Северус сдернул покрывало и уставился в ожидаемую пустоту — как и прежде, для него еиналеЖ отображало всё: стены, пол, потолок. Всё, кроме самого Северуса Снейпа... или Северуса Принца. Он всегда знал, что стал первым в череде всех бед, свалившихся на их головы. Его не должно было существовать. И он совсем не желал увидеть там, внутри, столик со шкатулкой, в которой, по словам Гэбриела, находился перстень с александритом — тот самый, который хотели насильно надеть на мальчишку-первокурсника Ургхарт и Петтигрю...
Северус поднял глаза. Высоко, почти под самым потолком, выложенная лепниной на тяжелой раме зеркала надпись гласила: "Erised stra ehru oyt ube cafru oyt on wohsi". И вдруг...
Он отвлекся лишь на мгновение: что-то дрогнуло в глубине отражавшейся комнаты — что-то, похожее на рыжий всполох догорающего костра...
Зеркало еиналеЖ дернулось, сверху посыпались кусочки отлетевшей лепнины. Снейп едва успел отпрянуть, а когда, развеивая рукой клубы пыли, снова посмотрел вверх, то прочел там: "Erased stra ehru oyt ube cafru oyt on wohsi". Отвалившийся от буквы "i" в слове "Erised" кусок керамики скрывал под собой букву "a" — "Erased". И снова всполох в глубине... смутный женский силуэт... ускользающий в небытие...
— Лили! — кинувшись на холодную поверхность, закричал он, как сумасшедший. Невидимая преграда остановила его, и он, отбив ладони о бездушное стекло, заколотил зеркало кулаками. — Лили! Пожалуйста!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
— Лили, пожалуйста, открой мне! Мэм, я прошу вас, откройте, мне нужно поговорить с нею!
Полная Дама Гриффиндорской гостиной полна соболезнующей печали:
— Но, молодой человек, вы студент другого факультета, я не имею права впускать вас сюда!
— Только на минуту! Я очень вас прошу, мадам! Лили! Лили, открой! Я должен объяснить ей...
Портрет резко отъезжает, и на пороге возникает разъяренная рыжая фурия с молниями в ядовито-зеленых очах:
— Объяснить мне что? По-моему, ты всё сказал, что хотел, Северус Снейп! Конечно, я шлюха и сплю с Поттером, который не сходит у тебя с языка!
— Лили, пожалуйста, прости меня! Я совсем не хотел этого говорить, я был...
— ..."не в себе", — скривившись, с сарказмом передразнивает она. — Конечно! Знаешь, Северус, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке, а ты и пьяным-то не был. Вот, значит, как могут думать друзья о друзьях. Хуже слова и не придумаешь — наверное, ты долго выбирал. Мог ведь назвать просто какой-нибудь грязнокровкой, или как там еще принято обзываться в вашем гадючнике? Это хотя бы было правдой — по крайней мере, для ваших чистопородных рептилий. А ты вот чем мне присветил — спасибо, открыл глаза дуре! Не делай добра, да не получишь зла. Проучил так проучил — на всю жизнь...
От стыда он готов провалиться до подземелий сквозь все этажи:
— Прости меня, пожалуйста! Клянусь тебе чем хочешь, я заглажу вину — только скажи, что мне сделать! Я никогда так не думал о тебе и никогда не подумаю.
— Я вообще не знаю, о чем ты думаешь. Уходи, не хочу тебя ни видеть, ни слышать. Если бы не Мери, я и сейчас не сделала бы этого. Зачем я только вышла? — она говорит с издевкой, глаза ее сухи и мечут молнии, руки неприступно скрещены на груди.
Как глупо. Всё, всё, что сейчас происходит, — это какой-то абсурд. В голове у него мутится. Ему не надо было приходить сюда — Лили уже всё для себя решила. Она просто хочет избавиться от его неудобного общества — и всё, что он может сделать, это помочь ей осуществить желаемое. Самоустраниться. Тогда... тогда пусть идет как идет. Весь его запал вдруг пропадает. Северус низко опускает голову, кивает и отступает:
— Извини. Я больше тебя не потревожу, Лили.
И слезы на глазах расчувствовавшейся Полной Дамы, чей портрет снова наглухо задвинул перед ним проход в гриффиндорскую гостиную...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
— Пожалуйста, вернись! Мне нужно сказать тебе!.. Я знаю, это ты! Лили! — он кричал, покуда не сорвал горло, но по ту сторону зеркала не было уже никого. Ни отражения его самого, ни призрачного силуэта, который он сдуру принял за свою жену. Зеркало еиналеЖ призвано морочить глупцов, показывая им несбыточные желания, играясь их страстями...
Но... "Erased", не "Erised"!.. И ему это не привиделось: вот керамические обломки в кучке пыли, вот эта буква "a" вместо приляпанной сверху и только что отвалившейся "i" — как это объяснить?
Ну нет, теперь-то он всё выбьет из Деда вместе с прочим его дерьмом! И то, как здесь оказалось еиналеЖ, которое должно стоять в Министерстве — а они это оговаривали! — и то, что в действительности произошло хэллоуинской ночью в Годриковой Впадине, и то, кто именно там "стерт", "erased"... и еще многое и многое...
Комната озарилась ярким серебристым светом — именно такой горел в этом окне на картине четы Принцев всего несколько минут назад. Выставив палочку перед собой, Северус в любой момент был готов парировать нападение. Но это оказался всего лишь призрачный бобр — Патронус Макмиллана.
— Северус, срочно! План ноль. Они в Отделе Тайн. Я тоже. Поспеши.
71. Глупец! Как будто бы нужны очки увидеть, где руно, а где клочки
Роджер заострил палку с обоих концов.
Ральф мучился, ломал голову, но не мог докопаться до смысла.
Уильям Голдинг "Повелитель мух"
— Сириус!
Он открыл глаза. Он поднялся. Он пошел на голос по бесконечным извивам коридоров Башни.
— Сириус! Явись!
Он не знает, куда идет, но идет. Инстинкт пса, которого позвал хозяин.
— Слышишь? Ко мне!
Она тоже давала Непреложный обет. Она знает, что делать дальше. Она когтевранка.
— Я... здесь... — кажется, он отвык говорить.
Решетки — всё пространство состоит из решеток. Это Азкабан. Где дементоры, он не знает. Он вообще не думает сейчас о них — и поэтому их нет.
— Сириус! Пробудись! Через три месяца твоему крестнику исполняется одиннадцать. Тебе надо успеть предупредить его и побеспокоиться об остальном! Пробудись!
— Да! Да, Пандора, я иду!
Он помнит последний полет на мотоцикле. Помнит, как пришел тогда в себя, провисев на руле после крушения невесть сколько времени. Помнит свой порыв найти Лили и крестника, отбить их у похитителей, спасти. Помнит, как на дороге его, шатающегося от кровопотери, невменяемого, схватили авроры и предъявили бредовые обвинения.
На суде он пытался сказать правду, но даже адвокат не верил ни единому его слову. Добавили к вине симуляцию безумия. Он просил о единственной встрече — с Дамблдором: только Дед смог бы объяснить ему, что творится вокруг и почему весь мир сошел с ума. Но Дамблдора не было, а Минерва МакГонагалл приняла сторону большинства, и в то время Сириус наивно думал, что она просто заблуждается. Давление, которому его подвергали перед процессом и на самом судебном заседании, сломило волю юного гриффиндорского сумасброда. Не так уж много ему и понадобилось, а это, знаете ли, обидно! Он был о себе лучшего мнения. Думал, что храбрость, доблесть и мастерство не подведут его на практике...
В какой-то миг Сириус, подчинившись всеобщему помешательству, согласился, что это с его рассудком что-то не так. Исказить сознание преступника для высших темных магов из окружения регента Реддла, которого все внезапно стали величать Тем-кого-нельзя-называть (шепотом добавляя странное прозвище "Лорд Волдеморт"), — задача не особо сложная. Что, если с ним, Сириусом Блэком, действительно приключились Обливиэйт и подмена воспоминаний? Что, если смерть Сохатого произошла на самом деле? Что, если Джим не гнался за ними, а вместе с семьей прятался под Фиделиусом в Годриковой Впадине и был предан Хранителем 31 октября 1981 года, как утверждалось во всех обвинительных документах? Предан вместе с семьей — Лили и Гарри... Да что за бред?! При чем тут Принцы, с какой стати Лили сделалась вдруг женой Джеймса Поттера?! Но... все говорят... И Сириус говорит, да вот только никто ему не верит. Может, это всё-таки он, Бродяга, сдурел, приложившись башкой о руль мотоцикла?
Он полностью признал себя виновным и смирился с вердиктом Визенгамота.
И последним прозрением обвиняемого стала весть, что он не поддается заклинанию Обливиэйт и взамен этого на пути к исправлению будет приговорен к избирательной дислексии и двадцати годам Азкабана. Теперь-то он знает, почему всем заключенным обязательно стирают память об Азкабане, а тогда... Тогда до него дошло, что он оговорил сам себя. Блэк кричал и вырывался: если он не поддается чарам Забвения, то это его, его — Сириуса — воспоминания правдивы, а всё остальное — грандиозный обман! Как вы не поймете, жалкие кретины?! Но было уже слишком поздно. Приговор прозвучал, а после драки кулаками не машут. Никто не стал его слушать, просто изъяли палочку, наложили необратимое заклинание Дислексиа Селективум и заточили тело на Гриммаулд Плейс, 12, а сознание — в заколдованной картине с изображением тюрьмы для магов. И ему еще повезло: много позже он узнал, что магам, которых изгоняют из волшебного общества к маглам, искажают их природу полностью — те лишаются возможности произносить заклинания вслух, читать, писать и разглашать подробности о Магической Британии. Даже сквибы в более выгодном положении, чем изгои. Но в то время Сириус еще ничего не знал о тотальной дислексии и считал, что вопиющая несправедливость, коснувшаяся его, — это предельная степень бедствия для чародея. Что хуже просто не бывает...
— Воплоти свою истинную суть, и тюрьма, в которой ты сам себя держишь, выпустит тебя!
Его форма меняется на бегу. Он уже трусит на четырех длинных лапах по однообразно-серым плитам, выстилающим пол в остроге, где он заточил сам себя по приговору Визенгамота. В гробовой тишине Башни со звонким эхом клацают по камню собачьи когти. Как же здесь воняет! Словно темница и впрямь переполнена заживо гниющими преступниками. Он нарочно подбегает к одной из камер и, опершись о решетку, встает на задних лапах во весь рост. В углу, на шконке, кто-то лежит. Кто-то или что-то — в полутьме не разглядеть. Просто неподвижный ворох грязного тряпья. Но теперь, когда он знает, его мозг борется с наваждением, а сон не желает выпускать из своих объятий. По изображению пробегает легкая рябь. Мираж то рассеивается, то возвращается. Сосредоточившись, он заставляет себя растворить стену, пол и потолок чужой камеры. Камни пропадают, сквозь них видно звездное небо и мигающий маяк, слышно грохот волн — и он знает, что если напряжет волю еще, то исчезнет и этот слой миража...
— Пандора, что делать дальше?
— Молчи! Иди на свет!
В конце тоннеля вдруг что-то маняще засеребрилось... Теперь он знает, что если сильно-сильно сосредоточиться, то Азкабан утратит власть над сознанием, а картина выпустит узника на свободу. И он проснется в собственном фамильном особняке в центре Лондона, в комнате на последнем этаже, где прожил всё детство. Вот только будет ли ему после всего, что случилось здесь, подчиняться магия? А еще... дементоры — их никто не отменит, пока он сам не найдет способ это сделать. Или пока не решит главную задачу, сейчас кажущуюся непосильной...
— Пандора!
— Нельзя разговаривать с мертвыми. Пробудись, оживи и иди.
— Ты умерла?!!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
— Сириус!
Захлебываясь воздухом и кашлем, Блэк подскочил с подушки. Дико заозирался, ища источник яркого белого света. Во имя адского пекла, с чего вдруг его срубило в такое время? Это всё из-за вынужденного бездействия — пытка похлеще любого Азкабана! Он становится размякшим моллюском, тогда как там, снаружи, кипит настоящая жизнь. Но ему нет в ней места. Это, в конце концов, невыносимо!
Светящийся посланник, снисходительно щуря миндалевидные глаза и неспешно умываясь, дал ему возможность прийти в себя.
— Минерва, что там?
— Говори тише! Гарри и мисс Шафиг могут нас услышать. Я только что видела их на верхней веранде. Собирайся, твоя помощь сейчас срочно понадобится в Минмагии.
Вот это весть так весть! Пока Сириус торопливо начинял потайные карманы в своей одежде всевозможным оружием обоих миров, котопатронус МакГонагалл посвятил его в детали экстренного плана.
— И не лезь на рожон, Сириус! — предупредила кошка, изгибая спину и потягиваясь. — От тебя не требуется ничего, кроме иллюзий: по донесениям, на той стороне — мощный гипнотизер...
— Да неужто Долохов?! Объявился? Вот скотина, ячмень ему под оба глаза... Его, кажется, так и не поймали тогда?..
— Значит, не поймали, — согласилась Минерва через своего посланника. — Мы со Снейпом вот-вот будем на Острове, но входить к вам в Оазис он не намерен.
— Еще бы! В таком-то прикиде...
— Вот поэтому поспеши к Барьеру и жди нас там.
Патронус рассеялся в воздухе.
— Сириус? — восклицание брата застало его врасплох. Рег сидел полубоком на подоконнике холла и с подозрением щурился. — Что мне сказать, когда тебя хватятся?
Блэк-старший с ухмылкой сунул в зубы сигарету и, прикурив от палочки, глубоко затянулся:
— Скажи — пошел подышать свежим воздухом. Если не вернусь, значит, воздух был слишком свежим.
* * *
Тревога, будто назло, застала Перси Уизли в лифте между третьим и четвертым уровнями. Он как раз нес громадную кучу отчетов из Аврората в Отдел Катастроф и очень надеялся не встретить по дороге кого-нибудь со второго уровня. [1] Кого-нибудь наподобие мадам Скитер, которая привяжется так, что и Фините Инкарцеро не отвяжешь. Почему-то они считают его, Перси, соплежуем, вытащить информацию из которого — вопрос времени, правильного подхода и хорошего комплимента. Они все-е-е так его оценивают, эти безнравственные карьеристы, эти пауки в банке! И родители туда же: ну разве не медвежья услуга — подсунуть под его опеку Фреда с Джорджем, и это после всего, что было между ним и братьями на протяжении детства, отрочества и учебы в Хогвартсе! Перси даже в лифте иногда разглядывал себя в зеркале: не появилось ли седых волосков в его медных кудрях, которые он так старательно прилизывал по утрам специальным составом для гладкости. Пока не появилось, но роковой день был не за горами. Иногда он тайком завидовал Биллу и Чарли, которые были далеко от любящей родни.
__________________________________________
[1] На втором уровне будет отдел журналистики, и вот этот расклад автора вполне устраивает: http://newhogwartsstory.forum2x2.ru/t130-topic В особенности — количество уровней.
Сам сигнал — преобразованный магами-акустиками из электромагнитных волн в звуковые душе— и ушераздирающий "голос" Сатурна — вызывал учащенное сердцебиение. А идущие в дополнение к нему цветовые раздражители, которые мерцали во всех помещениях Министерства, подняли бы на ноги не только глухого, но и парализованного. Звук нарастал: к основному фону добавлялся рокот Сатурновых колец, и пульс разгонялся до предела. [2] Казалось, сам Космос вот-вот низвергнется на Землю и поглотит ее... или же нечто необъяснимое одним рывком сдернет с планеты воздушную оболочку, и все умрут... или всех вытянет в вакуум... или произойдет что-нибудь еще страшнее...
