемках пройдешь мимо.
Неожиданно сбоку что-то зашуршало, затрепыхалось, ухнуло по-совиному. Гарри и сам не успел понять, как палочка очутилась наготове у него в ладони, а он сам — в боевой стойке и под щитом. На этот незримый щит почти налетел и завис сверху откуда-то взявшийся здесь дементор. Заклинание Патронуса уже почти слетело с языка, но в последнее мгновение юноша понял, что здесь явно что-то не так. Его Фините Инкантатем совпало со звуком хлопнувшей на втором этаже двери. "Дементор" тотчас растаял в воздухе, и сквозь него Гарри успел увидеть, как появившаяся на верхней площадке, за перилами, маленькая и толстенькая женщина с мышиного цвета волосами прямо на ходу преобразилась, меняя внешний вид. Ему было не до разглядывания окрестностей, поскольку из самого темного угла, издевательски хохоча и шевеля пальцами в воздухе, выкатились Драко со своими телохранителями:
— Беби-Поттер описался со стра-а-аху, не дойдя до уборной! А ты, на-а-аверно, уже хотел призвать своего лося? У тебя же лось, Поттер? Я слышал, у твоего парнокопытного папа-а-аши тоже был лось. Да или нет, прия-я-ятель?
— Троянский конь тебе приятель, — проходя мимо них, ответил Гарри. — Лечись, Малфой, еще есть небольшой шанс спасти твой мозг.
Они даже не попытались встать у него на пути, только загоготали еще громче:
— Троянский лось! Да ты остря-я-як! Хо-хо! Ну всё, Поттер, быть тебе отныне Троя-я-янским лосем! Эй, лось, а где твоя щипанная ворона? Ка-а-аррр! Ка-а-а-аррр! Тр-р-роянский лось! У-ху-ху, о-хо-хо!
Не отвечая больше этим троим идиотам (вообще-то он мог в них сослепу и боевым залепить на опережение, а потом уточнять, кто это был — зря его, что ли, гоняли на Сокровенном острове?), Гарри направился к двери под лестницей. Только Малфою и его дружкам могло прийти на ум пугать вооруженного сокурсника иллюзией боггарта, чтобы подглядеть форму Патронуса.
Ступая по скрипучим ступенькам, с лестницы спустилась та самая дама, что по вине Гарри и его отменяющего заклятия лишилась наведенных на внешность чар. За несколько секунд, что они смотрели друг на друга, парень успел хорошо ее разглядеть. Высокая и очень статная, молодая женщина, вне сомнений, являлась южанкой, хотя ее неправдоподобно бледная кожа вряд ли могла бы вынести жаркое солнце. По фенотипу она подходила, пожалуй, к близняшкам Патил, но те были загорелыми, черноглазыми и выглядели естественно для выходцев из Индии. По контрасту с белой кожей на лице незнакомки выделялись не пухлые, но и не тонкие ярко-алые, почти кровавого оттенка губы. Она обладала буйной шевелюрой цвета воронова крыла и светло-карими глазами. Глаза казались еще светлее в обрамлении пышных, черных же, ресниц и густых бровей с демонически горделивым изломом. Причудливая, дьявольская смесь — но, несомненно, породистая красота. Одета она была во что-то, напоминающее костюм для верховой езды. Пристально изучая Гарри, незнакомка неспешно расправила перекинутый через локоть дорожный плащ, набросила его на плечи, а объемный капюшон — на голову. Одного шага в сторону ей хватило, чтобы сразу скрыться в тени коридора.
"Гностико-нумерологические исследования" для Грейнджер были не особо дорогими, и он всё-таки купил их уже перед самым возвращением в замок. Но, как и прогнозировала Лу, сил для того, чтобы прыгать от радости до небес, Гермиона в себе не нашла. С огромным трудом она изобразила подобие радости — исключительно чтобы отблагодарить его за добрые намерения — и вяло пообещала "отомстить" им с Луной в следующий раз, когда окажется в книжной лавке. "Хотя я мало что смыслю и в медицине, и в изоискусстве", — оговорилась она, и это была правда.
А в понедельник в криминальной колонке свежего номера "Ежедневного пророка" вышла заметка о том, что вчера вечером, 21 мая 1995 года, в одном из номеров таверны "Жизнерадостный дварф" в Хогсмиде обнаружили труп мужчины тридцати пяти — сорока лет с перерезанным горлом. Причем не просто перерезанным: голова была почти отделена от туловища. Убитый оказался чистокровным волшебником, в нем опознали Амикуса Кэрроу, бывшего сторонника Того-кого-нельзя-называть. Хозяин "Дварфа" признался, что нарушил договор с Хогвартсом о запрете на подобные услуги в те дни, когда его заведение посещают школьники, потому что Дружище (как Кэрроу иронично прозвали в своем кругу за скверный норов и полное отсутствие моральных устоев) не снимал подружку здесь, а уже явился откуда-то со своей. К тому же они пообещали вести себя тихо и, между прочим, не обманули: расставаясь с жизнью, Дружище не успел и ахнуть. Ухода той самой подружки трактирщик не заметил, что было немудрено при столпотворении в воскресенье. "Пророк" давал ее приметы: маленького роста, полная, лупоглазая, неряшливо одетая и как попало причесанная, с бородавкой на носу — словом, ткни наугад почти в любую девицу легкого поведения хоть в Лютном, хоть в Хогсмиде, и увидишь именно такую, стоит лишь снять с нее незатейливо наложенные чары привлекательности. Но, подчеркивал корреспондент, это происшествие было уникально тем, что уже не было уникальным. До этого в течение прошедших восьми месяцев трупы мужчин-магов из окружения Неназываемого, умерщвленных схожим образом, находили и на магловских территориях, причем в разных графствах Великобритании. Убийца, кем бы он ни был, не сидел на месте, а перемещался по всей стране, практически не оставляя следов. Власти вели эти расследования с заметной неохотой — скорее всего, связанной с деятельностью пострадавших, которые по той или иной причине избежали Азкабана в начале восьмидесятых. Но, тем не менее, всем читателям заметки предлагалось обратиться в органы правопорядка, если вдруг они окажутся свидетелями чего-то подозрительного или заметят вышеописанную особу.
Не вспомнить встречу у лестницы Гарри не мог: опасная красотка, которой, в отличие от падших девиц из притонов, понадобилось скрывать истинное лицо за неприметной маской, а не наоборот, взбудоражила его мысли. Они столкнулись с нею нос к носу сразу после того, как она совершила убийство в комнате наверху, когда умирающий, быть может, еще бился в конвульсиях, исходя кровью, но во взгляде ее не чувствовалось никакого смятения. Да что там смятения — она, кажется, готова была приветливо улыбнуться! Парень не мог понять, как он относится к этому на самом деле. Ему хотелось и бежать прятаться, и кинуться на поиски загадочной леди. Правда, Гарри и представить себе не мог, что делал бы дальше, найди он ее. А потом его ужаснула мысль о том, что ею может оказаться спятившая кузина Сириуса и Регулуса, Беллатрикс. Под описание крестного эта незнакомка вполне подходила, а колдографии с нею парню до сих пор не попадались. Возраст, конечно, не тот — Белла Блэк была старше отца и его сокурсников лет на десять, а незнакомка очевидно моложе. Впрочем, это не показатель. На то она и ведьма, чтобы уметь сохранять юную внешность, будучи весьма солидного возраста. А еще там торчал Драко, и, может, неспроста: Беллатрикс доводилась ему теткой по материнской линии, он мог ей пособничать в каких-то темных семейных делишках. Терзаемый самыми нехорошими подозрениями, Гарри снова добрался до библиотечных подшивок периодических изданий и, хорошо порывшись, отыскал портрет мисс Блэк почти двадцатилетней давности. У него вырвался вздох облегчения, поскольку ничего общего, кроме прически и внушительного роста, с таинственной незнакомкой из "Жизнерадостного дварфа" чокнутая Беллатрикс не имела. Белла тоже была красива, но по-своему. Как и говорил не без злой усмешки крестный — на любителя. Мол, если хорошенько переодеть в мужика, никто ничего не заподозрит. Уж слишком много в ней было фамильных черт Блэков, тем более, черт мужских. Она казалась чуть смягченной версией Регулуса с нагловатыми глазами Сириуса и смуглой кожей: в самом деле, как андрогин, если рассматривать только лицо. "А по характеру тем более полная жопа, пусть Нюнчик подтвердит!" Глядя на колдографию молоденькой колдуньи, Гарри легко мог бы в это поверить. Она смотрела со снимка так, будто сейчас или укусит, или клюнет в глаз, или расхохочется и поцелует. Да, эта могла бы чикнуть любовника кинжалом по горлышку в грязном гостиничном номере, а после жизнерадостно отправиться на пикничок с друзьями-Пожирателями, по дороге с умилением потрепав какого-нибудь румяного подростка по щечке. Но всё-таки в "Дварфе" была совсем другая женщина.
* * *
Знакомый Снейпу художник-полугоблин телосложением и ростом напоминал скорее полуорка. Каким образом в нем так лихо сыгрались гены, было неясно. Может, и на самом деле в роду у него были орки. Ко всему прочему мастер Спивак страдал, судя по манерам, слабовыраженным синдромом Туретта. По крайней мере, разговаривая со Снейпом, он время от времени подергивался и бранился на гоббледуке — зельевар был знаком с гоблинским наречием едва ли лучше, чем с каким-нибудь старославянским, поэтому понимал скорее его мысли, чем слова. Однако спорить с нависшей над тобой тушей в триста с лишним фунтов не хочется никому, да к тому же делал всё это художник явно не со зла — история знает мастеров и покруче нравом [2] — поэтому Северус, который явился в условленный срок за своей картиной, просто игнорировал лишние присловья, как делал и прежде.
___________________________
[2] По крайней мере, современники синьора Караваджо скуки с ним не ведали.
Мастер Спивак сдернул покрывало, и на обнажившемся полотне перед ними предстала юная Лили — та самая, с фотографии, которую принес Гэбриел от тетки, только теперь написанная маслом со специально разработанным составом, над которым Снейп бился несколько месяцев кряду.
Положив локоть на спинку стула, Лили сидела в расслабленной статичной позе. На ней было домашнее, до боли ему знакомое платьице рыжего оттенка, удивительно подходившее ко вспененным буйной гривой волосам и спокойным глазам цвета спелого крыжовника. Прижатая плотно к боку левая рука юной девушки слегка придавливала грудь, заставляя ее выдвинуться вперед, и огненно-бурая ткань четко обрисовывала небольшую, но идеальную округлость, которая на протяжении стольких лет была причиной его юношеских терзаний, за что он и любил, и ненавидел это платье школьной подруги — такое закрытое с виду и оттого еще более соблазнительное в иные минуты. Закрытое для него, но не факт, что для каких-то гипотетических "других поклонников": слишком буйная фантазия, если ее вовремя не погасить, доводила Северуса до исступления. Правда, как потом выяснилось, Лили об этом даже не подозревала, да и не обращала внимания на то, как на нее пялятся парни-сверстники в Хогвартсе и Коукворте. Смеясь, много позже она говорила, что была инфантильной дольше, чем кто бы то ни было.
— Она... двигается? — с замиранием сердца спросил Снейп.
— Да, мистер! Карвар чыхрр-пыххр атрыкт чотплрыт! ("Чтоб тебе, так тебя, мышь летучая!") Иногда она оживает.
Что-то оборвалось внутри. Последний луч надежды угас. Lux Obscura.
— Значит, мертва... — не контролируя себя, одними губами вымолвил он и машинально взял протянутую художником фотографию.
— Да не! Карвар дрыххт квах дийхт! ("Тьфу на тебя, урод!") Что вы сразу, мистер? Сами ж делали состав! Я перед тем, карв хырт мырд ("злодейская ты рожа!"), с десяток эскизов нарисовал, всё с живых. Тоже шевелятся, а кто-то даже и говорит.
— Она сказала вам что-нибудь?
— Не. Так и вы запретили спрашивать, мистер, а оно мне надо — поперек вас лезть? Карв дрыххт шангыррт р-р-р! ("Пропади ты пропадом — р-р-р!")
Словно бы их услышав, нарисованная Лили вдруг дернула пальцами правой руки, распрямилась и повернула голову к источнику звука. У зельевара онемели ноги: она глядела прямо на него, слегка сонно, еле улыбаясь...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
— Лилс! Ли-илс! Взываю к тебе, Лили Принц! — громким шепотом, чтобы не разбудить Гэбриела, окликает он жену. Несмотря на усталость, у него удивительно хорошее, почти игривое настроение. — Посмотри свежим взглядом, где-то здесь ошибка в расчете, но я уже ни черта не вижу...
Она входит в комнату, на ходу вытирая руки полотенцем, бросает взгляд на спящего сына, заглядывает в записи через плечо Северуса:
— Давай!
Он замирает, когда, обвив руками его шею и навалившись ему на спину, Лили читает. Дыхание щекочет ухо и шею. Глаза его от страшного недосыпа так и норовят закрыться. Он как будто в каком-то уютном коконе, и больше ничего не нужно в этом мире.
— Чую, что это где-то здесь, — вполголоса говорит она, показывая на несколько формул, скучковавшихся в правом верхнем углу свитка; все проблемы она всегда отыскивала своим, похожим на целительский, методом, будто это была зараза или проклятье — сначала интуитивно купировала подозрительную область, затем ставила диагноз. Иными словами, точечно выявляла конкретную ошибку. Он так не умел, ему приходилось пересматривать всё с самого начала. — Вот, кажется, в реакции полиморфного превращения здесь что-то не то... Давай знаешь что?..
— Ш-ш-ш, — Северус кладет ладонь поверх ее правой руки, и Лили перехватывает его пальцы своими.
— Эй, ты ко мне для чего взывал, заклинатель? Ну правда, Сев, чего ты?
— Ничего, — шепчет он ей на ухо и усаживает себе на колени. — Иди сюда...
— У меня там, на кухне... А, фиг с ним!
Не отвлекаясь, он делает легкий пасс в сторону открытой двери, гасит магловскую плитку, затем ворожит над ними с Лили купол непроницаемости и роняет палочку. С легким стуком она падает под стул и катится по половицам...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
— Привет, Сев! — Лили с картины потянулась и зевнула. — А... ох, где это мы?!
Даже кончик носа у нее двигался, когда она говорила, точно так же, как у настоящей... Он прикрыл глаза и закусил губы. Может, художник прав? Может, дело в составе? Давай-давай, обманывай себя, Принц-одиночка!
И всё же... ну откуда у него, мрачного циника и пессимиста, вообще могла взяться эта призрачная надежда? Мысли метались беспорядочными электрическими разрядами в поисках хоть какого-то объяснения. "Она поверила магическому мороку и достроила общую картину на основе нелепых подозрений. Смертельно оскорбив ими родную сест..."
— Ну что, забирать-то свой заказ будете, мистер? — вернул его в реальность грубый голос полуор... полугоблина.
Мысль поспешно ускользнула, еще не оформившись. Зельевара хлестнуло злостью, он даже захлебнулся ею, и очень вовремя: по крайней мере, ничего не успел рявкнуть в ответ (художник был еще нужен для одного дельца), когда посреди студии сверкнула серебристая вспышка, разгорелась и утихла, обрисовывая контуры чьего-то Патронуса. Снейп и мастер Спивак сощурились, а Лили снова замерла на портрете в исходной позе. Посланник принял обличие светящегося бобра — значит, весть от Макмиллана.
