— Благодарим вас, мистер Поттер, ступайте, результаты получите по почте в июле, — прикладывая к губам платок, велела профессор МакГонагалл, а затем вернула котелок в первозданный вид и передала своему коллеге. — Пригласим следующего, господа.
Когда очередь дошла до Гермионы, она только-только успела поставить последнюю точку в своем трактате.
Последний день семестра — все экзамены были уже позади и оставалось лишь мирно дожидаться оценок, наслаждаясь каникулами дома, — вся команда "Фом Неверующих" совершенно открыто провела на берегу Черного озера, устроив маленький прощальный пикничок. Администрация замка не возражала, и Филчу было велено заниматься своими делами вместо того, чтобы мешать молодежи.
Парни баловались, как первокурсники, обстреливая друг друга всякими глупыми заклинаниями, девчонки визжали, хохотали и обзывались на "этих придурков", один Гарри с Мертвяком на плече сидел в стороне на большом камне, обхватив руками колени и задумчиво глядя на башни Хогвартса, отражавшиеся в темном зеркале водоема. Ворон что-то бормотал ему на ухо, и юноша еле заметно кивал. Все в их "тайной организации" уже знали (без лишних, впрочем, подробностей), что из-за Жабы Гарри совсем утратил возможность колдовать, и старались не задеть его чарами, которые — даже в легкой форме — он будет не в состоянии отбить. Гермиону удивил Драко, который обычно относился к сквибам с категорическим презрением, а тут взрыкивал на всех и каждого, кто пытался добить Гарри жалостью в стиле "и как же ты теперь, бедняга?". Взрыкивал и отгонял подальше — не без помощи своих бессменных вышибал Крэбба и Гойла.
— На-а-айду Стреттона — прокляну до седьмого колена, — ломая в холеных тонких пальцах прутья срезанных камышей, предупредил он Гермиону, Луну и Джинни, которая в очередной раз поцапалась со своим Корнером и снова стала тусоваться с подружками.
— Ну и дурак, — откликнулась Уизли. — Самому же потом до седьмого колена в ответ прилетит.
— Тебе-то что, — буркнул Малфой непритворно-злобно. — Ты только ра-а-ада будешь.
— Говорю же: дурак, — Джинни дернулась и демонстративно удалилась мириться с Майклом.
— Ну и с кем мы теперь будем строить следующего зотишника, которого прита-а-ащит наш непредсказуемый господин директор? — глядя на Гермиону, ядовито процедил Драко и побил все прежние рекорды по копированию манер своего декана. Как будто это лично она была виновата в кадровых решениях Дамблдора. — С Пухлым, что ли?
— Невилл многому научился за последнее время, — с едва заметной улыбкой промолвила Лавгуд, которая, почти не обращая на них внимания, шаманила у походного этюдника. — Но, может быть, в этом году к нам придет нормальный учитель?
Белобрысый покривил свою надменную рожу:
— Угу, та-а-ак я и поверил. Пять лет подряд — один другого краше, и тут вдруг — придё-ё-ёт нормальный... — он полуприсел и карикатурно развел руками. — Вот что, ска-а-ажите на милость, Поттер будет делать в этом Мунго? Что ему, та-а-акому, теперь поручит делать Прозерпина? Утки за коматозниками выносить, что ли? Эх, вот жа-а-алость, что не мне в ту ночь попалась Жа-а-аба!
— А то бы что? — Гермиона помимо воли ухмыльнулась, когда он самодовольно задрал нос. Права Джинни: дурак, и не лечится.
— В отличие от вашего глупца-Поттера я не ста-а-ал бы жертвовать своей магией, чтобы расквита-а-аться со старой с-с-с...волочью, — он покосился на Луну, в присутствии которой всегда почему-то избегал выражаться, хотя та никогда не смущалась из-за брани, достаточно закаленная словарным запасом Гарриного мимира. — Интересно, как он ее угрохал? Ну признайся, Грейнджер, ка-а-ак? Он же тебе всё расска-а-азывает!
— С чего ты вообще взял, что это Гарри ее угрохал, Малфой?! — девушка почти засмеялась, впечатленная изломами его дедуктивной мысли. — Чем тебя не устраивает официальная версия?
— Да я уверен, что это Поттер какой-то хитростью заманил ее в лес, а та-а-ам ее порвали кентавры! И пра-а-авильно сделал — только зря подста-а-авился. Лучше попросил бы Коронадо. За нашим секс-гигантом она сама поскака-а-ала бы вприпрыжку...
Разубеждать его Гермиона не стала, а Луна вообще сделала вид, будто ничего не слышала, вырисовывая живописный причал, видневшийся на том берегу. Вот уж кого меньше всех можно вообразить хладнокровным убийцей, так это Гарри. В отличие от его отца, которого половина Гриффиндора подозревала в регулярном пожирании младенцев. А другая не подозревала — просто потому, что при таком меню он не был бы ходячим скелетом.
А Гарри по-прежнему сидел поодаль и о чем-то беседовал со своим вороном.
* * *
Сны бывают полезными и бесполезными. Бывают запоминающимися или улетучиваются из головы через минуту после того, как откроешь глаза. Но к чему снится убийство Махатмы Ганди, а сон затем запоминается во всех подробностях, Северус не знал. Просто накануне он побывал в Полночной башне Лавгуда, где с ним внезапно заговорил сэр Френсис Уолсингем и посоветовал прогуляться по дому Принцев, а заодно побеседовать с оставшимися портретами... ну и поизучать расположение комнат, мало ли что. А после этого Снейпа всю ночь преследовало странное видение, как будто он — брахман Натхурам Годзе [8] и в соответствии с заговором националистов должен застрелить духовного лидера индусов.
__________________________________________
[8] Натхурам Годзе https://works.doklad.ru/view/Zq8ExSjbB-M.html
Во время молитвы он подбирался к Махатме на самое близкое расстояние и делал три выстрела в упор. Просыпался. Через секунду снова проваливался в сон — и всё повторялось бессчетное количество раз. Сон вымотал его до полусмерти. С этим надо было что-то делать: возможно, это был намек подсознания о каких-то делах, которые не успел завершить дядя Густавус, умерщвленный Томом Реддлом в Калькутте полвека назад. Сэр Френсис неспроста заговорил о портретах Северусовых деда и бабки, ведь сын рассказывал, что Гэбриел Принц-старший и Хелена Когтевран иногда принимают в своих хогвартских картинах гостей из других мест. Среди последних он видел и мистера Уолсингема, даже не раз. Это подтверждала дочка Ксено и Пандоры — девочка, кажется, хорошо шла на поправку, теперь ее словам можно было доверять, хоть по старой памяти она изредка и цеплялась за свои фантазии о нарглах с мозгошмыгами. Да, пожалуй, пора наведаться на улицу Трех Мертвых Королей, 611.
И вот он стоит перед портретом новобрачных Донатуса и Лиссандры Принцев, а те отвечают на его приветствие. Как будто только вчера он был здесь — с мальчиком, директором и заместительницей директора...
— Наверное, я должен рассказать вам то, чего вы еще не знаете... Это еще не произошло с вами, — Северус запнулся: конечно, не произошло: у них же еще нет детей, ни старшего сына, ни дочерей, и уж тем более они ничего не слышали о Реддле, который увидит свет только спустя двадцать с лишним лет. Или же... магия позволяет им сочетать некоторые несочетаемые вещи? Ведь узнали же они его, узнали Гэбриела при первой встрече! Откуда? Черт, он никогда не мог разобраться, как работает эта странная система. Никто не мог — даже художники. Терра Инкогнита, чтоб ее сожрали пьяные тролли...
Чета Принц переглянулась. Дед продолжал внимательно наблюдать за ним, а бабка ласково улыбнулась, но голос ее прозвучал решительно, как приказ:
— Северус, не робей. Мы видим: тебе нужна помощь. Рассказывай.
И он рассказал. Об их младшей дочери, о мальчишке-полукровке, которого сэр Донатус возьмет на должность архивариуса и примет участие в судьбе сироты из рода Гонтов, о том, чем потом им всем отплатит этот мальчишка, когда мистер Принц не пожелает отдать за него Эйлин...
— Он уже пользовался зачатками этого проклятия, когда был совсем ребенком, в магловском приюте. Испытав прием подселения сущности в тело жертвы во сне, он научился управлять поведением и состоянием того, кого решил покалечить или убить. Это давало ему возможность свести жертву с ума, он мог издеваться над ней долгое время или же нанести смертельный удар мгновенно, всё зависело от его настроения. И с возрастом он только усовершенствовал этот навык. Один из множества в арсенале его особенных умений. В них он был талантлив, как никто из современников...
— Талантлив... — вдруг вымолвил сэр Донатус. — Как все прежние Гонты, и в той же самой области... Выродившиеся, они были уже не способны проклясть и мышь, но свежие гены сделали свое дело, и высохший было ствол неожиданно дал сильную, живучую ветку... В ней сконцентрировалось всё, что заложено в корнях, и в отчаянном желании пробиться к свету она разрушала всё на своем пути — камни, другие деревья, лед и сталь...
— Когда вы, сэр, перед смертью завещали дяде Густавусу закончить ваши дела с индийскими родственниками здешних Патилов и Шафигов, то даже не подозревали, что умираете вследствие проклятия. Том убил вас очень аккуратно. Следующей жертвой стал Густавус. Еще на пристани в Ирландии Реддл самым немудреным способом сбил его с ног, чтобы дезориентировать болью, подойти ближе под морочным обликом и подселить сущность. Проклятье постепенно овладевало организмом вашего сына во время плавания в Азию, и к моменту прибытия в Индию Густавус был полностью подконтролен Тому.
— Но почему ни я, ни Густав не распознали эту скверну? Почему не заподозрили нечисть? — мистер Принц был очень удивлен и озадачен.
— Потому что британские маги слишком обособились, и даже азиаты-переселенцы стали понемногу утрачивать тут знания своих предков. Реддл же интересовался всем, для него не было преград при всём его показном патриотизме. И пользовался он всем спектром магии, который только может быть доступен одушевленному существу. Вероятно, даже магия эльфов и гоблинов не была для него тайной. Не гнушался он и магловских изобретений...
— Ты как будто говоришь сейчас о Голландце! Он был таким же... из тех, кого принято называть злыми гениями. Даже мой кузен Сенториус подпал под темное обаяние его учения, покуда они оба — и Геллерт, и он сам — не пересмотрели свои взгляды на этот мир... что тоже дано не всякому, пусть даже выдающемуся, уму.
— Да, сэр, так и есть. Том всерьез называл себя инкарнацией Салазара Слизерина и считал своим духовным наставником Геллерта Гринделльвальда, хотя они никогда не встречались лично. Но, в отличие от Голландца, Реддлу не дана была такая гибкость ума, чтобы перечеркнуть прошлое и начать всё заново на руинах гибельных идей. Реддл был миссионером, а миссионеры слишком дубоголовы, чтобы признать перед самими собой, что мычание в темном лабиринте, по которому они движутся вслепую, издает не священная корова, а совсем другое существо. Итак, во время Калькуттской резни Том воздействовал на волю Густавуса через свою эфемерную "змею" — в дневнике он хвастливо зовет ее Кундалини. Он заставил дядю изменить маршрут, которым тот добирался к дому родни британских Шафигов. Густавус оказался в эпицентре погромов, где и был убит выпущенными из тюрем головорезами. После расправы над мужчинами из семьи Принцев Том принялся за женщин. К Лорайн он являлся во сне, как инкуб, и за несколько месяцев просто выпил из нее жизнь. Она зачахла на глазах у сестры с матерью и умерла. Леди Лиссандра, чье здоровье и без того пошатнулось из-за смерти мужа и старших детей, легко поддалась его губительным манипуляциям. Реддл пишет, что убрать ее оказалось легче всех — она медленно сошла с ума и сама не заметила, как отправилась в иной мир. Так Эйлин осталась единственной наследницей в роду.
— Так что же? В итоге он добился своего? Добился ее руки? — на миг темные глаза бабушки полыхнули негодованием, и Северус вспомнил мать, когда та была совсем еще молодой. Оказывается, они были так похожи с миссис Принц! — Она же ничего не знала и считала его другом детства...
— Да, мэм, она не знала и считала его другом, но в то время Эйлин еще не была готова к браку и просто попросила его подождать. Том же в свою очередь решил, будто она водит его за нос, а сама метит замуж за Иеронимуса Шафига. Поэтому он придумал способ устранить "соперника" и поставить Эйлин в безвыходное положение. Зараженный драконьей оспой Шафиг умирает, но с Эйлин всё опять пошло не так, как Реддл планировал изначально. Пользуясь министерскими связями своих сторонников — того же Лестрейнджа, — он хотел сделать так, чтобы ее оправдали и она, сочтя его вследствие этого своим благодетелем, перестала, как он выразился, "валять дурака" — то есть приняла его предложение. Только Реддл слишком заигрался. Ее палочкой он убил двоих вместо одного, да еще к тому же этот второй оказался родственником какой-то министерской шишки — вероятно, Том об этом не знал. Связи и ходатайство не помогли, и Эйлин вынесли обвинительный приговор. Том потерял к ней всякий интерес, поскольку мерой пресечения была назначена Дислексиа Тоталум, конфискация имущества в магическом мире и изгнание в мир маглов. Там к ней приставили соглядатая, и им оказался мой... — Северус сильно скривился, не желая произносить этого вслух, но всё же произнес: — мой так называемый отец. Реддл пишет, что сумел раздобыть обломки маминой волшебной палочки и полностью ее восстановил. С тех пор и до самой смерти он пользовался этим трофеем. Наверное, к счастью, потому что палочка моей матери не может причинить никакого вреда ни ее сыну, ни, самое главное, ее внуку... ну, или как-то так...
— Как — "так"? — въедливо уточнил дед, впиваясь в него взглядом проницательных глаз, и Северус ощутил себя нашкодившим мальчишкой, который, к тому же, не выучил заданный урок и получил "тролль".
— Возможно... дело в "начинке"... в перьях одного и того же феникса в палочке из черного эльдера и палочке из остролиста...
— Чушь! — фыркнул сэр Донатус. — Думай!
— Может быть, мама как-то... усовершенствовала свою палочку? Вроде того, как это сделал Гэбриел — точнее, Олливандер с его палочкой. Он вложил внутрь выпавший молочный зуб Гэбриела. Когда Эйлин была жива, мне и в голову не приходило расспрашивать ее о таком... Да она и не смогла бы ничего рассказать из-за дислексии.
Мистер Принц качнул бровью:
— Хм... Что ж, может быть. А может, и нет. Но ты здесь ради другого, не так ли?
— Да. Сэр Френсис Уолсингем дал мне совет осмотреть этот дом. Только не сказал, что я должен здесь искать.
— Иногда имеет смысл разрушить прошлое и воскреснуть на руинах собственных ошибок. Начни с начала, Северус. Вспомни свои ошибки и учти их.
Новобрачные расступились. Фон позади человеческих фигур начал обретать очертания... их собственного дома. Старинный, добротный, окруженный классическим английским парком, он дополнял собой сумрачный пейзаж. И тут одно из окон третьего этажа в дальнем крыле подсветилось серебристым огоньком. Леди Лиссандра указала туда пальцем в черной перчатке. Едва это случилось, мираж пропал, и портреты замерли.
Северус кивнул, отступил от картины. Шаг, другой... На третьем он развернулся и побежал по коридору к лестнице, чтобы найти подъем на третий этаж.
Когда-то здесь была комната его матери. Он понял это, догадался. Сейчас она пустовала, но в центре стоял предмет, увидев который, Снейп вздрогнул — потому что узнал занавес, прикрывавший его. Когда-то он находился в комнате, охраняемой цербером Хагрида, в то время, да и теперь, за ним охотились Пожиратели. Не за ним самим, а за тем, что спрятано в его недрах. Только благодаря Веселому Роджеру все считали, что Дамблдор хранит это в Отделе Тайн у невыразимцев. А директор, получается, снова всех обскакал.
