— Сдается мне, Поттеровский ворон сделал ему предложение, от которого тот не смог отказаться.
— Гм... — старик с усмешкой погладил бороду. — Что ж, если теперь это называется именно так... Ну да я не о том. Правду ли мне доложили о мальчике?
Алхимик интуитивно чувствовал, что распространяться об особом умении мальчишки — не самая лучшая идея. Но после того как это шоу состоялось на глазах у полусотни человек, скрыть подобную сенсацию возможно только с помощью массового Обета молчания, да и то большинство юных мисс найдет, как его обойти. Во всяком случае, когда в Слизерине училась Рита Скитер, именно так она и поступала. Если, конечно, Белла не привирала: известно же, как женщины любят друг друга — и в их серпентарии, и вообще.
— Да, Альбус. Гарри Поттер — змееуст.
Дамблдор крякнул, откинулся на спинку кресла и, о чем-то раздумывая, побарабанил пальцами по резному дереву подлокотников.
— И что ты узнал в связи с этим? — спросил он наконец, изучая бесстрастное выражение на лице слизеринского декана.
— Я навел справки, не было ли змееустов в роду Певерелл. Их не было. Но змееустом был Том Реддл.
— Ты сам это слышал от Тома? — директор наклонил голову, пристально поглядев на Снейпа поверх очков.
Северус ощутил, как дернулась жилка под глазом. А вот это уже плохо, и Грега пора немного приструнить, иначе какой из него, к жабьим лярвам, работник на два фронта...
— Послушайте, Альбус... Я не знаю, с чем это связать, но... словом, я стал замечать серьезные пробелы памяти в тех фрагментах, которые касались Лорда. Они появляются незаметно и разрастаются постепенно, иначе я заподозрил бы наложение чар Забвения извне. Сначала это выглядело так, будто я вышел на другую сторону киноэкрана и смотрю фильм об этом колдуне как зритель. Потом краски стерлись. Потом стали убавляться действия. Сейчас я помню Лорда таким, будто мне обрывочно показывали серию старых колдографий с его участием, не более... Вы можете диагностировать это явление?
— Посмотрим... Разберемся... А Гарри — он не рассказывал тебе, о чем говорил на парселтанге?
— Нет. После покушения Поттер стал хоть и не умнее, но подозрительнее. Он может понять, что я за ним шпионю, и тогда насмарку все усилия. Мальчишка и так уже догадывается, что я время от времени взламываю и просматриваю его память, но он полагает, что я делаю это из сочувствия к нему или еще каких-то благих побуждений.
— А разве это не так? — лукаво сощурился старик.
Кулаки сжались помимо желания. Алхимик едва не скрипнул зубами:
— К черту эти ваши уловки, Дамблдор! Если я согласился играть по вашим правилам, это еще не означает, что я позволю ковыряться в личном. Вы знаете мое отношение к обоим Поттерам — и я вас уверяю, оно не изменится никогда. Доверять мы с ним друг другу не будем!
— Ну, ну, не кипятитесь так, друг мой! Что вы так?! Зарекаться — это не мудрая черта.
— А мудрость — это не по моей части, — скривившись, язвительно передразнил Снейп его покровительственную манеру. Злость уже клокотала в нем, как лава в жерле вулкана, и он в запальчивости продолжал: — Вы сами дали мне понять, что в этой партии я даже не боевой конь — в лучшем случае, рабочая лошадь. Поэтому все ваши сантименты — мимо меня. Говорите, что делать — я придумаю и сделаю, но не доите из меня сопливого сопереживания и иной херни. За этим букетом можете обратиться к Макмиллану или еще кому-нибудь из пуффендуйцев. Я не умел такого никогда и никогда не сумею. И не захочу уметь. Идите к черту с вашими псалмами!
Он вскочил и прошелся по кабинету из стороны в сторону, будя своей вспышкой мирно дремавшие на стенах портреты прежних хранителей Хогвартса. Чертов Дед все равно продолжал улыбаться — теперь, правда, с отлично отработанной грустинкой в глазах.
— Не могу я понять, Северус, что такое творится у тебя в душе? Почему ты без конца отрицаешь то лучшее, что в тебе есть?
— Лучшее?! Лучшее — это вы о ней, да? — алхимик рывком метнулся к его столу и, упершись ладонями в столешницу, выгнулся готовым к нападению хищником. Но Дамблдора угроза не впечатлила — он оставался спокоен и улыбчив:
— Да, о ней. Почему ты так упорствуешь, не желая рассказать мальчику о том, что рассказал мне? Неужели ты думаешь, что это как-то унизит тебя в глазах других? Мне вот кажется — всё совсем наоборот. Не каждый способен на такую стойкость чувств.
Снейп даже задохнулся от гнева. Он издевается? Похоже, издевается.
— Альбус, вы... Я не понимаю, вы блаженный или просто впадаете в маразм? — прошипел Северус. — До вас что, не доходит?
— Нет. Объясни, чтобы я наконец понял и отстал от тебя. Пока ты ведешь себя всего лишь как задетый за живое подросток возраста Гарри — попробуй посмотреть на себя со стороны, глазами тридцатидвухлетнего мужчины, и убедишься.
— Хорошо, — алхимик распрямился и перевел дух. — В глазах других и в глазах моих собственных это выглядело бы достойно лишь в том случае, будь мое отношение к ней взаимным. В том случае, если бы она не плюнула мне в лицо, выйдя замуж за... — он почти зарычал. — Если бы она хотя бы просто ушла, не с этим... С кем угодно. Потом. Когда бы всё улеглось. Когда мы смогли бы поговорить и обсудить это по-человечески, понимаете, вы? А не так, как сейчас! Не так, что я с тех пор всегда выгляжу в собственных глазах как неудачник, влачащийся за предметом своей неразделенной любви, как тряпка, о которую вытерли ноги. И не только выгляжу — я себя так чувствую, я и являюсь неудачником и тряпкой. Где тут гордиться, Дамблдор? Чем тут гордиться? Да я проклинаю свою слабость, потому что это навязчивое чувство само по себе есть проклятье, а не дар, и я рад был бы от него избавиться как от хронической болезни, как от наркотической зависимости. И не повторять судьбу своей матери! Я мечтаю однажды посмотреть на этого мальчишку — да, действительно похожего на Лили, это глупо отрицать — и понять, что не испытываю ровным счетом ничего: ни ненависти к его папаше, ни тоски по его матери. Было — и было. Прошло. Жизнь продолжается, будут другие Лили, лучше, будут другие горизонты и возможности. Вот так бы я хотел, а не этого мнимого "лучшего во мне". Хоть это-то вам понятно, Верховный чародей Визенгамота? Если бы она была моей погибшей женой, моей — подчеркиваю — женой, и я до сих пор не мог бы ее забыть — вот что было бы достойной уважения преданностью. Верностью человеку, а не призраку, не выдуманному кумиру, которого сам же себе сотворил и в которого сам поверил. Как безмозглая фанатка рок-звезды, готовая ползать и унижаться под ногами идола. Я и тогда, будь она моей, не согласился бы обнародовать этот факт и трепать ее имя, но мне не пришлось бы в этом случае стоять и объяснять элементарные вещи такому остолопу, как вы!
Воздух кончился в горящих легких. Северус упал в кресло, проклиная свою постыднейшую истерику и ненавидя себя, директора и весь мир теперь еще больше. И как только у Деда получается настолько зацепить самую больную струну, не забравшись при этом в голову? Легилимент он мощный, но ни разу не заходил без спроса. Нет, Снейп не стыдился Дамблдора — плевать на него, не понимает — пусть катится к дьяволу. Северусу не пятнадцать, и он не нуждается в чьем-то понимании. Важнее то, что сам себе он теперь, после этой тирады, может сказать только одно: "Вот с этого момента ты совсем в дерьме, сын магла-алкоголика, и там тебе самое место". Баба-истеричка.
— А теперь послушай меня, Северус, — тихо и серьезно заговорил Альбус, складывая сцепленные пальцами руки на солнечном сплетении. — Всё очень просто, но ты сам не хочешь копнуть глубже и признаться себе в этом. Это комплекс Пилата, мой мальчик. И ты действительно виноват — твоя совесть не обманывает тебя вопреки гордыне. Вот это и есть лучшее в тебе. Твое раскаяние.
— К дьяволу, — бессильно прошептал алхимик, уже почти не слушая, уже почти сдавшись, раздавленный, смешанный с навозом и раскатанный ровным слоем по директорскому ковру. — Вам оно удобно... моё раскаяние...
— Хорошо, пусть к дьяволу. Но ты же понимаешь, что задача твоя сейчас в другом. Раскаяние не итог, итог — искупление. И искупить свою вину перед ее памятью в глазах ее сына ты сможешь, только завершив то, что поклялся завершить.
— Я не отказываюсь...
— Слушай меня! — прикрикнул на него Дед, переставая улыбаться. — Не хочешь открываться — дело твое. Я свою часть договора выполнил: ты не в Азкабане, ты в тепле, у тебя непыльная работа и возможность заниматься в свободное время любой интересующей тебя деятельностью без ограничений. Твоя задача — выучить сына Лили всему, что умеешь сам...
— Я не могу, Альбус! Он не обучаем!
— Твоя первая задача — выучить сына Лили всему, что умеешь сам, — с нажимом повторил старик, чуть подаваясь вперед. — Добиться того, чтобы он это выучил — любыми методами. Цели второй задачи, думаю, повторять тебе не нужно?
Снейп сломленно покачал опущенной головой.
— Вот и отлично. А теперь давай разбираться с диагностикой твоих "провалов" памяти...
25. В глущобу путь его лежит под дерево тумтум
Наверное, впервые за полтора года проживания у Гарри Мертвяк не просто вспомнил, что он мимир, но и в какой-то степени оправдал это гордое звание. Накануне Хэллоуина ворон вдруг ни с того ни с сего поведал хозяину краткую историю происхождения касты "укротителей инферналов", куда в самом деле, без малейшего намека на шутку, входила и профессор Умбрасумус. По степени владения Магией Усмирения они ни в чем не уступают укротителям драконов — а может быть, даже превосходят их. Сами себя они называют "хендлерсами" и стараются слишком не выделяться, так что другие их прозвища — "серые", "ангелы праха", "пепельники".
— Во времена Рейда Павших, в войне с Гринделльвальдом... вы это уже прошли?..
— Нет еще.
— А, да, точно: это или второй семестр, или будет у вас уже на третьем курсе... Ну так вот, в Рейде Павших особенно отличились пепельники, которые с мертвечиной способны управляться на раз-два-три. Поэтому в тех стычках они были незаменимы. Впрочем, они всегда незаменимы. Их фирменное заклинание, которым они, кстати, очень гордятся, способно упокоить и испепелить в прах любого инфернала...
— "Мори ин сэкула сэкулорум"... — тихо и напевно, стараясь вторить услышанным тогда интонациям, проговорил мальчик. Заклинание отпечаталось у него в памяти таким же нестираемым росчерком, как шрам на лбу. Гарри считывал каждое слово, как будто фраза была написана и висела у него перед глазами, полыхая огненными литерами.
Ворон изумленно уставился на него:
— Откуда ты это знаешь?! Вообще-то это... не афишируется. Говорят, его мало сказать, его надо уметь сказать.
— Снейп. Он прочел его тогда над трупом Квиррелла.
— Вот змей! — хохотнул Мертвяк. — И это освоил... Не был бы он Снейпом, я б признал, что он, сука, злоебучий гений.
— А кем он должен быть, чтобы ты это признал? — полюбопытствовал Гарри.
— Да я примерно догадываюсь, как он это раздобыл, поэтому кем бы он ни был, он все равно ни хрена не гений и совсем не сам допёр, как оно работает.
— Значит, это темное заклинание?
— Швыряться темными в стенах Хогвартса не рискнул бы даже такой утырок, как Снейп. Но оно и не светлое. В арсенале пепельников все заклинания скорее мрачные.
— Полутемные-полусветлые?
— Ни то, ни другое. Из иной плоскости. Вообще другие, как фестралы.
— Кто?!
Мимир с неудовольствием стрельнул в него взглядом:
— На поезде надо в школу ездить, а не на метлах прилетать, тогда и будешь знать, кто такие фестралы.
— Если это кто-то типа домовиков, только живут в вагонах поездов, то я, пожалуй, одного такого фестрала видел уже не раз. Он признался, что блокирование тумбы на платформу к нашему экспрессу было делом его рук. Сказал, что хотел меня спасти и не пустить в этом году в Хогвартс. Странный какой-то, если честно. На других эльфов не похож — я сразу понял, что с ним что-то не то.
— Стоп-стоп-стоп! — ворон очень заинтересовался. — С этого момента подробнее! Кто таков и где ты его откопал?
И Гарри рассказал ему о Добби, который являлся и предостерегал его у Лавгудов, а затем еще дважды навещал уже в школе, выбирая моменты, когда рядом с мальчиком не было никого.
— Он сказал, что не имеет права говорить, по какой причине должен опекать меня, что это не его тайна, поэтому "рот его запечатан". Уговаривает меня уехать до конца года из Хогвартса к тетке и убеждает, будто там я буду в безопасности. Тогда я спросил, почему бы мне в этом случае вообще не свалить куда-нибудь в Латинскую Америку или на Фолклендские острова — а чего мелочиться? — он залопотал, что "магия меня не пустит и не выпустит". Это как? Магия привязывает к месту, и волшебник всегда должен жить в одной стране?
Мертвяк пожал крыльями. Это был какой-то уклончивый жест одновременно согласия и несогласия.
— Не знаю, босс. Ты вообще с левой резьбой, у тебя всё может быть. Но это был не фестрал, это был чей-то домовик, и с домовиками фестралов перепутать сложнее, чем с этим вашим слизеринским уёбищем. Вот если бы это оно приперлось к тебе, я бы еще пораздумывал, его ты видел или фестрала. Фестралы похожи на мумии лошадей, хотя жрут, как не в себя, и исключительно сырое мясо. Только морда их напоминает драконью, с клювом вместо носа. Глаза белые, к тому же светятся в темноте. А еще есть крылья, но не как у пегасов, не с перьями, а тоже драконьи, кожистые, перепончатые. Они в них могут заворачиваться, как в плащ, и спать. И самый главный их фокус знаешь в чем? Их способны увидеть только те, кто наблюдал процесс расставания души с телом у разумного существа и понимал, что происходит.
— Квиррелл... — почуяв, как откатывает кровь от лица, негнущимися губами прошептал Гарри. Опять эта зеленая вспышка, опять эти широко распахнутые от дикого ужаса голубые глаза в последний миг жизни — и вот это уже только оболочка. Так странно. Ведь еще только что он...
— Да. Поэтому теперь ты сможешь их увидеть.
— А раньше не мог? А мама?..
— Ты был слишком мал и не осознавал тогда ее смерти. Наверное, здесь имеет вес сильная эмоциональная подоплека. Ведь бытует версия о том, что "ген смерти" включает в нас отсчет дней в тот момент, когда мы впервые понимаем, что смертны, и холодеем от ужаса перед неотвратимостью могилы.
— Но младенцы тоже умирают!
— Они не осознают этого через разум, и для многих это конец страданий от болезни, избавление души от оков. Поэтому говорят, что они ушли невинными, или безгрешными.
Гарри прищурился:
— Откуда ты всё это знаешь, Мертвяк? Вот скажи мне!
Ворон подмигнул и небрежно поточил клюв о металлическую перекладину своего насеста, как играючи делает свою работу опытный точильщик ножей: "вжик-вжик-вжик".
— Ну я ж трупоед, босс! Мне положено...
Тут мальчик заметил, что Акэ-Атль на соседней кровати отложил книгу и собрался куда-то идти. Поттер поспешно снял купол звуконепроницаемости над ними с Мертвяком и окликнул приятеля, получилось ли у него с той трансфигурацией. Минерва задала им самостоятельно разучить довольно сложный комплекс заклинаний, от которых до сих пор стонали даже старшекурсники, и сказала, что начинать надо уже сейчас, потому что результат скажется потом на СОВ. А еще они оба вслед за Герми решились отдать себя на растерзание профессору Бабблинг, и руны им снились в страшных снах, предсказывая то ядерную войну, то дождичек.
