— Я поклянусь за себя. Поклянусь, что не отдавал в связи с этим приказов никому из своих слуг, — отзываешься ты, и порыв ветра возмущенно швыряет тебе в лицо прядь волос Беллатрикс.
— Должны быть гарантии! — гнет свое Булст; голос его давит — кажется, будто ты заперт в тесном прокуренном шкафу, где нечем дышать и трудно шевелиться. — Если мы включаемся в общее дело, то у нас должны быть гарантии, Том.
Ты раздраженно отбрасываешь от себя Беллины космы, она сама при этом с трудом подавляет смешок и сгребает волосы в пышный хвост на затылке, пряча его затем под капюшон.
— Какие тебе гарантии, Булст? — насмешливо кричит откуда-то Кейсинджер, еще ни о чем не подозревая. — Он свою душу не пожалел и вылез из могилы — и ты реально думаешь, что он постесняется поклясться в чем угодно, чтобы добраться до твоей и отправить в могилу тебя?! Я не верю ни одному твоему слову, Реддл. Мы уходим. А за моих людей ты еще поплатишься.
— Не получился разговор, — продолжает удушающе-надсадный бас. — Предлагаю разойтись и остыть.
— Ненавижу этого Кейсинджера! — сквозь зубы шипит Белла. Вылитая тетка, ей бы еще плетку в пару к палке-когтю — и не отличить. — Чтоб ему смеркута постелили!
— Уходим, — ты охватываешь ее за плечи, и вы переноситесь за много миль от границ с Шотландией...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Грег теперь всё чаще бдел даже во время сна своего хозяина. Да какого там сна... Северус потер веки и мрачно уставился спросонья на расплывающийся перед глазами циферблат — кажется, не то двадцать пять минут четвертого, не то четверть шестого. Это были уже не сны, а краткие эпизоды забытья, сменяющиеся бредом реальности. Тварь скрутилась узлом вокруг хребта между лопатками и посылала в правую руку краткие укусы, напоминающие стрельбу раскаленными стрелами. Ни дохнуть, ни охнуть.
Но сейчас Снейп проснулся не от этой, уже почти привычной ему, боли. Воспоминания предпочитают возвращаться мелкими шажками и в те мгновения, когда мозг почти в отключке. Даже если снится совершенно другое. Может быть, виной тому навязчивая цикличность, по которой бежит ток одних и тех же мыслей?..
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Это было первого августа 1980 года, через день после рождения Гэбриела. Стараясь не шуметь, если кто-нибудь из домашних спит, вернувшийся домой Северус осторожно заглянул в спальню. Через небольшую щелку между дверью и косяком он увидел, что постель Лили пуста. Хороший знак: весь вчерашний день она почти не просыпалась, измотанная родами, которые длились у нее почти сутки. Даже повитуха удивилась, сказав, что еще ни разу не видела, чтобы после такого женщина впадала в крепкий сон. "У твоей жены железные нервы, парень!" — усмехнулась колдунья, попытавшись похлопать его по плечу, и у нее это даже немного получилось: в знак благодарности за все хлопоты он заставил себя вытерпеть чужое прикосновение.
Лили стояла у подоконника со свертком на руках, и льющийся из окна изменчивый свет огибал ее фигуру, четко вырисовывая силуэт. Сначала Северусу показалось, что она просто разглядывает лицо младенца среди всех этих пеленок, чепчиков и завязок (ни один мозг не запомнит названий стольких тряпок), но следом он заметил судорожное вздрагивание плеч жены.
— Ты что? — Северус не хотел напугать ее или разбудить Гэбриела — который тогда еще не был официально Гэбриелом, — но даже его шепот был таким взбудораженным, что Лили вздрогнула от неожиданности. — Болит что-то, да?
Лицо ее было совершенно заплаканным. Давно уже, наверное, так стояла и ревела...
— Мне приснился сон, — пробасила Лили, неловко утираясь рукой, и судорожно всхлипнула снова.
— Сон, сон... — сварливо, как это часто делала мать, когда отчитывала его, пробухтел Северус, невольно испытывая облегчение — всё же сон не явь — и делая короткий взмах палочкой. — Ты чего? Меня не было всего ничего, а ты уже здесь как не знаю кто... На, быстро попей!
Лили захлюпала водой, давясь и одновременно пытаясь говорить в призванный им стакан:
— Мне приснилось, что я... что меня не стало... Но я всё равно вижу вас... когда проходят... годы, всё равно... ви-вижу... Только вы меня не видите, — тут она не выдержала, отодвинула от себя его руку и снова зашлась в беззвучном приступе рыданий. Ее скручивало спазмами, и смотреть на это было невыносимо.
— Да что же такое? Ну... ну, я не... — окончательно утратив способность связно излагать мысль, Северус яростно прижал их обоих к себе. — Не надо, Лил... Пожалуйста, пожалуйста, перестань!
"Железные нервы"...
— И ты... не обращаешь на него внимания... как бу-будто он тебе чужой... — Гэбриел безмятежно спал, губы бантиком, как у всех новорожденных, нос-кнопка, глаза — припухшие щелочки, а из-под чепчика — мысик тонких, как пух, темных волос чуть заглядывал на круглый лоб... [на лоб без отвратительного зигзагообразного шрама]... Даже бровью не повел, счастливый, ни о чем еще не ведающий человечек. — И он... он сам по себе... Не... не хочет тебя видеть и слы... слышать... И я ничего, ничего не могу с этим поделать! Я прошу тебя опомниться, я кричу ему — вдруг он услышит... вдруг услышит хотя бы меня? Но оба вы не слышите...
— Сны дурацкие... Лил, зачем о них думать, а? Ты же понимаешь, что такого никогда не будет?
— А если будет?..
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Вопрос так и повис в междумирье. "А если будет?"
Северус поднялся с постели и подошел к окну, изо всех сил заставляя себя вцепиться в ее ускользающую тень. Удерживать придуманную Лили, растравляя в себе дикую, бессмысленную надежду, будто она стоит рядом с ним в его комнатушке на втором этаже коуквортской хибары Снейпов... Раздвинув шторы, он даже не взглянул вниз, на замусоренный Паучий тупик — сразу уставился в седеющие из-за предчувствия утренней зари небеса. И нынче, спустя ровно семнадцать лет с того самого дня, небо скрывалось под кучами многослойных, тяжелых, словно на картинах Ренессанса, облаков. Оно подавляло своей величественностью и тайной. Влекло и пугало. Так же, как и тогда, в тот день.
— Помнишь, ты часто говорила, что из него получится сильный волшебник? Похоже, и здесь ты не ошиблась. После всего, что случилось, магия вернулась к нему. Вся, без остатка, будто ничего не происходило. Объясни мне, Лил, откуда ты всё это знала? Что бы я сейчас ни вспомнил, кругом ты оказываешься права...
Ему почудилось, точно кто-то приложил теплую ладонь к его спине, там, где свирепствовал Грег. И боль начала слабеть, а пальцы пораженной руки ощутили ток здоровой крови. Северус улыбнулся. Когда Гэбриел снова обрел способность колдовать, Снейп был в Малфой-мэноре — и только что стал приходить в себя после долгой процедуры очищения, с помощью которой Нарцисса выкроила для него у смерти еще несколько важных недель... или даже месяцев? Там будет видно...
— Но твой сон обманул тебя, Лили... Гэбриел мне не чужой. Он не сам по себе. И у них у всех есть будущее — это я тебе обещаю...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Зельевар стал просыпаться, заслышав возбужденные голоса в холле за дверью. Сжал в кулак и разжал проклятую руку. С трудом, но она снова подчинялась ему. Сил подняться из кресла и доковылять до камина еще не было, и Северус замер, чтобы, экономя силы, восстановиться поскорее. В доме Малфоев был кто-то лишний, кому сейчас здесь быть не полагалось, и Снейпу это не нравилось. Знак, что пора отсюда убираться...
Всё стихло. Минут через десять дверь скрипнула, открываясь. Северус решил, что это к нему наведалась Нарцисса о чем-то предупредить. В комнате вспыхнул свет сразу всех лампад на стенах, и он прищурился с непривычки. Это была не Нарцисса — на пороге стоял Драко, бледный и хмурый, губа разбита, бровь рассечена. С лица его постепенно сползала гримаса недовольства, сменяясь изумлением:
— Дека-а-ан?! Добрый вечер... Сэр, вы — здесь?
— Как видите, мистер Малфой, — иронически процедил зельевар.
— Прошу прощения, меня никто не предупре... но... как вы тут оказа-а-ались?
— То же самое я хотел бы спросить у вас, — парировал Северус, хотя превосходно отдавал себе отчет в том, что это вообще-то дом Люциуса и Драко имеет гораздо больше прав находиться здесь, чем какие-то школьные профессора, будь они хоть трижды друзьями семьи. — Всё же учебный год еще не окончен, и покидать интернат...
Юноша в горячности даже не заметил, как перебил его на полуслове:
— О, сэр, в том-то всё и дело — покида-а-ать не по своей воле! — Драко бросил красноречивый взгляд себе за спину, решительно закрыл дверь и зашагал в комнату. — Вы та-а-акое пропустили!.. — маска заносчивого аристократа, которую он натягивал в школе в силу возраста, "дабы соответствовать", слетела с него в два счета; пропала и личина строптивого подростка, каким он был еще пару лет назад: теперь на его месте стоял непосредственный мальчишка из благодатных дошкольных времен. Когда, навернувшись с метлы и насажав себе синяков, доказывал всем, что это метла кривая, а не он летать не умеет. — Сейчас отцу пришлось вытаскивать нас из аврора-а-ата — хорошо, что у него есть связи! Иначе полшколы загремело бы в Азкабан! Лега-а-авые просто озверели!..
— Где это вы набрались пошлых магловских выражений, Драко? — растирая пальцы больной руки, поинтересовался Снейп. — Начните уже говорить складно и по порядку: что там произошло?
Он подозревал, что во время прогулки в Хогсмиде слизеринцы снова затеяли с кем-то потасовку, носящую идеологическую подоплеку. В последнее время они часто велись на малейшие провокации, ну а вследствие имеющейся у факультета репутации, которую старательно поддерживали директора на протяжении многих десятилетий, крайними всегда оказывались именно его подопечные — не сразу, так после состоявшейся стычки. Но реальность оказалась драматичнее...
И в тот самый момент, когда Малфой-младший, перевалив за повествование о том, как они с Джинни примчались на шум и вмешались в драку, добрался до хвастливого описания собственных побед в перестрелке аж с двумя красными аврорами в таверне (увлекшись, он и не замечал, что просто "привирать" и уже "врать с перебором" — это совсем разные вещи), свет в комнате замерцал. Драко смолк и уставился на вбежавший в комнату патронус. Увидев светящегося лиса, Северус забыл и про свою руку, и про рассказы о происшествии в забегаловке "С дуба на кактус". Он сам учил Гэбриела создавать покровителя так, чтобы тот до поры до времени не имел телесной формы и ничего не говорил в присутствии посторонних, но сейчас мальчишка на радостях учел только вторую часть правила — лисица была почти как живая, только совсем беззвучная.
— Так... это же патронус Поттера... — выдал Драко.
Ну еще бы: кому как не участникам — да что там: организаторам! — секты неверующих фом в Выручай-комнате безошибочно узнавать друг друга по почерку?
— И?.. — Снейп выжидательно склонил голову к плечу.
Лис тоже переминался с лапы на лапу и выказывал прочие признаки нетерпения, крутя хвостом и косясь на молодого Малфоя. Покалеченное бледное лицо Драко дрогнуло: он хотел было обрадованно улыбнуться, но тут же озадачился, затем, как будто что-то сообразив, озарился догадкой, снова улыбнулся, только теперь уже лукаво, и попятился к двери:
— Неспроста, значит, мне всегда казалось, что он похож на... Э-э-э... простите, сэр... То есть Потт... Гарри снова с нами? Можно я зайду к вам попозже, да? — это уже звучало немного как шантаж. — Я зайду!
Чертовы дети! Лучше бы вы проявляли свою догадливость в учебе, а не там, где вас не просят...
Ренар заговорил голосом Гэбриела только тогда, когда Малфой покинул комнату.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
В утренних и вечерних сумерках есть один еле уловимый чудесный миг, когда преображается всё. Когда хочется унестись в далекое и счастливое прошлое, которого не было, но ощущение которого всегда живет с тобой. Когда всё вокруг залито тем несказанным, лелеемым поэтами светом. Миг — и вот уже ночь. Миг — и вот уже день. Краткий момент смерти и возрождения, ведь смерть — это только мгновение. Переход вещества из состояния в состояние...
Сегодня состоится запланированная встреча почти всего ордена в доме Принцев. Сегодня начнут открываться некоторые карты — что было, что будет, чем всё прикроется, чем сердце успокоится... Загрызи меня гриндилоу...
Северус понял, что, несмотря на невероятно ранний час, уснуть ему больше не удастся, и стал одеваться. Наступивший после волшебного мгновения день обещал стать длинным и напичканным событиями.
* * *
— Ты подразумеваешь, что Турнир 94-95-го устроили именно для этого?! — растерянно, отчего еще сильнее проявлялся его болгарский акцент, вопросил Каркаров. — Но, право, это странная ситуация, Северус... господа! Так же, как и Хогвартс, Дурмстранг придерживается своих многовековых традиций. Мы не принимаем маглорожденных и не принимали их никогда. Полукровки — куда ни шло, а вот рожденные в семьях... гм-м-м... лишенных магии...
— Максим согласилась без колебаний, — холодно подметила Минерва, обращаясь как будто к Фоуксу, которого подкармливала совиным лакомством и одновременно вполглаза косилась на Игоря. — Но мы так и предполагали, что с Дурмстрангом будут проблемы...
А это был камешек уже в Северусов огород. Снейп изобразил негодующий вид и резко отвернулся от МакГонагалл, хотя, в сущности, проявления гриффиндурства цепляли зельевара всё слабее по мере того, как пустела верхняя колба песочных часов его жизни. Дед рассчитывал, что именно слизеринец подготовит почву для переговоров со старым приятелем, но Северус, как он уже тысячу раз всех предупреждал, никогда не обладал парламентерскими талантами. И Каркаров — не Слагхорн, на лесть не поведется. Снейп лучше них всех знал правила Дурмстранга и понимал, что даже из солидарности с коллегами Игорь не захочет рисковать своей должностью ради нескольких десятков мало ему известных британских студентов-волшебников. Затолкнуть же всех в один Шармбатон было невозможно: магия магией, пространство можно и расширить — но как преподаватели смогут уделять внимание удвоившемуся количеству разновозрастных учеников, которые буквально в одночасье свалились бы им на голову? Олимпия, конечно, согласилась приютить часть переселенцев, но здесь МакГонагалл слукавила: директриса Шармбатона выдвинула встречные условия, в которых сильно ограничила количество принимаемых студентов, а также выразила желание оставить лучших из них в стране и после срока обучения. Их магловское происхождение Олимпию, как видно, нисколько не смущало.
