Огненная петля, сорвавшись с кончика палочки-когтя, обвила уроборосом руки клянущегося и принимающей клятву.
— Клянешься ли ты доставить его в безопасное место в полной сохранности?
— Клянусь, — уроборос опять куснул жаром их запястья.
— Клянешься ли снабдить его необходимым оружием, с помощью которого он сможет при надобности обороняться самостоятельно?
— Клянусь!
Магическая нить судьбы свилась в последнюю петлю-восьмерку и растаяла. Только теперь Северус медленно моргнул, отпуская из плена Нарциссу. Она как будто проснулась и огляделась по сторонам.
— Благодарю, Северус, — напоследок миссис Малфой еще раз сжала его запястье и почувствовала ответное пожатие. — Господа, простите, я очень устала.
Мужчины опомнились и с извиняющимся видом начали прощаться. Удалилась и Белла. Прошло несколько минут, прежде чем в камине снова заискрилось зеленым. Северус не подвел — вернулся!
Нарцисса схватила его за руку и уволокла в ту комнату, где в последнее время всегда лечила от проклятия. Там было уютнее им обоим.
— Ну, что с ним?! Северус, вы же все мне обещали!..
— Всё в силе, Нарси. Роули не солгал, на палочке Люциуса не найдут ничего криминального — в отличие от взятого с поличным Долохова. Твой муж просто следовал плану и подставился нарочно, как было оговорено.
— Как это случилось — почему не в срок? Лестрейндж? Опять он?
— Да.
— Подонок! Надеюсь, он будет очень страдать!
— Надеюсь, с меня довольно обещаний на сегодня? — едко парировал Снейп.
— Ах, не напоминай... И почему ты так уверен, что Темный Лорд не мог бы его уничтожить? Это разом решило бы столько проблем!.. — она тем временем внимательно разглядывала его поврежденную правую кисть: кажется, с прошлого раза скверна не распространилась больше, чем это допустимо.
— Потому что я читал его дневник, Нарцисса. Родерикус, рискуя собой, оказал ему слишком ценную услугу, чтобы Реддл мог так просто о ней забыть. Тем более что об этом знали все экклезии из старшего поколения и знают многие его приближенные уже из нашего. Нотт точно знает. Знают Яксли и Руквуд...
— Неужели подвиг Лестрейнджа был так велик, а Реддл — настолько благороден, чтобы терпеть своевольные выходки приближенных только из-за того, что они когда-то ему услужили?
Стоило ли добавлять, что регенту Реддлу торопились угодить многие стремящиеся в его ряды, и они почли бы за честь, прими он от них в качестве оплаты какую-нибудь жертву! Нет, Нарцисса решительно не понимала. В темных чистокровных семьях такое проявление пиетета со стороны подчиненных считалось чем-то обыденным, и Снейп не может этого не знать, пусть он и полукровка — но ведь слизеринец же!
— Дело не в благородстве, даже не в благодарности. У Реддла был долг жизни перед Веселым Роджером.
— Но... как?!
Северус горько усмехнулся:
— Кажется, все уже начали забывать, что он обычный смертный... и что не родился Темным Лордом или регентом Реддлом, а шел к тому через тернии, прикуривая о звезды...[*]
— Да, в самом деле, — как бывало всегда в таких случаях, предупреждающий укол боли в виске мигом отвратил ее от попыток покопаться в воспоминаниях. — Слухи творят чудеса, — ее усмешка получилась, пожалуй, еще горше. — Для меня все три Реддла слились в один неуязвимый образ сверхколдуна, и я уже не знаю, где правда, а где ложь...
— Ну что ж, видимо, придется устроить тебе экскурс в тысяча девятьсот пятидесятый год...
__________________________
[*] См. Примечание в конце главы.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Сирена подняла на ноги всё ночное Министерство. Ты понял, что этот идиот Баксон допустил какой-то прокол, хотя Мальсибер поручился за него в лучших заверениях и даже Роди ему поверил. Лестрейндж уже научился держать при себе свое мнение, особенно когда оно касалось таких вещей, как Эйлин Принц. Или, в данный момент — как ее преломленная палочка, валявшаяся где-то в архивах Отдела Тайн. Нет никаких сомнений, что про себя Лестрейндж костерит всю эту затею последними словами: было бы из-за чего так рисковать, всего лишь сентиментальная прихоть — и никакой практической ценности. Но ты настоял на своем, и он обо всём договорился. Тем не менее, несмотря на нужные связи, добраться до невыразимцев было не так-то просто. Поэтому Мальсибер и ткнулся к этому секретаришке, Баксону, из новичков.
Ты упрямо дожидался посыльного, когда остальные, дергаясь, как на иголках, уговаривали тебя бежать. Обломки палочки ты получил, но с довеском из мракоборческой погони. "Повезло, — ухмыльнулся Лестрейндж, развивая активную оборону плечом к плечу с тобой, — сам Макферсон почтил!"
Сэмюель Макферсон уже более десяти лет был начальником Аврората и в последние годы отличался особой бесцеремонностью в стычках с "преступными элементами". Рано или поздно это начинает происходить с ними со всеми. Ты — то, с чем борешься...
Вы уходили от своры через пол-Британии. Ваши трансгрессионные следы отлавливались, и в конце концов ты с несколькими сторонниками оказался в западне. Лично от Макферсона тебе прилетело чем-то, мало совместимым с жизнью. Может, ты и выжил бы, но определенно только для того, чтобы пройти через суд и догнить в Азкабане. Та часть сообщников, которые аппарировали сюда с тобой, трусливо разбежались или остались лежать там, где их настигло смертельное проклятие. Лестрейндж тебя не бросил, а подхватил поперек туловища и, теряющего сознание, успел заволочь в какую-то подворотню. Дальше ты уже не помнил ничего. Пришел в себя только через полторы недели в усадьбе Лестрейнджей [тогда еще она не была приспособлена под место заключения Рудольфуса и Рабастана, их и самих еще не было на свете]. По крайней мере, с того случая ты точно знал, что к Родерикусу можно повернуться спиной.
В апреле 1959-го вы еще встретитесь с Сэмом Макферсоном — и в Лютном посредством этой самой палочки ты вывернешь его наизнанку, заставишь проглотить кишки и вывернешь снова, даже не отдавая себе отчета, что именно больше всего растравляло твою ярость: мучения, которые он доставил тебе девять лет назад своим сложносочиненным проклятием, или долг жизни перед Лестрейнджем, в который он тебя вогнал, предоставив Родерикусу возможность вытащить тебя с поля боя. Стало ли тебе легче после мести и после того, что произошло в конце того рокового дня? Не сразу. От главного — обязательства перед твоим спасителем — тебя всё это не освободило.
Но палочка из черного эльдера, причудливая, суставчатая, слишком крупная для женской руки, выздоравливала в те дни, в 1950-м, вместе с тобой — ты делился с нею собственной кровью и залечивал ее раны одновременно со своими. Она стала самым верным твоим соратником на всю оставшуюся жизнь.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Северус закончил свой рассказ и открыл глаза, поднимая голову с кресельного подголовника. Время близилось к полуночи.
Только теперь Нарцисса поняла, почему эта странная палочка перекочевала от Старика к Темному Лорду и ради какой выслуги младший Крауч — Круцифер — во что бы то ни стало стремился завладеть ею прошлым летом перед возвращением Повелителя.
— Но разве долг жизни не был аннулирован, когда Лестрейндж и Петтигрю покушались его убить в тот Самайн?
— Но он-то об этом знать не может. Также и остальные посвященные не знают об их сговоре. Кроме того, долг мог бы и остаться: Веселый Роджер не участвовал в нападении лично, а действовал руками, вернее, палочкой Паршивца. Добавить сюда дипломатическую полезность старого висельника в переговорах с кланами — и любой неверный шаг поставит под удар всё предприятие. А оно и без того висит на волоске. Ты же понимаешь, что никто из нас не может на это пойти?
— Зато ты лишился рассудка, когда пошел на то, на что пошел! — отчаянно вскрикнула она и тут же, раскаиваясь, преклонила перед ним голову и опустила глаза в пол: — Прости, Северус, я не должна так говорить!
— Перестань, — поморщился Снейп. — Уж со мной-то можешь без... этого. И, — он как-то странно, чуть ли не ностальгически улыбнулся, — ты не первая женщина, от которой я слышу подобное...
— Я напрасно говорю такое тебе. После всего... Знаешь, мне кажется, я должна по свежим следам сейчас же освободить тебя от Непреложного.
— Не надо. Пусть у тебя будет уверенность, что всё идет, как должно.
— А оно идет, как должно? — с сомнением переспросила Нарцисса: после того, что рассказала о сегодняшнем приключении сестрица, ей не слишком-то в это верилось.
— Пока — да. Если не веришь мне, доверься чутью своего мужа. Если бы Люциус заметил, что есть неучтенные риски, он отказался бы от этой затеи или перенес на другой раз.
— Я уже ничего, ничего не понимаю. По-моему, здесь всё, всё — сплошные неучтенные риски!
Он отрывисто засмеялся:
— Сплошные, да. Сплошные. Но учтенные. Извини, — добавил Снейп, вставая и одергивая мантию, — теперь я вынужден откланяться. Мне еще выслушивать истерику одного твоего не очень дальнего родственника. Возьми, — жестом фокусника он материализовал в пальцах маленькую склянку с жидкостью цвета успокоительного зелья, — выпей и ложись. Люциус скоро будет дома.
Кажется, она едва ли его поблагодарила, только безмолвно шевельнула губами и смахнула слезу.
* * *
Допускал ли Кингсли хоть когда-нибудь идею, что однажды сам может оказаться по другую сторону решетки? Несмотря на известную поговорку ни от чего не зарекаться — нет, никогда. Он и теперь не мог поверить в реальность своего нынешнего положения и всё надеялся, что это недоразумение рано или поздно — по крайней мере, на заседании суда — разрешится по справедливости. Коллеги отвернулись от него? Но ведь не все! С Гавейном они не ладили и прежде, а остальные не могут всерьез верить в его вину.
Время, однако, шло, дни сменяли друг друга, заключенные предвариловки тоже приводились и уводились, а никаких улучшений в судьбе Шеклболта не происходило. Тошнотворнее всего, что здесь ты почти не можешь защитить свое личное пространство: в нижнем секторе, лишь условно поделенном на зоны, никогда не существовало понятия индивидуальности. Спасибо хоть подвешенные прямо в воздухе лампады светили едва-едва, и за счет этого пространство оставалось погружено в унылую средневековую темень, не позволяющую соседям разглядывать друг друга от безделья. И спасибо, что магическая защита не подпускала сюда грызунов и кровососущих паразитов, которые, слов нет, были бы бичом для любого заключенного. Думать об Азкабане и дементорах совсем не хотелось, хотя в последние дни опасения уже начали закрадываться в мысли бывшего мракоборца.
Шеклболту казалось, что прошла целая вечность. Он готов был делать зарубки на стенах, существуй эти стены на двенадцатом уровне Минмагии. Нет, узников окружало царство решеток, достойно живописать которое было бы под силу лишь мастеру изящно-мрачного словоплетения Мервину Пику. Даже полы-потолки, разделяющие камеры на многоэтажные ярусы, состояли из стальных сеток, по которым обитатели и охрана передвигались, как хомяки по клетке. Целыми днями и ночами здесь кто-нибудь кашлял, бранился, орал во сне, оглушительно храпел или издавал другие, еще менее пристойные звуки.
Раз в сутки задержанных группами выгоняли в громадный нижний зал — пройтись и размяться. Это пока не Азкабан: вина обитателей предвариловки еще не доказана, а значит, и законного права разрушать их здоровье принуждением к бездействию у властей не появилось. Здесь-то, на тюремном полигоне, Кингсли и увидел однажды мерзавца-Малфоя. Уж и насладился бы он раньше этим зрелищем! Скованный лязгающими цепями кандалов, прихвостень Неназываемого ковылял в общем строю. Радовал глаз и гипнотизер Долохов — их как будто вместе с Малфоем и повязали! — но только Люциус в отличие от своего дружка казался несломленным и на тюремщиков поглядывал свысока, разве что не поплевывал. На его холеной роже было написано "я здесь долго не задержусь" (это мы еще посмотрим, кусок пожирательского дерьма). Долохов — тот не рад был, что остался в живых. Жаль, не Кингсли выпадет шанс допросить с пристрастием этих выродков! Да и прежде не выпал бы — он давно уже служил по политической части, по контактам с маглами и поддержке безопасности магловских властей предержащих...
Если Шеклболту не показалось, то во время таких прогулок Малфой пару-тройку раз бросал в его сторону заинтересованные взгляды. Понять истоки его заинтересованности было сложно. Аристократик будто хотел о чем-то ему поведать, но всем своим видом показывал, что говорить публично не может. А потом соседа по камере справа увели на заседание Визенгамота, откуда в тюрьму предварительного заключения он больше не вернулся. И, как назло, его освободившуюся койку занял гнусный франт.
— Слышал я о вас, Шеклболт, — ехидно подметил Люциус. — Такую дичь несут! А главное, сами же верят идиотским сплетням. Поразительные существа, эти ваши коллеги... Плохи ваши дела, Кингсли.
Даже после нескольких дней в заточении, обросший светлой щетиной и в несвежей рубашке, он не переставал походить на бабу, помешанную на своей внешности, — причесочка, рюшечки, побрякушки... Манерничанье, стервозные издевки... И не скажешь с виду, что женат и даже имеет сына. Ширма! Наверняка!
— Засунь свое сочувствие себе в... — глухо проурчал Кингсли, даже не приподнимаясь со своего тюфяка.
— Зачем так грубо? Я, можно сказать, со всей душой... — но на убедительную просьбу заткнуть пасть Малфой так и поступил, хотя наверняка продолжал скалиться — в полутьме, слава Мерлину, этого не разглядишь.
Пожирательская гадюка еще не раз и не два пыталась подкатить к Кингсли с болтовней, но с каждым разом получала отпор всё более озлобленный и в конце концов догадалась, что для нее же будет лучше делать вид, что Шеклболта не существует. Выспавшись, Люциус возобновил свои попытки, правда, градус манерности заметно понизился. В какой-то момент у Кингсли снова возникло подозрение, будто Малфою что-то от него нужно. На следующую ночь аристократик снова помешал ему спать, окликнув шепотом через решетку. По равномерному храпу со всех сторон арестованный аврор понял, что тот дожидался, когда все уснут, чтобы заговорить, и решил посмотреть, к чему тот ведет все свои поползновения.
— Шеклболт, а вы знаете, что такое Азкабан и где он находится? — настороженно прошептал Люциус, подойдя вплотную к разделявшей их преграде; теперь он был виден как размытое светлое пятно. Назойливое привидение, которое дало бы фору даже старине Пивзу.
— Какого хера тебе надо от меня? — тоже едва слышно отозвался Кингсли и сам себе удивился. Наверное, он изрядно соскучился по общению с людьми, если согласился вступить в диалог даже с таким подонком.
— Чтобы сказать вам это, я должен сначала узнать степень вашей осведомленности по заданному мной вопросу, — подчеркнуто вежливо и даже почти без иронии объяснил Пожиратель. — Неужто трудно просто поделиться тем, что вам известно об Азкабане?
