— Кричер слушается!
* * *
Витая змея, которой коснулся Сириус, ожила, истошно зашипела и снова стукнулась о черную дверь, приняв, как прежде, вид обычного молотка.
— Входи, — повернув небритое лицо к Снейпу, сказал последний живой хозяин этой обители умалишенных.
Тот лишь двинул бровью, но остался на месте. Блэк понял его и хохотнул:
— Да был я уже тут, давно всё снял. Иди за мной.
Они проникли в глухой темный коридор, воняющий пылью и затхлостью. Алхимик зажег слабый огонек Люмоса, и они сразу же двинулись в сторону лестницы. В ледяном склепе, где некогда проживало одно из самых влиятельных семейств Магической Британии, зашелестели потусторонние голоса, на стенах открыли глаза отрубленные головы домовиков, не знавшие покоя даже после смерти. "Ш-ш-ш-што-о? Кто? Кто з-з-здес-с-сь?" — прокатилось по этажам.
— Милый домик, правда, Северус?
Снейп поджал губы. Если бы он плохо знал этого болвана, то мог бы подумать, что своим трепом он пытается отогнать подступающий страх. Сам Северус не усматривал в таком страхе ничего постыдного: у него самого иногда тряслись поджилки в стенах родительского дома в Коукворте, а там не то что магией — даже цивилизацией мало отдавало.
Поднимаясь по стонущим от старости ступенькам, на площадке между первым и вторым этажами алхимик подсветил перекошенную картину. На темном от старости полотне колыхались волны, прибоем омывало берега мрачного утеса с возвышавшейся на пике цитаделью. Он не поверил своим глазам. Никогда не обманывал себя в вопросе психического здоровья Блэков, но это заставило даже его сердце споткнуться и замереть. Только полностью отмороженный маньяк способен вывесить в своем доме изображение этого средоточия мук и пыток — Азкабана. И, вторя жутким мыслям, на волшебном холсте полыхнула грозовая молния, а вокруг острога заметались тени его вечных надзирателей...
Блэк задернул плотную штору, чихнул в клубах поднявшейся пыли и толкнул спутника в плечо:
— Хорош пялиться на вранье. Всё совсем не так, как в фольклоре.
Раздражение от наглого тычка сразу погасло, едва Снейп понял, что он имеет в виду:
— Азкабан — что-то иное?
— Д...д-да, — поперхнувшись, выдавил Сириус. — Идем.
— И тот, кто это рисовал, не знал?..
— Знал. Там надо... — Блэк беспомощно взмахнул рукой в сторону картины, — короче... Ах-кха... Потом покажу, если...
— Заклинание? Заклинание "видеть скрытое"? — Снейп применил несколько вариантов известных ему чар по легализации тайного смысла, но безрезультатно: гроза продолжала полыхать над Азкабаном, гоняя в отсветах молний дементорские тени.
— Слушай, Снейп, если не хочешь, чтобы я тут нахрен задохнулся и чертов дом сразу после этого убил тебя — заткнись и идем.
Да, астма, порождаемая проклятьем, была дьявольски удачным изобретением, чтобы беспроблемно затыкать рты, не лишая приговоренных жизни и рассудка — только воли и речи. Так просто и гуманно. А могли ведь, как встарь, язык отчикать и пальцы... по самый локоть...
Они добрались до третьего этажа и поспешили к библиотеке. Алхимика не покидало ощущение чьего-то пристального взгляда, но другого от этого дома он и не ждал.
В комнате, отведенной для сотен книг, большинство из которых вне всяких сомнений попадало в категорию темномагической или, в лучшем случае, мрачной литературы, оказалось еще холоднее, чем снаружи. "Рейду Павших" здесь был посвящен целый стеллаж, но пока этим и ограничивалось всё, что было связано с Гринделльвальдом. На призыв "акцио двенадцатый том" не откликнулась ни одна книга, однако это ни о чем не говорило: Снейп и сам неоднократно зачаровывал свои экземпляры так, чтобы они реагировали лишь на его приказы. Это было бы слишком просто для собственности Ориона и Вальбурги. Алхимик молча дал знак Блэку, чтобы тот шел в параллельном ряду, иначе тут не управиться и до утра.
Попасть бы сюда при других обстоятельствах, остановив время лет на сто! Или лучше на двести. Снейп даже дышал с перебоями от такой близости несметных сокровищ человеческой мысли. Это было почти эротическое возбуждение. Да что там "почти" — оно им и было. Никому, кроме себя, Северус в жизни не признался бы, что на сны известного содержания его наталкивают вовсе не фантазии о неодетых дамах, а сцены, где он читает редчайшие книги и находит там же, в своих грезах, разгадки самых заветных тайн бытия. Узнай об этом Блэк... Нет, вот Блэк точно последний, кто получит возможность узнать такое о бывшем однокурснике. Они и без того вполне взаимно считают друг друга извращенцами.
Северус скользил пальцами по корешкам книг, чудом успевая обезвреживать те невербальными антизаклятьями, и так увлекся чтением названий и имен авторов, что даже не сразу обратил внимание на воцарившуюся тишину. Блэк, до этого топавший, как конь Годрика Гриффиндора, у соседних полок, вдруг перестал издавать какие-либо звуки.
— Блэк? — наконец заметив отсутствие своего спутника, Снейп насторожился.
Ни слова. Вот только показалось ли?.. Почти в самом конце комнаты, где до этого алхимик краем глаза улавливал огонек Сириусова Люмоса, послышалась легкая возня, как будто сцепились две мыши. Больше спрашивать Северус не стал. Одним едва исполненным движением он наложил на себя чары невидимости, а затем, уйдя в третий ряд между полками, направился к подозрительному месту. Но с тем же успехом можно было бы ничего не делать: в инвизе колдовать было нельзя, а со стороны Сириуса никакого освещения не было, и идти приходилось в кромешной тьме, ориентируясь только на "режим внутреннего зрения", который давал далеко не точные сведения.
Когда в углу что-то закопошилось, в голове первым делом мелькнуло: "Дементоры?" — но было тут же отринуто из-за отсутствия множества примет, обычно сопровождавших появление тварей. Скинул невидимость, дал максимальный свет. В ответ сумбурно замельтешили какие-то тряпки — целый ворох тряпок. Из мрака на несколько секунд проступил Блэк, который неподвижно замер в чьих-то объятиях. Из-за плеча его посверкивали безумные глаза какого-то существа, а в горло впивалось острие клинка...
— Снейп! Нет! — одними губами велел он, протягивая руку к однокурснику.
Кулак, сжимавший рукоять кинжала у его шеи, напрягся, и Блэку пришлось уронить свою руку, чтобы не провоцировать.
— Блэк, кто это? — показывая напавшему, что не собирается колдовать, спокойным голосом уточнил Северус.
— Мать! — всё так же посредством немой артикуляции откликнулся Блэк.
Безумные глаза скрылись в тени от полей черной шляпы. Кажется, сумасшедших здесь двое. Нет, трое: из глубины дома донесся истерический хохот портрета Вальбурги. Северус сосредоточился, стараясь как можно четче изложить и запаковать в визуальную форму план их желательных действий, чтобы сунуть этот пакет в сознание Блэка. Бес его знает, как воспримет такое вмешательство мозг зачарованного Дислексией, но гадать некогда.
Сириус едва заметно кивнул. Одновременно с выбросившим вперед палочку Снейпом ("Эварте Статум! Инкарцеро!") просел на пол, выскользнув из захвата чужой руки. Незнакомца отбросило в темноту, но по бодрому топоту ног затем стало понятно, что пеленающее заклятие цели не достигло. Алхимик тут же кинулся к Блэку:
— Жив?
Блэк стер кровь от царапины на шее и ухватился за протянутую ладонь:
— Да, вроде. Куда она побежала?
— Это не "она", — Снейп внимательно, ни на мгновение не опуская палочку, озирался вокруг.
— Я тебе отвечаю, что это была старуха. От ее тряпок всегда воняло так же.
— Это не "она". Это мужчина, — бросил алхимик. — Он сбежал вон туда. Давай к выходу, мне всё это уже не нравится.
Почти не отлепляясь друг от друга и пятясь, они отступили в сторону дверей. Когда до выхода оставалась пара шагов, один из стеллажей с грохотом опрокинулся, и в них метнули тяжелый старинный стул. Блэк отбил его щитовым, Снейп вслепую ответно выстрелил туда, откуда прилетело, но тут же сбоку в них угодила взрывная волна. Оглушенные, они врезались в стенку. Падая, Снейп успел различить всё те же бешеные глаза неизвестного и хмурые, злые, навыкате зенки домового эльфа Блэков — Кричера.
36. Наверно, некогда твой прах таился в урне греческой, и снова...
Из личных записей в дневнике Гермионы Грейнджер, студентки III курса факультета Гриффиндор
Насыщенность занятий в этом году сильно увеличилась. Наконец-то появились факультативы, о которых мы говорили весь второй семестр прошлого курса. Я выбрала бы все, кроме Прорицаний, но для этого мне нужно обзавестись как минимум еще двумя жизнями, в которых сутки имеют сорок восемь часов. А Магловедение почему-то сократили до минимума. Я слышала, что хотели вовсе убрать, но директор Дамблдор сказал свое веское слово, и предмет профессора Бербидж оставили в урезанном виде — всего сорок пять минут в неделю, причем сразу для четырех факультетов.
Вместе с Гарри я пошла на Магическую криптологию, Минералогию, Акустику, Нумерологию-прогнозистику и Техномагию, но в дальнейшем мы разминулись: он не захотел изучать Древние руны, а я — углубляться в подробности колдомедицины.
К своему стыду, я так и не смогла привыкнуть к виду трупов во время некропсии — ни человеческих, ни существ других видов. Для дочери двух медиков это действительно странно, причем крови я не боюсь, но могу потерять сознание от ужасного запаха смерти и самого процесса вскрытия. Профессор Умбрасумус пошла мне навстречу, и анатомию я изучала теоретически, с помощью Гарри. Он наколдовывал мне нужные образцы, ждал, когда я приду в себя, и на этих голограммах показывал, что как называется и как нужно действовать в том или ином случае. Меня всегда удивляет, насколько ловко устроены для этого его руки и развито чутье. Вот бы мне так! Но всё это сродни тому, умеешь ты или не умеешь рисовать, имеешь или не имеешь слух и чувство ритма. Мне с Поттером не соревноваться, здесь он и в самом деле, как выражается Рон, "чертов сраный гений".
В четверг первой же парой, совмещенной с когтевранцами, нам поставили ЗОТИ. Помню, когда профессор Люпин шугнул Пивза, который пытался залепить жвачкой замочную скважину дверей кабинета, мы все дружно хохотали, а полтергейст бранился и обещал отомстить. Всё шло гладко, пока учитель не решил от лекции о боггартах перейти к практике. Для этого он призвал в класс из подсобки большой пыльный шкаф, внутри которого кто-то отчаянно брыкался. Еще раз напомнив самым забывчивым из нас о движении руки, которым следует сопровождать "Ридикулус", профессор отошел в сторонку и начал вызывать к шкафу всех по очереди. Рон, конечно, учудил: мало того что вызвал огромного тарантула, так еще и вместо Ридикулуса кастанул на него Таранталлегру. Бедное членистоногое понесло на визжащих сестриц Патил, и там оно мгновенно превратилось в мумию сиамского близнеца. Утробно урча, двухголовый мертвец потащился в сторону девчонок и уже протянул забинтованную грязно-серую руку, чтобы схватить одну из них, как Падма, опомнившись скорее, выкрикнула заклинание. Бинты мумии превратились в цветочки, а на головах так и вовсе стали веночками из ромашек. Пацаны заржали, мумия обиделась и рассыпалась по полу разноцветной пылью, как на празднике Холи. Кто-то очень умный вытолкнул вперед Пухлого, хотя тот упирался обеими ногами и цеплялся за всё обеими руками, лишь бы не связываться с боггартом и не показывать своего истинного страха. Даже со мной по секрету он никогда не делился, что больше всего боится профессора Снейпа.
Именно наш учитель зельеварения и собрался из почерневшей на полу мумийской пыли. Он вкрадчиво надвигался на позеленевшего от ужаса Невилла. Говорить боггарт не умел, но достаточно было проследить за движениями его губ. Конечно, без констатации выдающихся интеллектуальных способностей Пухлого в этих немых высказываниях дело не обошлось. Профессору Люпину пришлось напомнить Невиллу, как поступить, и тот с грехом пополам произнес заклинание, превратив профессора Снейпа в свою бабку. Профессор Люпин с удовлетворенным видом показал Лонгботтому большой палец. Так вот кто научил Пухлого этой глупости с переодеванием в старуху! Я возмутилась и уже открыла рот сообщить, что это непедагогично и некрасиво по отношению, в первую очередь, к Августе Лонгботтом, когда у двери заверещал Пивз: "Я всё видел, я всё видел! Всё расскажу патлатому!" И исчез. Невилл чуть не упал в обморок.
Меня разбирало любопытство узнать, какой же из многих страхов является моим основным, и я вызвалась решить дилемму Лонгботтома: кто страшнее — бабушка или профессор. С моим приближением бабушка-Снейп мгновенно опять сделалась трупом, только не мумией, а... О, господи! Мама! Это была моя мертвая мама на прозекторском столе, рядом — скальпель, и я должна была... ох, нет, нет! Все заклинания мигом вылетели у меня из головы, дышать стало нечем. Кажется, я тогда заревела, а мама так и лежала — холодная и неподвижная... Чья-то рука ухватила меня за запястье. Гарри. Да, это был он. Вторая ладонь — Акэ-Атля — легла мне на плечо. Оба они, протолкавшись ко мне через толпу наших, с двух сторон шептали мне в ухо: "Эй! Ридикулус! Слышишь? Ты должна! Давай!" Я оглянулась налево, встретила взгляд черных глаз, направо — зеленых, сжала палочку и выкрикнула Ридикулус, даже не представляя, над чем тут можно смеяться. Заклинание и не сработало. За спиной у меня удивленно переговаривались: "У Грейнджер что-то не получилось?!" Да будь оно всё проклято, соберись, Гермиона! Кощунствовать — так уж до конца! Это вам не Снейпа бабушкой рядить, профессор Люпин!
— Ридикулус!
Боггарт открыл мертвые глаза. Губы его шевельнулись, не издавая ни звука, но у себя в голове я услышала мамин голос: "Видишь, что бывает, если неправильно чистить зубы?" Труп оскалился щербатой улыбкой, и у меня вырвался дикий смех. Потом я опять плакала, и профессор Люпин увел меня в сторону, а Гарри, кажется, встал на мое место. Через секунду все вскрикнули. Учитель резко оглянулся.
Над стиснувшим свою палочку Гарри нависал огромный дементор. Я помню чувства, которые испытала с появлением этих существ в "Хогвартс-экспрессе", но сейчас их не было... почти. Только омерзение при виде тянущейся к горлу Поттера изъязвленной лапы. А сам Гарри не видел разницы. Он снова стал бледным до прозрачности, как лунный камень, и его попытки защититься не срабатывали. Так только что было со мной, и теперь я понимала, почему. Есть страхи, которые трудно высмеять.
Дверь открылась, впуская в класс нашего декана. Профессор МакГонагалл стремительно, как бы прыжком, преодолела расстояние от порога до нашего сборища и закрыла Поттера собой. Дементор отпрянул, пошел зыбью. Образ распался, чтобы собраться уже иным.
На возвышении, напоминающем алтарь в потрепанном временем храме, стояли двое — высокий мужчина в черно-фиолетовой мантии и венце из переплетенных змей на голове и рыжеволосая женщина, которую он прижимал к своему плечу, как бы отгораживая ото всех и не позволяя разглядеть ее внешность. Бледное лицо его с полыхающими багрецом злыми глазами было и красивым, и ужасающе гневным. Он яростно говорил что-то, вытянув вперед свободную руку в черной перчатке. Даже профессор МакГонагалл замешкалась, прежде чем навести свою палочку на указующий перст боггарта и спокойным, недрогнувшим голосом тихо произнести заклинание. Видение разделилось пополам, разъехалось, ликвидируя нижнюю часть туловищ незнакомца и незнакомки. Из реалистичного оно стало похожим на рисованную игральную карту. Мужчина в венце из змей превратился в кривляющегося размалеванного Джокера. Рыжеволосую даму перевернуло и соединило в поясе с картежным плутом. Сверкнув на миг болотной зеленью глаз в прорезях черной полумаски, женщина обратилась карнавальной кокоткой и закрыла подбородок пышным венецианским веером. Рядом с ней на белом полотне карты вспыхнула опрокинутая алая буква Q, а над плечом Джокера — черная J. Следующим взмахом палочки декан загнала карту с боггартом обратно в шкаф и поставила запирающие чары. Едва взглянув на Поттера, она повернулась к профессору Люпину и суховато ему выдала:
