Пол под ногами дрогнул. Ах ты ж орочьи бубенцы, ну всё как в ту ночь с этой дурой-старостой, принесла ее тогда нелегкая! Видимо, даже Салазаров аспид терпеть не может гриффиндорцев, и плевать ему ядом на их чистокровность. Всё-таки подняли с лежбища Ужас Хогвартса, отличились!
Глупые мальчишки на землетрясение не обратили никакого внимания.
— Вы ищете слабые места замка, сэр, чтобы провести сюда захватчиков! — продолжали они на два голоса предъявлять ему убийственные, как им казалось, обвинения. — Поэтому вы и охотились за нашей картой!
Как-то неловко отшучиваясь от наступавших на него забияк, Гилдерой лихорадочно перенастраивал свистульку на петушиный крик. А те уже вытащили палочки и стали требовать возвращения карты. Ну да, сейчас, уже метлу разгоняю! Он успел только в последнюю секунду, когда из-под раковины высунулась гигантская морда с двумя зелеными, как Авады, глазищами. Локхарт был в незаметной алхимической маске, а эти два лихача, конечно, без всякой защиты. Как там шутит Куатемок? "Тормоза — для слабаков!" Но еще до того, как вонь василиска настигла близнецов, уставившихся на змея вместо того, чтобы бежать во все лопатки, взгляд его совершил то же самое, что в прошлый раз с Пенни Кристал. Они уже падали на пол, когда Локхарт направил струю воздуха из палочки в свистульку, и та начала верещать, как резаный петух. Василиск в ужасе ушел обратно в канализацию, а профессор незамедлительно бросился к мальчишкам.
Парализованного этим животным можно спасти, лишь приняв меры в первую минуту после воздействия. Потом — поздно. Всё усложнялось тем, что жертв было две. И никто не гарантировал, что на петушиные крики не сбежится вся школа. Локхарт торопливо читал над Уизли сложные словесные конструкции на санскрите, надеясь, что мантры равномерно исцелят обоих братьев. Ведь в них главное — это звучание, тональность, уровень громкости. Чуть измененные им, формулы заклятья обрекали пострадавших на потерю памяти о самом событии, поэтому насчет сохранности своей репутации Гилдерой был спокоен. Главное — успеть спасти дурням жизнь, и, кажется, это получилось. Все функции организма у обоих замерли на неопределенный срок. Пожалуй, через некоторое время он мог бы попытаться вытащить их из магической комы, но пока на это нет времени. И вообще ему предстоит небольшое дельце, так что лучше... пусть пока полежат. Здоровее будут. Плюс — отличный предлог легально полазить по самым подозрительным местам, как будто ищешь Тайную комнату. Но это если доведется...
— Акцио пробирка с куриной кровью! — призвал Локхарт и вдохновенно расписал стенку в коридоре, после чего с чистым сердцем отправился немного подремать до начала уроков.
До самого пробуждения ему снился портрет Лили Принц. Он знал: такого не существует в природе. "Якорь невероятности события" позволял магу осознавать, что дело происходит во сне. Однако рыжеволосая гриффиндорка из чужого воспоминания явно хотела ему что-то сказать. И у нее были изжелта-зеленые глаза цвета ягоды крыжовника, насквозь подсвеченной солнцем — две Авады василиска, но только грустные и почти безучастные. На третьем плане картины, далеко за спиной молодой женщины, маячил размытый образ девочки в мантии Луны Лавгуд. Гилдерой мучился, пытаясь придумать способ услышать таинственный портрет, но у него так ничего и не вышло. Сквозняком взметнуло рыжий хвост кометы и огненными прядями медленно стерло краски с волшебного полотна, а сама Лили горестно закрыла лицо ладонями, развернулась и ушла в небытие. На том месте, где только что висела рама с портретом, остался впечатанный в каменную стену амулет Удачи Авантюриста.
Вожделенный черный турмалин — кристалл Джона Ди [1], за которым Локхарт охотился около пяти последних лет и к которому теперь был близок, как никогда...
___________________________________
[1] Джон Ди — талантливый ученый-алхимик и крайне удачливый авантюрист елизаветинских времен (1527-1609 гг.), друг и коллега шарлатана Эдварда Келли (1555-1597 гг.), современник шпиона (и контрразведчика) при дворе Ее Величества сэра Френсиса Уолсингема. Известно, что Джон Ди не раз выполнял важные разведывательные поручения Уолсингема с целью помешать вербовке английских и ирландских католиков в испанские войска.
...Замысловато петляющий след артефакта год назад привел Гилдероя к стенам альма-матер. Он точно знал, что черный кристалл, описанный в магловских манускриптах и претенциозно названный зеркалом Ди, был не чем иным, как дезинформацией, отводящей глаза не-магам. Подлинник был приобретен у коллекционера Горация Уолпола человеком, который пожелал остаться неизвестным. В результате артефакт окончательно исчез с исторического горизонта, переместившись в мир волшебников.
Джон Ди, безусловно, медиумом не являлся. Не был он на самом деле и провидцем, говорящим на языке ангелов. Так же, как и Эдвард Келли, так же, как и Френсис Уолсингем, Ди окончил Хогвартс и "ушел в маглы", где вполне еще можно было проявить свои умения и даже прославиться, не размениваясь на классовые разборки между магами. Хотя, конечно, и здесь следовало действовать с оглядкой и не злить религиозную толпу ненужными откровениями и своими чрезмерными возможностями. Именно поэтому он отказывался от самых заманчивых предложений европейских и азиатских правителей: есть свидетельства, что Ди отверг среди прочих и посулы русского царя, желавшего держать ученого при себе, тем самым делая его одним из наиболее значительных людей суровой северной страны. Видимо, не горел желанием загреметь ни с того, ни с сего в опалу, угодить в вонючий острог, проснуться однажды утром и обнаружить себя насаженным на кол.
Мастерство алхимика было у Джона Ди на кончиках пальцев. В точности так же, как Николя Фламель, живший за два века до него и оставивший после себя философский камень с эликсиром жизни, доктор Ди после множества не слишком удачных экзерсисов с различными минералами наконец-то создал то, что назвали Твердой Удачей и мечтой всех авантюристов. Правда, служить амулет соглашался далеко не всем, а только истинным искателям приключений, честолюбивым первооткрывателям и тем, кто беззаветно следовал за своей звездой. Но это свойство зачарованного самоцвета, опять же, обросло легендами, и где правда, где выдумка — сходу не разберешь. А вот в чем Локхарт был уверен наверняка, так это в том, что, признав хозяина, инкрустированный темной мамонтовой костью шерл служит тому верой и правдой и не вызывает, в отличие от зелья Жидкой Удачи — Феликс Фелициса — ни привыкания, ни иных побочных эффектов. Твоя фортуна — это только твоя фортуна, не ворованная и не позаимствованная без спросу. Кристалл Ди соединял твои чаяния с нужными пересечениями линий вероятности, и ты шел по ним напрямик к своей мечте.
Гилдерой сделал всё возможное и невозможное, чтобы отследить путь артефакта через магические семейства. До последнего времени тот находился в стенах банка Гринготтс, а значит, был практически недоступен. И вот осенью 1991 года зеркало, настроенное на эманации турмалина Удачи Авантюриста, подало тревожный сигнал: камень покинул стены неприступной цитадели гоблинов и переместился в Хогвартс. Остальное, естественно, было делом техники, и дополнительным попутным дуновением в развернутый парус корвета Локхарта послужило приобретение, которое молодой человек сделал у местного контрабандиста по фамилии Флетчер. Если сначала Дамблдор заметно сомневался, стоит ли принимать на должность учителя с таким двусмысленным "послужным списком", то один лишь намек на компромат восстановил реноме Гилдероя до отметки "идеально". Правда, после этой комбинации молодой человек понял, что ступил на скользкую дорожку и жизнь его зависит от быстроты и эффективности действий. Именно поэтому он позаботился о множестве перестраховок в виде изъятия ключевых воспоминаний и сохранения их в тайниках, затирке и видоизменении "эха", дублирования и шифровке оперативной информации, которую нельзя было ни вытащить, ни затереть, ни изменить, если ты не являлся мистером Гилдероем Локхартом. Также маг изобрел еще кучу способов заблаговременной осведомленности о покушениях, не пренебрегая для этого даже опасным из-за привыкания и очень дорогим Фелицисом — благо, сам научился изготавливать его вполне сносно и заранее обзавелся необходимыми ингредиентами. После всего этого Локхарт мог бы, нисколько не кривя душой, назвать себя лучшим из известных ему знатоков ЗОТИ, а также мастером магической и магловской криптографии, поскольку не поленился с третьего по седьмой курсы потратить время на соответствующий факультатив у профессора Осборна, а затем защититься в Шармбатоне на получение ученой степени. И всё-таки он прекрасно осознавал всю опасность своего положения. Кто играет с Дедом, тот играет с огнем.
А дальше, что называется, на ловца и зверь бежит. Призрак Рыдающей Миртл он встретил случайно, во время прогулки вдоль Черного озера в конце июля прошлого года, когда задумался, сидя в траве на берегу и покусывая стебель камыша. Со времен учебы он забыл об этом "ушераздирающем" представлении, которое она закатывала для каждого, над кем собиралась поглумиться, и вскочил на ноги с палочкой наизготовку. А потом они поговорили по душам и оформили сделку: Миртл знала, где в Тайной комнате египетский змей припрятал ворованный артефакт, и обещала показать место в обмен на небольшую услугу. Как выяснилось позже, услуга не была такой уж маленькой, как описывало ее привидение.
Ее убийце, Тому, было проще: юный, но талантливый маг умел трансфигурировать любые предметы, попутно меняя их размеры за счет уплотнения или разряжения молекулярных связей — даже те, что когда-то являлись живой плотью. Его магии хватало на сутки, и за это время он успел под предлогом встречи с директором протащить останки Миртл в Хогвартс буквально в кармане. Получив очередной отказ Армандо Диппета принять его на должность зотишника, Том, которому это было уже и не нужно, проник на второй этаж замка, спрятал нос и рот под алхимической маской, вошел в женский туалет и открыл Тайную комнату. Василиск бросился было на юношу, но тот, заговорив с ним на парселтанге, легко укротил чудовище и заставил служить. Аспид был настолько любезен, что прямо на своем гребне и отвез нового хозяина в главный зал катакомб. Том просто выбросил труп мисс Уоррен гнить возле одного из вентиляционных ходов, и когда магия исчерпала себя, мертвец принял нормальные размеры.
Можно представить, какие чувства испытала девушка-призрак, впервые увидев свое собственное разлагающееся тело со стороны! Она рыдала и хохотала. И, кажется, немного свихнулась, если только привидения наделены способностью терять рассудок. Пока плоть ее месяц за месяцем, слезая, обнажала кости, а одежда и обувь медленно тлели на небрежно перекрученном остове, жизнь в Хогвартсе текла своим чередом. Бедный же призрак не мог отлететь слишком далеко от собственных останков и, неупокоенный, вынужден был развлекать себя короткими вылазками наверх и к берегу озера, чтобы пощекотать нервы глупым студентам. К ней скоро привыкли и перестали обращать внимание, как и на других праздношатающихся теней замка. Никто, никто не желал выслушать Миртл. Даже директор Диппет — и тот прогнал ее, чтобы не надоедала. Он вообще не хотел лишних проблем и не чаял, когда наконец Верховный чародей вступит в свои законные права: Альбус Дамблдор дал клятву стать после этого и преемником Диппета. Сам же экс-директор отошел в мир иной совсем недавно, в сентябре прошлого года, когда Уизли с Поттером так живописно приземлились на Гремучник, и, надо полагать, убеленный сединами портрет его в соответствии с магическими законами сразу же появился в кабинете Дамблдора.
Итак, от Локхарта требовалось добраться до скелета Миртл Уоррен в Тайной комнате, вытащить оттуда кости и упокоить любым известным способом — в земле, в воде или в огне — но главное, с совершением необходимого для таких экстремальных случаев ритуала Отпущения духа. Уж слишком долго задержался призрак в междумирье, чтобы так легко обрести свободу. Гилдерой понимал, что лучше всего Отпущение удалось бы кому-нибудь из пепельников — той же Прозерпине. Но ему было явно не с руки посвящать в свой истинный план кого-то из взрослых магов. Тут и студенты-то пошли такие, что палец в рот не клади...
Хотя по большей части горе-профессору было отчаянно скучно в стенах закрытой школы, скованному контрактом, когда вроде и преподавать нужно дисциплину, и сделать это как следует — невозможно, поскольку даже перечисление самих названий темных заклинаний тут под строжайшим запретом. Нормальных женщин здесь тоже не наблюдалось, одни престарелые тетки или молодые, но нравственно замороченные синие чулки, а вырваться в какой-нибудь игровой притон Хогсмида можно было лишь по особым датам. Словом, в унылый 1992/1993 учебный год Локхарт развлекал себя, как умел. Отсюда и разлетевшиеся по всему классу пикси (до чего же весело он хохотал потом у себя в кабинете!): ради такого зрелища, как подвешенный к люстре Лонгботтом, не жалко даже испорченной прически. Прически, само собой, ни в каком случае не жаль, но иногда возня с нею надоедала, а имидж меж тем — обязывал. Вот с Уизли-младшим нехорошо получилось. Локхарт совсем не планировал растворять ему кости сломанной руки, он собирался лишь наложить ледяной фиксаж и отправить пострадавшего к Помфри, но некая истеричка из толпы студентов случайно ткнула его чем-то под локоть. Палочка выписала невероятный крендель, и еще спасибо, что парень отделался только исчезнувшими костями предплечья. Но в итоге и это отлично сыграло на образ тупицы, так что Гилдерой нисколько не жалел и не испытывал угрызений совести. Зато теперь рыжий будет знать не понаслышке, как работает костерост.
И всё-таки мужчина нашел подход к самой нужной в данных обстоятельствах персоне, в чем, опять же, не последнюю роль сыграло влияние зелья фортуны. Мальчишка, о котором шла речь в пресловутом компромате, каким-то чудом тоже оказался змееустом. Редчайшая способность, которая прежде проявлялась не чаще, чем раз в полтора-два столетия, ныне отметила собой современников, которые теоретически могли бы и встретиться (Локхарт понятия не имел, кто таков этот подлый Том и жив ли он сейчас).
Гарри — или как там его на самом деле назвали настоящие родители — был в меру тщеславным, в меру настырным и не в меру любознательным подростком. И, в отличие от своего папаши, весьма коммуникабельным. Умения его до конца еще не раскрылись, но определенные надежды он подавал. Чтобы возбудить интерес мальчишки к Тайной комнате, прилагать больших усилий не пришлось. Ему хватило одного разговора с Миртл. Вне сомнений, использовать несовершеннолетнего ребенка в своих целях, достижение которых было сопряжено с опасностью такой степени, — поступок бесчестный. И это даже не считая манипулирования зарождающимся чувством Гарри к девочке. Но когда на кону лежала такая ставка, Локхарт умел абстрагироваться и забывать о совести напрочь...
* * *
И вот, готовясь к вылазке в своей комнате и гадая, сумеет ли Гарри придумать способ выбраться из когтевранского общежития, маг отправил с почтовым орлом свое последнее шифрованное воспоминание Джоан, младшей сестрице, которая хоть и была сквибом, но всегда (втайне от мужа-магла) выполняла нечастые просьбы любимого братишки. Зная свою родню, Гилдерой подозревал, что делает это она не просто так, а оттого, что втайне пописывает книжку о мире, который понимает едва-едва, с чужих слов, но в котором мечтала бы оказаться хотя бы в качестве сопричастной. Литературный слог и богатство воображения — это у них семейное.
