Сомиха принесла праздничный выпуск "Ежедневного пророка", но едва Снейп уселся в кресло с чашкой кофе, чтобы полистать номер, в дверь его кабинета постучались. Понимая, что сейчас может произойти чья-то безвременная и внезапная смерть, он медленно выдохнул, сосчитал до пяти и погрузил эмоции в анабиоз. Только после этого с совершенно непроницаемой маской на лице зельевар поднялся, бросая в дверь открывающее заклинание, что одновременно означало и приглашение входить. Однако прошло несколько секунд, а наглец так и не появился. Исключительно чтобы посмотреть ему в глаза, Северус выглянул в коридор.
— Что нужно?
На пороге лежал конверт. Простой плотный конверт со следами клюва совы, которая его принесла. Вскрытый конверт, адресованный отнюдь не декану Слизерина. При виде фамилии, надписанной на его внешней стороне, Снейпу снова непреодолимо захотелось кого-нибудь проклясть до седьмого колена. Чертова сова (или кто бы то ни был) правильно почуяла, что оставаться возле письма не стоит. Но что с нею сделали, и главное — кто, если вместо башни Когтеврана она завернула сюда?
Просканировав коридор в поисках притаившегося поблизости человека и не выявив никого, Снейп тщательно проверил подброшенное ему послание на наличие всевозможных сюрпризов. Письмо оказалось чистым. Более того: стерильно чистым, поскольку во всех этапах его создания — от писчебумажных материалов до записей отправителя — участвовали только маглы. Отправителя... Что за чушь!
По-прежнему не прикасаясь к конверту, зельевар отлевитировал его на круглый стол в кабинете и бросил на свободный от бумаг и книг пятачок. Отправители — Дурсли, родственники этой гордости всей Магической Британии ныне и присно и вовеки веков... Как же надоел сопляк, постоянно путаясь под ногами... Ну что за талант такой — доводить до белого каления своим несуразным присутствием! Теперь о главном: кто додумался подкинуть письмо к двери комнаты декана? То, что подкинули не по ошибке, очевидно. То, зачем — тоже. Чтобы прочли. Чтобы прочел именно декан.
Снейп, отстраненно барабаня себя пальцами по локтям, снова взглянул на послание и придвинулся ближе к столу. Читать чужое письмо не хотелось. Не потому, что оно чужое: когда было нужно, Северус легко забывал условности этики — ему приходилось делать вещи похуже. Это не особо сложно для парня, который вырос в рабочем квартале занюханного провинциального городишки среди тех, кто даже не знал смысла слова "щепетильность". Читать не хотелось именно потому, что обхитривший Снейпа почтальон — а тот его обхитрил, сумев удалиться без утраты инкогнито, — добивался, чтобы Снейп ознакомился с содержимым конверта.
Письмо чистое. Письмо написано маглами. Одного из этих маглов (вернее, одну) он раньше знавал лично. Следовательно, подвоха не понять, если не прочтешь. То есть, сделать это придется. Мерлин! И зельевар решительно выдернул начинку из упаковки, после чего с удивлением потер перепачканные графитом подушечки пальцев. Он даже не сразу понял, что заставило пульс участиться. Это был запах. Практически не заметный человеческому обонянию аромат, который он узнал бы из миллионов вариаций.
Именно потому, что его автором был он сам. И именно потому, что в реальности этот аромат не создавался им никогда, как не было никогда и того, в чем убеждал его призрак ушедшей ночи. А следом Северус увидел старую черно-белую фотографию, спрятанную между сложенным пополам листком бумаги...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Любимого пса, большого темного бульмастифа, Петунья называла Нуби. От Анубис. Несмотря на суровую внешность и породу, по отношению к людям, особенно детям, Нуби был сама доброта. Зато других кобелей ненавидел пуще отдушки для стирального порошка, ацетона и команды "место". И если от первых двух он зверски чихал, то от последней — непритворно плакал и в огорчении жевал поводок. Плакал, жевал и получал от сердитой хозяйки еще больший нагоняй. Петунья была единственной, кого он считал в семье за вожака и кому подчинялся почти безропотно.
Северус увидел его впервые, когда Нуби был еще почти щенком, и взрослели они вместе, и дурачились вместе, и вместе получали выволочку от норовистой Туни, старшей из сестриц Эванс. Рыжая Лили давилась хохотом, наблюдая, как они, построившись перед Петуньей, грустно двигали бровями и обреченно водили за нею одинакового цвета глазами, а строгая блондинка расхаживала вперед и назад, ругая за чрезмерную чумазость всю троицу, вернувшуюся с прогулки. Устряпывались они по самую макушку, но больше всего доставалось "мальчикам": в отличие от Лили, эта пара никогда бы не осмелилась в таком виде броситься к благоухающей красотке обниматься и целоваться. А Лили осмеливалась. Поэтому от нее Петунья старалась держаться подальше и слишком сильно не распекала.
Хорошо запомнился случай уже после второго или третьего курса, во время летних каникул. Северус с Лили болтали во дворе у Эвансов, когда с улицы, взвинченная и разъяренная, ворвалась Петунья. Она почти волокла за собой растерянного и как будто деревянного Нуби, ее светлое платье и правая рука были измазаны в крови. Бульмастиф шел, чуть приседая на задние лапы, точно на эшафот.
— Козел! — услышали ее шипение перепуганные подростки и ринулись вслед за ними в дом, не понимая, что происходит. — Дурак, совсем мозги растерял! — продолжала ворчать Туни, швыряя поводок.
Пристыженный пес поковылял под стол, сел на задницу и уже оттуда, как из-под спасительного навеса, продолжил наблюдение. В глазах его, полных вины и раскаяния, трепетали совсем не собачьи чувства.
Петунья тем временем умолкла, деловито вытащила аптечку и, не отвечая на отчаянные расспросы сестры, а уж тем более не обращая внимания на обескураженную физиономию их общего приятеля, стала промывать рану от укуса на руке.
— Сюда подошел! — рявкнула она, делая последний узел на своем бинте. — Сел!
Нуби вздохнул и подчинился. Все с той же молчаливой и размеренной суровостью она обработала и его подранное плечо: кровь не была так заметна на его темной шерсти, как на ее модном платьице. В один момент он сипло задышал от боли, но Петунья предупредительно зарычала, и он тут же замолк.
— Прибила бы! — она намахнулась, но, конечно, не ударила, а пес для порядка зажмурился и вжал голову в плечи. — Пошел на место! И до вечера лежи. Еще не хватало заражения, козел ты безмозглый!
Нуби не посмел спорить. Сейчас спорить с Петуньей не посмел бы ни мистер Эванс, ни мистер Снейп-старший, ни даже мистер Хит [4].
______________________________
[4] Эдвард Ричард Джордж Хит — премьер-министр Великобритании до марта 1974 года.
— Представляете, что учудил, — немного выпустив пар и прибрав медикаменты, Петунья наконец повернулась к ребятам. — Сцепился с каким-то волкодавом. У, крокодил! Чего смотришь? Да, козел, это я про тебя! Убрал бесстыжие глаза живо! А он еще и в наморднике, Нуби. Дур-р-рак безмозглый! Порвал бы он тебя, и что?! Смотрит... Ну я тоже умна. Полезла разнимать, дернула заклепку, намордник слетел, эти два козла еще сильнее сцепились. Я, идиотка, снова к ним! С голыми руками. Ну, мой болван в горячке меня и... Вот, — она показала бинт, а Нуби тихонечко заскулил. — Да! Болван! И нечего тут подвывать теперь! И ведь знаю же, что нельзя лезть вот так, когда кобели дерутся, а хватило ума... Да я сама виновата... — и тут же, демонстративно повышая голос и поворачиваясь в соответствующем направлении: — Что не снимает ответственности кое с кого! Ясно?!
— Яу-у...
— Вот я тебе устрою "яу". Получишь от ветеринара уколов от бешенства в твою глупую задницу, будешь знать, как со всякой швалью цапаться!
— Может быть, тебе лучше пойти к доктору? — спросила Лили.
— Разве что к психиатру, — буркнула Петунья, ставя чайник на плиту. — Только сумасшедшая могла сделать такую глупость...
— Тогда какой-нибудь настой?.. — нерешительно и как будто обращаясь не к ней самой, а куда-то в пространство, предложил Северус. — Для быстрого заживления...
— А вам потом нагоняй от этого вашего чванливого Министерства. Обойдусь.
— Да нет, ничего не будет. Я из дозволенных ингредиентов: только всем известные травы... Просто сделаю так, как не сделают в аптеке.
— Ой, да забудь. Не так уж он меня и куснул, само заживет. Это я больше для острастки.
— Острастку ты устроила и нам, — не могла не признать Лили, поглядывая на Северуса. А он на нее.
— Вам тоже не помешает.
— Милая у меня сестричка.
— Должен же кто-то из нас быть милым.
Может быть, именно благодаря Петуньиным острасткам Лили и все ее безалаберные друзья-подружки со временем научились азам чистоплотности, понимая, что в обратном случае их вытряхнут из перепачканной одежды, погонят на коллективную помывку, а саму одежду отнесут в прачечную. И сиди потом, загорай на заднем дворе в девчачьих обносках или в полотенце — жди, когда всё высохнет...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Только почувствовав, что улыбается своим детским воспоминаниям, Снейп спохватился.
А потом она взяла и обрезала Лили на фото, как, наверное, выкинула и из своей жизни. Но свидетелем их разлада он уже не был, потому что Лили сделала это с ним еще раньше. Может, в подобных вещах и проявляется основная фамильная черта сестер Эванс — вышвыривать к чертям всех, кто к тебе по-настоящему привязан?..
Она отрезала сестру, но почему-то оставила его: наверное, потому что ему удалось закрыться от объектива и остаться неузнаваемым на кадре, не испортив изображение своей образиной. Северус знал, что крайне нефотогеничен, и поэтому всегда избегал фотографирования и колдосъемки.
Красавец Нуби тут еще в полном расцвете сил и с обманчивой угрюмостью взгляда. Что ж поделать, когда под внешностью собаки-бойца с суровыми складками на приплюснутой морде, вислыми брылями и грозно насупленными бровями скрывается истинный пёсо-романтик? Сейчас его наверняка уже нет в живых. Это был, пожалуй, единственный пес на свете, к которому Снейп испытывал симпатию.
Зельевар поднес к носу перемазанный графитом листок и слегка взмахнул бумагой, чтобы вдохнуть ускользающий аромат. Сам адресат, скорее всего, или не заметил его, или не обратил внимания. Не знавшие друг друга Петунья и Пандора нередко говорили об одном и том же: запах — это самый безупречный катализатор воспоминаний, а обоняние — самая древняя и самая мощная способность, инстинкт, которому подчиняются и обычные, и разумные животные. Мы можем забыть обо всём на свете, но стоит лишь почуять запах, связанный с каким-то стершимся моментом прошлого — и ты снова в плену этого триггера, и перебираешь каждую деталь былого, и живешь там, как "здесь и сейчас".
Четкое, будто случилось только вчера, воспоминание о чихающем бульмастифе без всякого Омута Памяти повлекло взрослого Снейпа в его раннюю-раннюю юность.
Каким образом он вспоминает то, чего никогда не было? Ни тех духов, ни тех летних каникул. После роковой ссоры с младшей сестрой Эванс в конце четвертого курса Северус уже никогда не виделся и со старшей. То, чем сейчас повеяло от письма маглы, адресованного племяннику и невесть как очутившегося у него под порогом в Хогвартсе, было лишь плодом его воображения, историей из несбыточного сна, где они с Петуньей никогда не делались врагами и где Лили осталась с ним, а не с...
Но как тогда он держит в руках доказательство обратного?!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
На запись об этом аттаре Северус наткнулся в подшивках старых журналов о жизни Хогвартса, когда в самом начале года остался на отработку в лаборатории у Слагхорна. Он прекрасно знал о вкусах Петуньи, которой будущим летом исполнялось восемнадцать, и сразу же понял: благовония с этим аттаром, что создавались более полутора тысяч лет назад на арабском Востоке, придуманы как будто для нее и поэтому хотя бы одно из них должно стать ее. Лили подхватила эту идею, и они вдвоем принялись искать манускрипт, о котором говорилось в той заметке. Если его упоминали корреспонденты школьной редколлегии, значит, он должен был находиться где-то в библиотеке, а если масло производили в мире маглов, значит, в нем не было магической запрещенки. И они его нашли, и весь следующий год занимались в свободное время воплощением задуманного. На одну только дистилляцию амбери понадобилось четыре месяца, а перевод с арабского названий некоторых ингредиентов Снейп и подавно делал интуитивно, уповая не на лингвистическую сторону своих знаний, в которой откровенно плавал, а на чутье зельевара. Кое в чем оказалась права и Лили, подсказывая в затруднительных моментах свой, женский, вариант рецепта — как сделала бы она на месте того араба-парфюмера.
Первым, кто оценил результат, был Нуби. Так разгневанно он не чихал и не фыркал даже от хозяйкиного средства для снятия лака. Первые ноты духов и в самом деле способны были сбить с ног даже того, кто напрочь лишен обоняния, и уходило это ощущение в течение одной минуты — столько, сколько требовалось человеку и собаке, чтобы прийти в себя от шока. Бульмастиф прекратил чихать, разбрасывая слюни по всей Эвансовой столовой и стараясь куда-нибудь улизнуть от хозяйки, которая капнула себе эту гадость на сгиб локтя. Сама Петунья, хлопая глазами и держа в отведенной далеко вправо руке хрустальный флакон с маслом, всё еще недоуменно смотрела на сестру, их общего приятеля и родителей, которые собрались все вместе поздравить ее с совершеннолетием.
— Ч-что это? — спросила девушка, боясь еще раз поднести руку к носу и едва скрывая отвращение.
Лили и Северус переглянулись, он дернул бровями: "Ну, и кто из нас проспорил?" Снейп нисколько не сомневался, что прямолинейная Туни сходу выдаст именно этот вопрос.
В течение второй минуты аромат внезапно изменился. Пес выглянул из-за двери. Глаза миссис Эванс заиграли и заблестели. Мистер Эванс даже привстал со стула.
— Ч-то это?! — снова опешив, повторила виновница торжества, но уже совсем с другой интонацией.
А запах продолжал преображаться, его интенсивность меркла, незримые бутоны продолжали распускаться. Это была магия без капли магии. Петунья прикрыла глаза и вдохнула аттар, подхваченный ее кровотоком, разогретый теплом тела и обернувший ее невесомым шлейфом еще не рожденных на этой планете легенд иных сфер.
— Мне никогда и нигде такие не попадались... Где вы их купили?
— Да уж не в "Гарродсе", наверное! — насмешливо огрызнулась Лили. — Нас туда не пустят...[5]
______________________________
[5] Harrods — самый известный универмаг Лондона.
Потом случилось то, о чем Северус с Лили не могли бы и поспорить: расчувствовавшаяся Туни — это зрелище не для слабонервных, вообразить ее инициатором объятий и поцелуев было бы под силу только спятившему писателю-фантасту с очень странным чувством юмора. И, несмотря на это, Петунья бросилась к ним именно с объятиями и поцелуями. Лили приняла ее охотно, а Северус, которому некуда было отступить, только неловко дернулся, обороняясь, но следом решил, что ради приличия надо как-то ответить. В итоге получилось так, что вместо щек они ткнулись друг другу губами в губы и даже слегка стукнулись передними зубами. Обоим тут же захотелось плеваться, они шарахнулись в разные стороны. Эванс-младшая звонко рассмеялась, Эванс-средняя стала пунцовой, а Эванс-старшая замяла конфуз, перехватив Петунью на себя. Снейп был очень рад, что не видел в тот момент собственного лица.
