Во время обеда, когда все семейство, включая "блудного племянника", собралось за столом, тетка Петунья вдруг пристально в него вгляделась и заметила:
— Ты подрос.
В ее голубых глазах мелькнул было вопрос, наверняка связанный с его очками, вернее, их отсутствием, но вслух она его не задала и, нахмурившись, хлопнула ладонью по столу, чтобы пресечь попытку Дадли поддеть кузена. Дядя Вернон и Дадли опешили и даже не нашлись, что сказать. Только вечером Гарри краем уха услышал, как те возмущенно спорят с Петуньей, мол, чего ты его боишься, "им" всё равно запрещено колдовать на каникулах. Но тетка на ходу изобрела совершенно глупую по меркам Гарри отговорку: до семнадцати лет у "этих уродов" может прорываться спонтанная магия, не контролируемая палочкой. Это было смешно, поскольку с приобретением палочки все энергетические узлы его тела сразу настроились на проводник, а владение беспалочковой магией считалось высшим пилотажем даже у опытных волшебников, так что ни о каких стихийных проявлениях теперь не могло идти речи. Впрочем, тетке Петунье узнать правду неоткуда, и ее суеверия были Гарри на руку.
Еще через день, в воскресенье, когда к Дурслям на барбекю приехали дядькины сослуживцы и когда они жарили мясо на заднем дворе, Дадли сообщил, что на том самом вязе, где год назад сидела сова, теперь поселился здоровенный черный ворон. Гарри с тревогой посмотрел на дерево и увидел восседавшего там Мертвяка.
— Да, дорогой, — улыбнулась тетка, погладив сына по макушке, — вороны часто вьют гнезда на вязах и высиживают яйца, — и ехидно покосилась на племянника, который читал на подоконнике своей комнаты, а заодно тайком подглядывал за родичами и гостями.
Услышав это, мимир чуть не свалился с ветки, но понял, что деваться ему теперь некуда. В целях конспирации придется вить гнездо на вязе. А потом чего-нибудь высиживать.
* * *
Северус оттягивал визит к Малфоям, сколько мог, пока Люциус не обозначил дату в категорической форме: 14 июля. Любопытно, это была ночь полнолуния в нынешнем году...
За восемь дней до этого Снейп доварил и разлил по флаконам волчье противоядие. Черт его знает, где теперь носит это недосожранное оборотнем отродье, но слизеринец никогда и не интересовался такой ерундой. Достаточно того, что он поручал доставку своей сомихе, а что там происходило дальше, за пределами озера, алхимика не трогало. Однако вот уже больше десяти лет Снейп каждый месяц на убывающую луну получал ответные письма с благодарностями, да только уничтожал их — разумеется, не читая.
Может быть, в природе и существовали святоши, способные от чистого сердца прощать врагам покушения и травлю, но Северус к их числу не принадлежал. Эталоном злопамятности у маглов была сиамская кошка, но это животное проигрывало на сто ходов эталону злопамятности у волшебников, по какой-то иронии судьбы занимавшему должность штатного зельевара магической школы. Если находился самый ничтожный шанс отомстить обидчику и не получить рикошет, Снейп использовал его немедленно и без душевных терзаний. Правда, тут была одна тонкость: всерьез он мстил только непосредственно врагам, а вот законы кровной мести — родственникам или близким врага — относил к разделу самых что ни на есть отвратительных моментов "темных искусств". Никакого удовольствия наблюдать за расплатой существа, даже не понимающего, за что и за кого оно расплачивается, или понимающего, но в содеянном не виноватого. Зато когда по заслугам получал негодяй — о, это вызывало чувства совсем иного рода! Такие, как старина Дамблдор, могут распинаться хоть до отмены Статута, что прощение — признак величия души и всё такое прочее. Северус знал одно: твое величие души на том свете тебе не пригодится, особенно если туда тебя отправят те, кого ты, простофиля, удостоил широкого жеста. А директор пусть поступает так, как ему заблагорассудится, считая при этом, что его прекраснодушие кто-то оценит. Кто-то, не заглядывающий ему в рот и не виляющий перед ним хвостом.
И всё же мстить Люпину, которого и чистеньким назвать сложно, Снейп не собирался и никогда не хотел. Может быть, по той причине, что Римус, которому придурки Поттер и Блэк дали кличку Лунатик, сам оказался в роли жертвы в ту осеннюю ночь, когда набросился на своего дружка...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Это случилось в пятницу, на пятнадцатый лунный день октября 1976 года. В предвкушении выходных студенты вовсю расслаблялись на нудной Истории магии. Здоровенные лбы закидывали друг друга записочками, зачарованными электризующими липучками, которые так бесили девчонок, если попадали в волосы, пищалками, щекоталками и прочей ерундой.
Снейп по обыкновению сидел особняком от всех и, прикрывшись учебником, писал для сонного Мальсибера домашку. Небескорыстно, понятное дело, бескорыстие у них на факультете вообще не поощрялось, а уж для аристократов, всегда способных заплатить за услугу, отказ получить оплату и вовсе был бы равнозначен оскорблению. Правда, Северусу и в голову не пришло бы отказываться, уж на что на что, а на ингредиенты деньги были нужны всегда. А когда он работал, внешний мир прекращал для него существование. И только назойливое жужжание над ухом вывело его из сосредоточения. Снейп поморщился и принял из воздуха висящую над ухом записку-стрекозу, уже готовый обругать однокурсника за нетерпение. Но послание было не от Мальсибера, и сердце, перестукнув, замерло. Знакомым до боли почерком там было выведено:
"Нам нужно поговорить, Сев. Приди, пожалуйста, сегодня в девять к Гремучей Иве. Я буду ждать. Лил".
Северус встряхнулся, провел ладонью над строчками, впитывая свечение ее энергии. Нет, это действительно письмо от Эванс, а вон и она сама. Лили прекратила о чем-то препираться с Мэри, повернулась к нему и утвердительно кивнула, когда Снейп, чуть дернув бровью, с вопросом во взгляде показал ей записку.
Забавно. Прошло чуть ли не полгода полного игнорирования. Ну да, конечно, все хором ей внушали: "Нашла с кем водиться, Эванс! Змееныш, да еще и такой маргинал, фи! Ты же не собираешься угробить себе всю жизнь только из-за того, что вы когда-то в детстве дружили? К тебе же ни один порядочный парень не сунется, если у тебя за спиной будет маячить это недоразумение!" Все, за исключением, разве что, Уолсингем и Макмиллана — еще двух человек, знавших его другим. Тех, кому он позволил увидеть себя другим, но не совсем, а так, чуть отогнув обложку.
Лили разозлилась тогда не на шутку, да он и сам идиот. Мог бы и смолчать, сосчитать хотя бы до пяти, высказать ей всё позже, с глазу на глаз. Но гнев накрыл его волной, он и так из последних сил сдерживался, чтобы не угробить кого-нибудь из Мародеров темным заклинанием через беспалочковую магию. Охота была загреметь в Азкабан из-за этих подонков!..
Значит, Лил, тебе так хочется быть милой для всех — и нашим, и вашим: Северус ведь просил никому не показывать эти записи, а ты не то что "никому" — отдала лично в руки долбоебу-Поттеру! Да еще со своим комплексом феи-помощницы наверняка подсказала ключ для дешифровки, раз этот тупица сумел распознать Снейповы криптограммы на полях и выучить заклятье. Как же тут не выругаться было, а? Вот и сорвалась с языка эта гадость... "Паршивая Поттеровская подстилка"... И это после того, как она, староста школы от факультета Гриффиндор, рыжим чертом кинулась в драку с озадаченным Джеймсом и Сириусом, всерьез никогда ее не принимавшим. И даже успела съездить кулаком по морде Поттера так, что у того очки перекосило. Целая толпа услышала ругательство Снейпа — кто охнул, кто захихикал. Дьявол, лучше бы он ляпнул что-нибудь про грязнокровку, это было бы не так оскорбительно, и нормальная девушка поняла бы, что ляпнуто сгоряча. Но "Поттеровская подстилка"... Прямым текстом назвать самую чистую девчонку во всем Хогвартсе шлюхой... Впору язык себе отрезать.
Извинений Лили не приняла. Даже не влепила Северусу заслуженную пощечину, побрезговала. Огрызнулась только, к вящей радости Поттера, мол, так и быть, если пророчишь такое — позволю тебе подержать над нами с Джеймсом свечку, когда это случится. И впредь вообще обходила бывшего приятеля за милю. После нескольких неудачных попыток поговорить и выпросить прощение Снейп уже и сам приучил себя к мысли, что если горы и магометы не идут друг к другу, то надо с альпинизма переключиться на что-нибудь иное. Как видно, покорение вершин женской психологии — не его конек, и достучаться до сознания даже такой родной и с детства знакомой Лили — безнадежное предприятие. В чем-то она права: за такие оскорбления в адрес женщины раньше голову бы оторвали, а тут Мародеры, чтобы проучить, просто попинали его еще немного на той полянке, на глазах у зевак, когда пунцовая от гнева Эванс круто развернулась и ушла. Правильно сделали.
И вот эта "гора" внезапно, спустя месяц и неделю после летних каникул, пришла в движение и решила осчастливить "Магомета". С чего бы? Вирус заносчивости пал под натиском иммунной защиты, и Эванс наконец-то сообразила, что нужно выслушать вторую сторону? Понадобилась помощь в учебе? Или по какой-то причине перестала опасаться, что во время объяснений Снейп также может попрекнуть ее тем учебником, который получил из ее рук Поттер? Она права, если перестала. В нем давно уже что-то перегорело, и желание свести счеты из-за того невербального заклинания юноше казалось теперь чем-то мелочным. Мародеры недостойны занимать столько его мыслительной энергии, а на Лил при всей своей мстительности он, как обычно, зла не держал. Разве что покалывало в груди от всплесков досады, да и то не на Эванс, а на ситуацию. Ему самому не надо было так щедро разбазаривать свои вещи направо и налево, наука на будущее, вот и всё.
Северус пожал плечами: узнать, что ей нужно на самом деле, получится только при встрече, и нет смысла драконить фантазию никчемными домыслами и предположениями. Конечно, пункт назначения она выбрала престранный, но спорить не приходилось. Чтобы прояснить отношения, он без раздумий отправился бы даже в Валгаллу.
Без четверти девять он под маскирующими чарами выбрался из замка. Над Темным лесом поднималась полная луна, заливая пространство удивительно нереальным светом, на который хотелось мчаться и от которого хотелось бежать. Вдруг на ступеньках перед ним очутился Поттер:
— Нюн... Снейп, стой! Тебе туда нельзя. Я знаю, ты здесь.
Тупой лось повел палочкой и сбросил маскировку Северуса. Тот захлебнулся глухой злобой, настолько обескураженный, что не смог даже нахамить врагу, только замер, будто прирос к месту. Очки Поттера тревожно поблескивали лунными бликами:
— Снейп, это дурацкий розыгрыш Блэка, он сам не понимает, что натворил. Там нет Эванс, честно!
Утробно, как волкодав, у которого какой-то самоубийца пытается отнять кость, Северус прорычал:
— Уйди с дороги, Поттер!
Он даже не двинул рукой, но Джеймс наверняка понял, что палочка у него наготове.
— Снейп, если честно, мне насрать на тебя. Просто это серьезная подстава, Сириус перегнул палку. У нас и у директора будут большие неприятности, если Люпин сейчас разорвет тебя на клочки.
Какой-то тумблер щелкнул в голове Снейпа, и он замешкался. Что еще выдумали эти скоты? Записку написала Лили, она подтвердила. Не могла же она... Нет, нет, это было бы уже слишком. Даже если она возненавидела его после тех слов, Эванс не из тех, кто будет пачкать себя местью, да еще и настолько пакостной. И при чем тут Блэк, о котором толкует Поттер? А еще... Дамблдор что, знает правду про Люпина?! Северус растерялся. Легилименцию он начал осваивать недавно, но это был повод попробовать, и слизеринец нерешительно дотронулся до сознания недруга. Там, на оперативном плане, был какой-то трудный для восприятия клубок эмоций, но Снейп вынес для себя одно, главное: лось не врал, в переходе между Гремучей Ивой и Визжащей хижиной сейчас бродит ликантроп, которым каждое полнолуние, как Северус и подозревал, становится Римус Люпин. А вот Лили там действительно нет, и сомнительно, чтобы такой полудурок, как Поттер, владел окклюменцией и уж тем более смог подменить реальные мысли фальшивыми. Словно уступив однокурснику эти секунды для размышлений, Джеймс махнул рукой на двери Хогвартса:
— Пошли, сам убедишься.
Сбитому с толку Снейпу казалось, что тот повел его в библиотеку, но Поттер начал подниматься по одной из самодвижущихся лестниц, которая привела их к подъему в башню Когтеврана. Они с Лил нередко встречались здесь — "на нейтральной территории", как говорила она, чтобы ни ее, ни его сокурснички их не донимали — под окном с витражом, на котором в любую погоду плакал дождем карикатурный желтый персонаж. "Желтый плакса", называла она его.
Девушка сидела на подоконнике и читала, подсвечивая страницы слабым Люмосом. Услышав гул перемещающейся лестницы и шаги парней, Лили вскинула голову и удивленно приоткрыла рот, когда поняла, в какой компании идет к ней Снейп.
— А ты что здесь делаешь? — с вызовом бросила она Поттеру. — Заблудился? — и перевела взгляд на Снейпа. — Что вообще происходит?
Джеймс заговорил, явно с трудом и стараясь не смотреть в глаза Эванс:
— Только что, когда мы с Блэком подходили к Иве, он сказал, что разыграл Нюнчика... в смысле этого... Снейпа, — он неловко мотнул лохматой головой в адрес своего спутника. — Сегодня на Истории он в неразберихе перехватил твою записку ему... и что-то там нахимичил с каламбурным и морочащим заклятьями... Короче, этот прочел вместо твоего "Желтого плаксы" правку Блэка... "Гремучую Иву"...[3]
_______________________________________
[3] Блэк сыграл на некоторой схожести начертаний этих слов на английском: Willow Whomping (Гремучая Ива) и Yellow Weeping (Желтый Плакса).
Готовая съязвить в ответ, Лили, до которой дошел смысл сказанного, медленно закрыла рот. Глаза ее, кажется, засветились в темноте ядовито-зеленым отсветом убивающего проклятия. И тихо-тихо, на грани слышимости, каким-то загробным и совсем не девичьим голосом она проронила спустя, кажется, целую вечность:
— Господи... Да что же вы... нелюди какие-то, что ли?.. Что же вы делаете?
— Лили, прости меня за этого идиота, ты же знаешь, он сначала делает, а потом ду...
— Да как ты смеешь говорить это мне?! — сорвавшись, вдруг заорала она на весь коридор. — Как ты смеешь извиняться передо мной? Извиняйся перед ним, Поттер! Извиняйся перед Снейпом, сволочь ты последняя!
— Я... да... я это самое... да, конечно... Ню... Снейп... ты... в общем...
Все это время молчавший, Северус едва заметно покачал головой, надеясь, что Лили поймет его намек и замнет этот балаган с извинениями. Он всё еще наивно надеялся, что их с Эванс оставят в покое и дадут возможность поговорить. Об остальном можно будет поразмыслить и потом, на досуге.
