— Это полезный урок, Римус, но, возможно, преждевременный кое для кого из ваших подопечных-третьекурсников. Будьте добры, загляните ко мне после пары.
Когда она вышла, мимоходом похлопав полуживого Гарри по плечу, мы все напали на профессора Люпина с вопросом, кто это, кого настолько боится сама Минерва МакГонагалл. Мне кажется, учитель был потрясен не меньше нашего. Кашлянув, поправив очки и со свистом втянув воздух в грудь, он сказал:
— Тот-кого-нельзя-называть.
Помню еще, что всё второе сентября после этого урока Гарри ходил, как в воду опущенный. Я сначала думала, что из-за дементора, но потом до меня дошло, что ведь это был не настоящий дементор, а только боггарт, поэтому вызвать у Поттера такую же депрессию, как в поезде, он не мог. Да, он рассказывал, что в первую встречу с этими мерзкими существами потерял сознание, а после второй проспал три месяца летаргическим сном в Подлунной башне у Лавгудов, и нынешнее его состояние нельзя было сравнить даже со вчерашним. Но всё равно для боггарта это было бы чересчур. Пришлось приставать к Гарри в библиотеке то тех пор, пока он не шепнул мне по секрету, что узнал в рыжеволосой Даме свою маму. Я усомнилась, ведь Неназываемый так обхватывал пальцами ее затылок, чтобы женщина стояла, прижав лицо к его плечу, что разглядеть внешность под копной рыжих волос, упавших ей на лоб и щеки, было нельзя. А еще меня смутила ее поза. Это была поза доверия. Она не упиралась и не отбивалась — наоборот, всем телом приникла крепче к телу своего будущего убийцы. Как птенец, который пытается забиться под крыло взрослой птице и спрятаться. Но мало ли что напугало профессора МакГонагалл! Ведь несмотря на мою фобию, мама, к счастью, была жива, а боггарт демонстрировал мне всего лишь безосновательный страх. Деструктивный, на профессиональном сленге психологов. Такова уж природа этих "вризраков"... Однако Гарри остался уверен, что видел Лили Поттер.
В пятницу, третьего, было нестандартное Зельеварение. Все четыре потока нашего курса отправили в огромный зал, где, как потом объяснил Перси Уизли, обычно проводились С.О.В. и Ж.А.Б.А. На этот урок всё помещение было оборудовано так же, как лаборатория профессора Снейпа в подземельях, только в расчете на удвоенное количество студентов. На учительском месте у доски тоже был зафиксирован котел, а помимо этого вокруг него — четыре подставки для инструментария и ингредиентов. И, дожидаясь, когда все войдут, там стояли профессор Снейп, аврор мистер Макмиллан, а также напыщенный, как русский самовар, Драко Малфой — видать, гордился возложенной на него миссией. И еще с ними была девушка, которая сопровождала нас в музее, старшекурсница, я не запомнила ни имени ее, ни фамилии. Аврор, заложив руки за спину, слегка улыбался нам, когда мы входили, и мне впервые удалось как следует его разглядеть. Оба они — профессор Снейп и мистер Макмиллан — были без мантий. Из-за этого в своих узких костюмах тот и другой казались непривычно тонкими и хрупкими, а еще — одного возраста. Никогда не обращала внимания, что наш учитель зельеделия на самом деле такой молодой. Мои родители намного их старше.
Я покосилась на наши рабочие места: каждое в точности повторяло то сооружение у доски.
— Сейчас вы будете поделены на четверки, — без предисловий заговорил профессор, скользя по нам своим фирменным отстраненным взглядом. — Каждая сформированная четверка занимает отведенное ей место и переодевается в защитный костюм. Хочу предупредить, что выжженные глаза вам не восстановит даже высшая колдомагия, поэтому надевать или не надевать маски — вопрос только ваших эстетических пристрастий.
От меня не ускользнуло то, как мистер Макмиллан, подавляя усмешку, закатил глаза и отвернулся. Ничего больше не объясняя, профессор Снейп быстро раскидал нас по четыре человека, и, хотя незанятыми оставалось еще несколько мест, а нераспределенными — пять студентов из разных факультетов, он оставил их стоять посреди лаборатории. Я оказалась в связке с Роном, Акэ-Атлем и Гарри, и все мы быстро облачились в алхимические робы и защитные маски. Профессор тем временем вызвал из смежного помещения нескольких старшекурсников и что-то им сказал. Те молча разбавили компанию в оставшейся пятерке.
— Мне не нравится это сочетание, — донесся до меня голос учителя. Он обращался к аврору Макмиллану, а смотрел — только этого не хватало! — в нашу сторону и задумчиво потирал губу костяшкой согнутого пальца. — А конкретно: мне не нравится там Коронадо...
— Почему? — удивился мистер Макмиллан. — Коронадо — Весы...
— Ему что ни задай — без вариантов получается аяуаска. Психоделики мне и с одной Лавгуд хватает, отпаивать противоядием весь третий курс, ловящий по школе нарглов, будет выше моих сил. Мистер Коронадо, пойдите сюда, а вы, мистер Малфой, проследуйте на его место.
Малфой аж подпрыгнул и затянул что-то насчет "я — и эти?!", но профессор даже не взглянул на него и холодно бросил через плечо: "Вы хотите обсудить это прямо сейчас, мне не показалось?" Что-то фыркнув, бледная немочь зашагала к нам, по дороге нагло толкнув плечом идущего ему навстречу Шамана. Это выглядело смешно уже хотя бы потому, что, будучи чуть выше коренастого и мускулистого Акэ-Атля, он так и остался задохликом: тот прошел мимо, даже не заметив тычка. Финниган отметил эту сцену смешком, получив в награду многообещающие взгляды Малфоя, Крэбба и Гойла. Дойдя до нас, белобрысый презрительно покривил губы, как будто учуял неприятный запах, первым делом напялил маску и только потом — робу и фартук. Я на всякий случай наступила на ногу Рону и заметила, что с другой стороны на другую ногу ему уже наступил Гарри. Уизли, гад, стоял, возвышаясь над нами и тихо похрюкивая от смеха, пока не схлопотал едкое замечание профессора Снейпа.
Когда все были готовы — а переоделись и наши преподаватели, и их ассистентка (странноватая, кстати, девушка) — профессор объяснил, что с нынешнего дня и в ближайшие как минимум полгода мы и все остальные курсы, начиная со второго и заканчивая седьмым, будем учиться готовить средство первой помощи при укусе оборотня. Самое обидное, что я не слышала о таком раньше, а когда узнала состав, то поняла, что даже лучшим из нас полугода на обучение точно не хватит. А еще у меня мелькнула догадка о закономерности разбивки по четверкам, и, чтобы проверить ее, я подняла руку. Учитель, как всегда, меня игнорировал, но мистер Макмиллан слегка толкнул его локтем в бок, прикинувшись простачком — как будто поверил, что тот действительно меня не замечает. Профессор Снейп сдвинул брови, но соизволил дать мне слово.
— Простите, сэр, но я хотела бы уточнить принцип нашего разделения на группы. Это связано с зодиакальной принадлежностью к той или иной стихии?
Учитель растянул губы в притворной улыбке и с деланной вежливостью слегка склонил голову к плечу:
— Вы феноменально наблюдательны, мисс Грейнджер. Другие даже не стали озвучивать столь очевидные вещи, но вы не были бы собой, если бы не сделали этого, не так ли? А теперь извольте заняться более полезным делом.
Напротив меня торжествовал победу Малфой. Ой, можно подумать!..
(Ремарка на полях: Симусу они с подельниками потом всё-таки наваляли.)
Когда до конца занятия осталось минут десять, профессор велел всем остановиться на той стадии приготовления, которой мы достигли, и, если цвет, консистенция и запах соответствуют описанию в рецептуре, наложить на варево стазис до следующего урока. Мистер Макмиллан уже куда-то исчез, а над их котлом клубился пар подозрительно-неправильного оттенка.
— А оставшееся время мы потратим на небольшую разминку, — сообщил профессор Снейп, одним движением палочки уничтожая испорченное студентами зелье в своем котле и прогоняя от доски горе-помощников. — У вас есть десять минут, чтобы создать маленький, но очень нужный презент для вашего преподавателя Защиты. Итак, записали: "Полынно-перечный настой от блох и прочих всякоразличных насекомых-паразитов". Кстати, самый удачный из ваших экзерсисов лично в руки профессору Люпину передаст мистер Лонгботтом.
А на следующей неделе профессор Люпин вел себя уже совсем по-другому. Наверное, профессор МакГонагалл устроила ему втык за Гарри и боггарта. Он даже палочку стал держать иначе — не брутально, в охапке, а с изысканностью дирижера оркестра. Я еще никогда не видела, чтобы маги использовали такой жест, даже когтевранский декан, когда показывает движения для малышей-первокурсников. Даже этот предатель — профессор Лок... Нет, я же решила, что ничего не буду о нем писать.
После пятничных занятий в Дуэльном клубе, где учитель ЗОТИ решил проводить с нами тренировки по вызову Патронусов и где ни у кого из нас ничего не получалось с этими самыми Патронусами, я увидела мелькнувший в одном из коридоров короткий желтый плащ аврора. Узнав мистера Макмиллана по вкрадчиво-мягкой походке, я ускорила шаг. Он располагал к себе больше, чем колючий и вечно злой профессор Снейп. Нагнав его, я извинилась за то, что отвлекаю, но попросила помощи в алхимическом вопросе.
— У меня? — удивился мракоборец, разглядывая меня своими странными глазами: в один из них была вставлена спецлинза, и он заметно отличался от второго по цвету радужки и размеру зрачка. — У вас ведь есть учитель.
Я торопливо объяснила, что благодаря Гарри знаю о его участии в квартете "жрецов Кетцальбороса", и мистер Макмиллан улыбнулся мне с какой-то неожиданной симпатией и пониманием. Приняв это за согласие ответить, я поинтересовалась, каким должен быть запах у правильно сделанного зелья "Первой помощи после нападения оборотня". Он отвел меня в сторону, чтобы нас не толкали пробегающие мимо ученики.
— Вы бываете летом на пляже, мисс?
— Да. Мы несколько раз ездили с родителями к морю.
— Вы никогда в детстве ради забавы не колотили друг о друга два горячих от солнца булыжника, чтобы высечь искру? — продолжал он странное интервью.
— Иногда пыталась.
— Вы помните запах раскаленного камня, когда так делали?
Я удивилась, потому что как по щелчку пальцев память тут же подкинула мне запах, немного отдающий серной капелькой на спичке, совсем чуть-чуть душноватый, с пудровым привкусом разогретой перед грозою пыли. Мистер Макмиллан кивнул:
— Вот именно так оно и должно будет пахнуть, ваше варево.
Я поблагодарила его и, еще раз перечитав сухое изложение в рецептуре, долго смеялась. Умеют же в учебных пособиях объяснить так, как будто заодно пишут и для справочника по криптологии! Я бы в жизни не догадалась, что камни сами по себе могут чем-то пахнуть, а всё оказалось так просто!
На Уходе за магическими животными лесник Хагрид целый урок пытался вести себя примерно и обучать нас только обращению с безопасной волшебной голотурией — или ротожопом [1], как сразу же прозвали ее мальчишки. Всё потому, что если эту тварь разделить на две части, как дождевого червяка, то из нее тоже вырастет отдельная особь. Только у передней рот останется ртом, а у задней части ртом сделается то, что раньше было... другим местом. Мы сыпали корм ротожопам, зевали и чувствовали, как в бессмысленной деятельности утекает наше время. Ну в точности как перед телевизором!
___________________________________
[1] Вообще-то Oranus (вау-пасхалка в честь пелевинского "Generation "П" и камрада Эрнесто (Че) Гевары).
— Эх, была не была! — махнул лапищей Хагрид. — Пошли, гриффиндорцы, покажу вам животину, которая должна быть на вашем гербе заместо льва! А если особливо повезет, то, мож, и звепря встретим...
— Надеюсь, что не повезет, — услышала я тихое замечание со стороны Рона. — Мало охоты жало потом отовсюду выковыривать...
Хагрид, кажется, не услышал или сделал вид, что не услышал. Повел нас на свою любимую поляну, как-то хитро свистнул и призвал настоящего грифона. Существо было красиво и похоже на какого-то доисторического полуящера-полуптицу, кости которых откапывают палеонтологи в древних культурных (а вернее — бескультурных) слоях. Передние лапы грифа были удлинены, и крылья, растущие прямо из них, напоминали орлиные. Задняя часть красавца-зверя походила на львиную, но было заметно, что там повсюду тонкие кости и одни сухожилия под нежной, едва покрытой шерстью кожей. При этом хвост был необычайно длинным и увесистым:
— Это чтоб в воздухе повертаться удобнее. Морда-то вон какая тяжелая из-за черепа, а хвост, значить, равновесие обеспечивает. У него все кости полые, как у птах, иначе никакие крылья такую тушу с земли не подымут. Мышцы да перья.
— А сколько мозг весит? — поинтересовался Рон.
Хагрид крякнул:
— Ну ты и спросил! Не взвешивал. Но в иных книжках пишут, что ума у них маловато.
Я хотела поспорить, что интеллект не зависит от веса и объема мозга, иначе самым умным животным на планете был бы кашалот, но отвлекаться не стала. Было очевидно, что все эти средневековые картины о полетах верхом на настоящих живых грифонах — такая же выдумка, как наши магловские зеленые человечки из космолетов. Ему бы себя поднять, куда уж наездника, да еще и с седлом!
По слухам, потом на занятии со слизеринцами этому грифону взбрендило напасть на Малфоя. То ли тот раздразнил его, то ли зверь перепутал его с хорьком, которыми Хагрид подкармливает крупных плотоядных питомцев, но у лесника снова возникли проблемы с Министерством. Еще на первом курсе он рассказывал нам, что его выгнали из школы недоучкой и наказали преломлением палочки, которой он с тех пор пользовался, прикрутив обломки к основанию розового зонтика. Претензии к нему у Попечительского совета возникли, когда в шестнадцать лет он приволок в школу детеныша акромантула и даже дал ему кличку. Арагог, кажется, или как-то так. Это имя мне напомнило книги Толкиена. Когда арахнид, который и в младенчестве был размером с крупную собаку, немного подрос, то чуть не искусал однокурсника Хагрида, да еще и на глазах у нескольких ябед из Слизерина. Конечно же, эти смельчаки сразу настучали своим родителям, а те подали жалобу в Минмагии. Лишь после того, как на посту директора оказался профессор Дамблдор, Рубеусу Хагриду было разрешено вернуться на территорию школы в качестве лесника.
Заклинание Патронус мне удалось применить только ближе к Рождеству. До этого я просто не понимала, чего от меня добивается профессор Люпин, говоря о каком-то суперсчастливом воспоминании, в которое нужно погрузиться, чтобы вызвать мощного покровителя. Скажем так, я долго не могла найти то самое воспоминание. Нужно было подыскать такое, от которого ты просто терял голову, а у меня она никогда не отключается. Я будто всё время смотрю на себя со стороны. Так было до тех пор, пока я случайно не наткнулась на одно уже почти стершееся событие. В девять лет я решила самую сложную математическую задачу, над которой помимо меня бились многие старшеклассники. Вот это был катарсис! Мальчишки, прежде дразнившие меня ржавой уродиной и, когда получали по зубам, сдававшие меня своим мамочкам, после этого обращались с просьбами дать списать и готовы были на что угодно, лишь бы я помогла. К радости от победы над задачей примешивалось торжество от моральной победы над врагами. В общем, это был триумф, и так я смогла вызвать свою прекрасную выдру. Она серебристой торпедой плавала и ныряла в воздухе, кружа по классу на зависть остальным.
