Профессор прикрыл глаза и, не открывая больше, монотонно, почти безразлично ответил:
— Ты превысил допустимый лимит использования магии, когда отбивался от нее. Скорее всего, ты больше не сможешь колдовать. Прости, пожалуйста, я не успел к тебе.
Гарри стоял в каком-то глухом, тупом оцепенении. Наверное, если бы ему сейчас сообщили о найденной у него смертельной болезни, он не чувствовал бы себя оглушенным сильнее. Это было... как будто не с ним. Когда отчаянно хочется проснуться. Нет, хочется вернуться на день раньше и всё поменять, но ты знаешь, что это невозможно, потому что всё шло к этому не одну неделю и даже не один месяц... ты просто не замечал. Не хотел замечать эту кучу маленьких намеков в причинно-следственной цепочке событий.
Плохо отдавая отчет в своих действиях, он опустился на край постели, съежился всё еще с бесполезной палочкой в руке. Больше никогда и никаких открытий, экспериментов, тренировок, экзаменов, никакой практики у Прозерпины, теоретических споров с Ржавой Ге, состязаний в Дуэльном клубе, пикировок с Малфоем. Мир, в котором нет вкуса, запаха, цвета...
— Мне надо побыть одному.
Что ж теперь — Дамблдор снова отправит его к тетке? Нет, теперь Дамблдору не будет до него никакого дела. Я от Квиррелла ушел, я от Петтигрю ушел... и от волка ушел... короче, Жаба за нос лисенка поводила, на нос посадила и сожрала, как муху...
Кровать дернулась: профессор за спиной Гарри поднялся с места, а когда вышел на середину комнаты и встал перед ним, то был уже выбрит, полностью одет и застегнут на все пуговицы.
— Я отлучусь. Здесь можешь разгромить хоть всё. Но в лабораторию не суйся — там много взрывоопасных веществ.
Не особо понимая смысл его слов, юноша поднял голову. Машинально отметил, как отец потирает почерневшую кисть больной руки и натягивает на нее тонкую перчатку телесного цвета. Кивнул в ответ. Зеленая вспышка дымолетного пороха в камине означала, что пожелание Гарри выполнено: он один.
Вот же гремлинова отрыжка! Даже в самые отчаянные минуты, когда совсем невмоготу, не призвать теперь на выручку жизнерадостного Ренара. Как же не хватает чернобурого хитреца здесь и сейчас! "Разгромить тут всё"? А зачем? Что он даст, этот истерический дебош? Не поможет, нет. Ему такое не помогает. Гарри глубоко вздохнул, задержал воздух в груди и медленно выпустил весь через чуть разомкнутые губы. Что там обычно подсказывает таинственно шипящий внутренний голос в такие минуты? "Тиш-ш-ш-ше! Тиш-ш-ш-ше! Дыш-ш-ш-ши!" Голос, кстати, тоже больше не проявлялся. Бойкот и вакуум. Прощай, магия, прощай, Хогвартс...
С другой стороны... Ну, должна же быть другая сторона, она есть у всего! Ну да: с другой стороны, их наконец-то оставят в покое все, включая психа-Волдеморта. Никаких магических препон. Профессор сможет оставить преподавательство, которое так ненавидит, и потребовать у Дамблдора отпустить их из страны, потому что теперь ему не нужно выполнять свою часть обязательств по договору, касающемуся судьбы Преемника, и шпионить в стане этих упырей. Преемником станет кто-то другой — может, один из толпы отчаянно этого жаждущих — и будет ему счастье. Оборвать, раз уж так получилось, все связи, бросить всё и уехать, куда глядят глаза. Магии отца хватит на них обоих. А сквиб уж найдет свою дорогу в жизни: у маглов есть своя медицина, и ничем, между прочим, не хуже. Гарри, хоть и лишенный умения колдовать, всё равно будет способен видеть гораздо больше того, что видят простаки, и сможет продолжать заниматься любимым делом. Просто в других условиях. Станет хирургом.
Он поджал под себя погрызенную Люпином ногу и увлеченно уселся поудобнее. Так, а что сделать с пробелами в образовании? В Хогвартсе, приходится признать, заставляют изучать много предметов, но при этом далеко не все они пригождаются даже в волшебном мире. А как наверстать пять пропущенных школьных лет? Ну, скажем, химию он благодаря отцу знает получше любого ровесника-магла. В лингвистической грамотности тоже обошел большинство, причем еще до поступления в Хогвартс, а теперь-то у него в активе и латынь, и французский, и немного греческий помимо родного... ну и парселтанга. Кстати, а остался ли он теперь змееустом? Да ладно, неважно. В факиры, зачаровывать индийских кобр, он не собирается. Гарри усмехнулся.
А теперь вспомни-ка, что творится с профессором — причину своих ночных кошмаров. Как спасти его, не будучи полноценным целителем-пепельником? Ведь это наверняка очень опасное проклятие, хоть отец наотрез отказывается о нем говорить. Нейрохирургу от маглов, даже экстра-класса, с этим не справиться, а до уровня экстра-класса кое-кому здесь — как до Туманности Андромеды на кривой метелке. Гарри повертел в руке палочку. Рано обрадовался.
Его обреченные мысли были прерваны легким хлопком в углу комнаты. Юноша повернулся на звук и встретился взглядом с огромными выпуклыми глазищами Добби:
— Хозяин Гарри! Две мисс очень ищут хозяина Гарри и хотят прийти сюда. Что может сделать Добби?
Гарри знал, кто это. Он не представлял, что скажет Лу и Гермионе, и тем более не хотел их жалости и уговоров не отчаиваться, с которыми оптимистка Грейнджер насядет на него, как дурень на грабли, едва поймет, что случилось. Но прятаться ото всех и уныло мотать сопли на кулак — тоже не выход. Значит, нужно просто постараться хотя бы сегодня скрыть от девчонок свою проблему.
— Перенеси их в соседнюю комнату, Добби, — подходя к двери, сказал Гарри.
Эльф растворился в воздухе, даже не дослушав своего имени.
* * *
Кабинет в здании на Даунинг-стрит, 10, вечер того же дня
Портрет нелепого человечка в серебристом парике ожил. Улик Гамп, самый первый в британской истории министр Магии — а на портрете был изображен именно он — деликатно покашлял, привлекая к себе внимание секретаря.
— Мистер Шеклболт, извольте сообщить мистеру Мейджору о том, что встречи с ним ожидает мистер Скримджер, и ровно через три минуты он будет здесь, — произнес он на староанглийском монотонным голосом скучающего дворецкого и тотчас же стих и замер, как самая обычная магловская картина.
Кингсли Шеклболт, аврор-оперативник, под видом секретаря назначенный Руфусом Скримджером при его вступлении в должность министра Магии охранять магловского премьера — Джона Мейджора, без промедления поднялся из-за стола и вышел из кабинета. Едва дверь за ним закрылась, в камине заполыхало и высунулась чья-то рука. Быстрым взмахом волшебной палочки рука эта нейтрализовала сигнальные чары вокруг каминного портала, а следующей целью стал портрет Гампа, снова оживший и готовый поднять тревогу: на покойного министра бесцеремонно наложили чары немоты. Только после этого в кабинет выбралась фигура в черном балахоне, колпаке и маске. Убедившись в том, что помещение безлюдно, незнакомец метнулся к картине и, обмахнув себя еще каким-то заклинанием, легко вознесся на полотно поверх Улика Гампа, попросту приняв вид его тени на стене. Гамп был не только лишен речи, но и обездвижен, поэтому возражать на столь грубый акт вторжения не смог ни словом, ни делом. А уж крысу, выбежавшую из-за секретера, которая встала на задние лапы и понюхала воздух, он, обуянный гневом, и не заметил. Крыса же притаилась в тени у камина, сжимая в зубах какой-то амулет.
Через минуту в кабинет вернулся Шеклболт в сопровождении премьер-министра, а еще через несколько секунд из камина выбралась целая делегация. Мейджор, хоть и видел такое уже не впервые, как и в предыдущие встречи наблюдал за действом, потрясенно расширив глаза под большими очками в роговой оправе. На стеклах плясали отблески зеленого пламени от дымолетного порошка, загасил которое самый последний из сопровождающих Скримджера — аврор Джон Долиш.
Пятеро прибывших волшебников отряхнулись от копоти и коротко поприветствовали премьера и его секретаря. Рыжий — почти красновласый, с залысинами на лбу — Руфус Скримджер, тоже в очках, в узкой багровой мантии и с тросточкой, на которую опирался отнюдь не для красоты, первым предложил присесть за стол, чтобы обсудить пару назревших вопросов. Мейджор молча указал на ряд стульев, выстроившихся по обе стороны от стола для конференций. Когда он сел, Шеклболт занял место по правую руку от него, а остальные маги — напротив них двоих. Долиш бросил быстрый взгляд в сторону портрета Улика Гампа и кивнул в ответ на заданный ему шепотом вопрос Пия Тикнесса.
— Первое, и самое важное, господин премьер-министр, — заговорил Скримджер, сцепляя пальцы в замок и выкладывая кисти на стол перед собой. — Ваш заместитель, Герберт Чорли, по нашим сведениям, подвергся воздействию чар подчинения.
Премьер нерешительно покосился на своего секретаря. Кингсли кивнул, и после его кивка странное выражение скользнуло по лицу Долиша.
— Непростительное заклинание, сэр, — тихо объяснил своему начальнику-маглу Шеклболт. — Это я заподозрил, что с Чорли не всё в порядке, и сообщил в нашу службу безопасности.
— Чем это угрожает нашему правительству? — без околичностей уточнил Мейджор, глядя то на Скримджера, то на Шеклболта.
— Вмешательством в вашу экономику, в политические дела, дискредитацией лично вас, — перечислил министр Магии. — Чем угодно. Мы будем вынуждены изолировать мистера Чорли, чтобы вывести его из этого состояния, и это вкупе с реабилитационным периодом не займет больше недели. И второе...
Договорить он не успел. Пространство всколыхнулось, словно по нему прошла невидимая волна. Стол вздыбился, изогнувшись вопреки возможностям древесины, из которой был сделан, — в точности как стекающие часы на картинах Дали. Таким образом он отбил упреждающее заклятие Шеклболта, отправленное в Долиша, который наколдовал саму волну и в следующее мгновение отбросил в сторону Скримджера, атаковавшего сбоку их с Тикнессом.
Кингсли прикрыл собой ничего не понимающего Мейджора, а два чиновника из сопровождения министра Магии, хоть и выхватили палочки, откровенно растерялись, в кого бить, а кого защищать, и пара секунд промедления стоила им если не жизни, то сознания — оба покатились на пол.
Пока Скримджер отбивался от нападавшего на него Пия Тикнесса, авроры Долиш и Шеклболт сцепились в перестрелке. Кингсли успел спрятать премьер-министра за щитовыми третьего порядка, и тот, обездвиженный, замер на месте. Долиш погнался за Шеклболтом, уклоняясь от летевших в него, как пушечные ядра, тяжелых стульев. Кингсли приходилось отступать, пока он не оказался загнанным в угол между камином и портретом Гампа. Выскочившая невесть откуда крыса, скакнув ему на ногу, укусила за колено сквозь брюки. Ничтожная помеха, на которую чуть отвлекся аврор-секретарь, отняла у него преимущество. В тот же миг с картины чернильной кляксой капнула тень и вырубила Кингсли на месте Синкопой Сатуре. Крыса тем временем снова юркнула за секретер и была такова. "Клякса" распрямилась, вернув себе замаскированный, но человеческий вид. Вдвоем с Долишем они кинулись на подмогу Тикнессу, которому приходилось уже несладко под веером мракоборческих заклинаний Скримджера и который в итоге рухнул, получив по темени неслучайно обвалившейся с потолка люстрой.
— Руди, — Долиш отклонил брошенное в напарника оглушающее, а тот в свою очередь отправил трость министра министру же под ноги, и, когда тот потерял равновесие, отшвырнул его в угол Эверте Статумом.
Долиш завершил процедуру, опутав Скримджера, который после встречи со стеной наверняка получил неслабое сотрясение мозга, сетью обездвиживающих проклятий. Лицо Долиша менялось всё сильнее, будто бы сползая с другого лица. Псевдоаврор с жуткой улыбкой повернулся к своему тезке — Мейджору, и тот, уже не защищенный чарами Шеклболта, глядел на него через перекосившиеся очки, забыв их поправить.
— Не переживайте, магл, сейчас не ваша очередь, — презрительно проронил мужчина, который уже почти не был Долишем и сделался старше него вдвое, обретая заодно пресыщенную физиономию брюзгливого английского аристократишки с портретов викторианских времен. — Нас интересует этот, — он кивнул на парализованного Скримджера. — Вы и сами всегда делаете ровно то, что вам велят маги. А кто эти маги, вас заботить не должно. Поэтому молчите, сидите тихо и внимайте.
— Где снова эта крыса? — раздраженно буркнул напарник в маске и колпаке. — Эй, любитель африканских коленок, а ну выходи!
— Руди, подай мне палку Шеклболта и помолчи.
Замаскированный кивнул. Бывший Долиш, перешагивая через тела чиновников и разнесенную вдребезги мебель, приблизился к лежащему Тикнессу и привел в сознание сначала его, а после — Скримджера. Кривясь от боли в разбитой голове, министр раскрыл желтые глаза и сощурился, чтобы сфокусировать взгляд на своем враге. Его очки разбились при падении.
— А, Лестрейндж... — равнодушно выдал он, когда рассмотрел Пожирателя. — И что на этот раз? Убьешь меня и свалишь на маглов? Ну, давай, давай... А кто этот клоун? Не иначе как один из твоих никчемных сынков.
— Круцио! — рыкнул Лестрейндж-младший, выпустив заклинание из отобранной у Кингсли палочки.
Скримджер изогнулся: связанные первым заклинанием, руки его волею второго стремились раскинуться в стороны, а терзаемое судорогой тело — вытянуться в струнку, как у распятого на кресте. Проклятие рвало мышцы конфликтующими друг с другом импульсами, и боль была столь сильной, что многие под пытками лишались разума. Держась за ушибленное темя, Пий Тикнесс наблюдал за его мучениями, как загипнотизированный, но лицо его искажал страх. Он отдавал себе отчет, что в любой момент то же самое могут проделать и с ним самим за малейшую оплошность.
— Мне нужен твой амулет доступа на уровень невыразимцев, — сказал наконец Родерикус, останавливая действие темных чар и удостаивая взгляда магловского премьера, которого почти трясло от увиденного.
Скримджер тяжело всхрапнул и нечеловеческим усилием воли заставил себя перевернуться со спины на живот, чтобы, опираясь на локти, приподняться с пола. Из его носа на ковер хлынула кровь.
— На что ты надеешься, Лестрейндж? Даже если вы украдете перстень, то не получите власть над парнем. Ты не находишь, что он значительно подрос и уже имеет определенное представление о вашей шайке? — он хехекнул и небрежно мазнул тыльной стороной кисти над верхней губой.
Лестрейндж-старший тоже усмехнулся, вертя в пальцах свой медальон со змейкой:
— Об этом не переживай, Руфус. У меня есть то, что поможет договориться с мальчишкой, — отпустив побрякушку, он взял палочку Шеклболта у сына и направил ее в Джона Мейджора: — Обливиэйт, магл!
Ноги премьера подкосились. Мужчина с размаху упал на стул и затряс головой, но едва успел прийти в себя, как вдогонку чарам забвения пришел Конфундус. Мейджор перестал что-либо соображать.
— Покажи свои амулеты, — возвышаясь над поверженным Скримджером, приказал Веселый Роджер. — Немедленно. Возможно, тогда я помилую тебя.
— Пытаешься косить под своего главаря? В отличие от любого из вас этот кадавр хотя бы с фантазией, а ты лишь жалкий пересмешник, Лестрейндж. Скоро над вами будет потешаться весь мир.
